Сицилийский ревнивец - Бэрд Жаклин. Страница 19
В отличие от Софи, Макс привычно играл роль души компании, острослова и эрудита, способного поддержать любую беседу. Он не упускал возможности поддеть Софи своими многозначительными комментариями, сопровождая их обезоруживающей улыбкой, то и дело брал ее руку в свою ладонь, подливал ей вина. Она хоть и оставалась безучастна к его петушиным наскокам, но внимательно наблюдала за тем, как добавляется ярости в его глазах. Ничего, ему полезно немного выйти из себя. Пусть помучается! Не ей же одной страдать! А потом, когда он приблизится к точке кипения, она скажет ему ласковое слово и выпустит его пар.
Софи почти ни с кем не разговаривала, хотя и старалась быть обходительной, если кто-нибудь к ней обращался с вопросом. Есть, пить и улыбаться — большего от нее и не требовалось. Она не спеша смаковала вино, задумчиво поглощала пищу, не позволяя происходящему вокруг нарушить размеренный ход пищеварения. Когда настало время для кофе и разговор оживился, разомлевшая от вина Софи посчитала уместным вторгнуться в диспут, который, как оказалось, касался различных способов привлечения денег для помощи онкологическим больным. Она довольно скоро потеряла нить беседы и очень удивилась, когда вдруг услышала свое имя.
— А почему бы нам в целях благотворительности не устроить аукцион, на котором заплативший наибольшую сумму сможет получить почетное право поцеловать очаровательную Софи? — выкрикнул хмельным тоном сидевший напротив нее мужчина, явно не джентльмен. — Уверен, даже пациенты не откажутся в нем поучаствовать. Будь я смертельно болен, один поцелуй этой красивейшей женщины всенепременно излечил бы меня, — продолжал он свою пошлую тираду. Все рассмеялись и посмотрели на нее.
— Сомневаюсь, что это сработает, — вмешалась в разговор Джина. — Софи относится к той категории роковых женщин, которые скорее доведут до сердечного приступа совершенно здорового мужчину, нежели будут посещать больницы как сестры милосердия. Ее красота не для увечных. Я права, Софи? — Джина явно перешла грань дозволенного, но все громко захохотали.
Софи готова была разрыдаться, услышав столь необоснованные обвинения в свой адрес от человека, который ее совершенно не знал.
— Не знала, что у тебя есть основания утверждать подобное, — тихо произнесла Софи, не надеясь, что в этой толпе незнакомых ей снобов хоть кто-нибудь встанет на ее защиту.
— В любом случае я никому не позволю тебя обижать, а целовать — тем более! — грозно воскликнул Макс, давая всем понять, что этот разговор ему не по нраву.
— Не принимайте подобные фразы близко к сердцу, — обратился к ней седовласый профессор по фамилии Манта, сидевший неподалеку. — Медикам вообще свойственны весьма циничные шутки, а подвыпившим медикам и подавно.
— Благодарю. Для меня эта тема достаточно болезненная. Моя мама умерла от рака груди, когда мне было одиннадцать. Три дня назад, двадцать пятого ноября, была очередная годовщина ее смерти. Я была еще ребенком, но два года, как могла, ухаживала за мамой. Разумеется, мои навыки по уходу за раковыми больными не котируются на столь высоком уровне, — грустно пошутила она.
— Не надо о грустном, пойдемте лучше танцевать, — профессор встал. — Вы не возражаете, синьор Куинтано? — с широченной улыбкой обратился он к Максу.
— Нисколько, — с натянутой улыбкой отозвался Макс, понимая, что это приглашение — прямое следствие не самой доброй шутки его сестрицы.
— Ну что, успокоились немного? — спросил профессор, ведя свою партнершу в танце.
— Да, спасибо. Простите. Я порой бываю эмоциональна до истеричности. Но мне кажется, что это была не шутка, а незаслуженное оскорбление.
— Пусть им будет стыдно, а вам стыдиться нечего.
— К сожалению, мне тоже есть отчего краснеть.
— Как и каждому из нас, — продолжал утешать девушку светило медицины. — К сожалению, мне не часто доводилось встречать таких очаровательных докторш, как вы.
— Жаль вас разочаровывать, но я не медик.
— Очень рад этому. По правде говоря, женщины-медички мне порядком успели надоесть. Иногда, особенно когда отдыхаешь, хочется поговорить о чем-нибудь более интересном, чем раковые клетки и метастазы. Давайте сменим тему. Расскажите, пожалуйста, о себе.
— Я лингвист, работаю переводчиком, иногда преподаю. Сейчас, например, я учу английскому детишек служащих моего друга, у которого гощу.
В следующий момент профессор Манта уже вербовал Софи к себе на службу. Как оказалось, он являлся членом наблюдательного совета престижной частной школы, в которой учились его внуки. А поскольку их постоянный преподаватель иностранного языка в тот момент отсутствовал по состоянию здоровья, ему срочно подыскивали замену до конца семестра.
— Я польщена, но не уверена, что смогу принять ваше предложение, — с сожалением сообщила Софи, однако взяла его визитную карточку и пообещала позвонить на днях.
Макс в бешенстве наблюдал со стороны, как Софи берет карточку из рук престарелого господина. Не в силах владеть собой, он подошел к танцующим, рывком потянул Софи к себе и гаркнул:
— Нам пора!
Быстро попрощавшись со всеми, они покинули собрание.
Глава десятая
— Отчего ты такая тихая, дорогая? — доверительно спросил Макс, наклонив к ней голову. — Расстроилась, что я похитил тебя у нового покровителя?
Несмотря на мягкость его тона, Софи похолодела.
— Это ваша семейная черта — подозревать людей во всех грехах без каких-либо на то оснований?
— Я так и знал, что ты скажешь нечто подобное. По-твоему, я, разумеется, не прав, а профессор — истинный джентльмен. Но ты от этого лучше не становишься. Лучше отдай мне по-хорошему его визитную карточку. В этом сезоне ты только моя.
— Какая гадость! Ты способен думать хоть о чем-нибудь, кроме своих альковных забав? — Она посмотрела в его жестокое лицо, желая увидеть вспышку ревности, но увидела лишь злость собственника. — У тебя извращенный ум. Профессор Манта предложил мне работу.
— Работу! Ты это так называешь? — дико захохотал Макс. — Боюсь, ему это не по карману.
Пререкания прекратились, когда Софи и Макс оказались в вестибюле, куда служащий отеля принес из гардероба их пальто. В этот момент Софи решила, что пора внести ясность и развенчать ложные представления своего «господина» об ее сексуальной неразборчивости.
Макс помог ей надеть роскошное соболье манто — одно из его щедрых подношений, вызывавших у Софи стойкое отвращение. Она пробовала отказаться от этого подарка, обосновывая свой отказ теплым Адриатическим климатом. Но Макс в свойственной ему приказной манере настоял, чтобы она приняла манто, сославшись на пример всех венецианских матрон, «зимующих» исключительно в дорогих мехах.
Стояла промозглая ноябрьская ночь. Софи самостоятельно взошла на борт катера, демонстративно проигнорировав услужливо протянутую руку Макса. Поплотнее завернулась в манто и закрыла глаза. То ли от усталости, то ли от неприятной сцены за столом у нее разболелась голова. И теперь ее раздражало буквально каждое слово, сказанное Максом, каждый его жест.
Остаток дня грозил превратиться в настоящее бедствие.
Софи решила больше не искушать судьбу. Она обязана объясниться с Максом. Так больше продолжаться не может.
Путь домой показался ей бесконечно долгим.
Наконец катер причалил возле палаццо, и Софи сошла на берег, опершись на руку Диего. Изнемогая от усилившейся головной боли, Софи на ходу выскользнула из собольих шкур и скрылась за дверью спальни. Быстренько сбросила туфли, украшения и платье и, приняв душ, облачилась в самую заурядную ночную рубашку. Вернувшись в спальню, она застала там Макса, попивающего виски.
— Задержана при попытке к бегству, — пошутил он. — Или, может быть, тебе вновь не терпелось вернуться в наше гнездышко?
— Мне не терпелось отмыться от той мерзости, которую ты и Джина на меня изливаете.
— Следи за своими словами! — осатанело взревел Макс, испугав Софи не на шутку. Она давно уже замечала, как его бесят любые ее ремарки относительно сестры. — Ты сама стала нападать на нее, как только мы появились на этом приеме. Даже хотела уйти, если помнишь. Многие люди заболевают раком, лечатся и выздоравливают. Я не понимаю твоего предубеждения. И попросил бы тебя не задевать Джину, — потребовал он, резко поставив стакан на прикроватную тумбочку. — Давай начистоту, хватит с меня этих экивоков.