Без ума от тебя (ЛП) - Гибсон Рэйчел. Страница 4

Красный «джип» Лили Дарлингтон Такер узнал раньше, чем увидел номера. За последнюю неделю, с тех пор как переехал, он привык готовиться ко сну в то время, как она с сыном выезжала на машине с подъездной дорожки.

Прежде чем посветил фонариком в салон ее «джипа», Такер думал о своей соседке как о… матери-одиночке с длинными светлыми кудрями и стройной фигурой. Остановив ее, он узнал, что ей тридцать восемь, хотя выглядела миз Дарлингтон моложе и симпатичнее, чем ему представлялось после беглых взглядов на нее. И была явно недовольна, что офицер имел наглость задерживать ее. Хотя он привык к этому. Люди вообще не очень любили видеть мигающие огни в зеркале заднего вида.

Дома Такера и Лили разделял двор и невысокий белый забор, за которым виднелись окна ее кухни. Сегодня — суббота. Огни в соседском доме еще не горели, но Такер знал, что к десяти сынишка Лили будет на улице стучать баскетбольным мячом по подъездной дорожке и мешать ему спать.

После двух лет отставки сон все еще был чуток. Один легкий звук, и Такер просыпался, определяя его местоположение, источник и точную природу.

Розочка вылакала молоко и вслед за хозяином из кухни прошла в гостиную. Пульт лежал на кофейном столике, который Такер сделал из старой двери. Он шлифовал ее и покрывал лаком, пока та не стала гладкой, как шелк.

Такер любил работать руками. Любил брать старую деревяшку и превращать ее во что-то прекрасное. Взяв пульт, он включил большой телевизор на канале новостей. Розочка запрыгнула на диван рядом, когда Такер наклонился развязать шнурки ботинок. Низкое мурчание вибрировало в груди кошки, пока она протискивала свое маленькое черное тельце под локоть хозяина. Наблюдая за последними новостями из Афганистана на экране телевизора, он закончил развязывать один ботинок и принялся за другой. Изображение танков и военных в камуфляже вызвало воспоминания о возбуждении, жестокости и скуке. О выбивании дверей, выстрелах в сторону всего, что движется, и том, как выглядели умиравшие товарищи. Об адреналине, страхе, от которого сжималось горло, и крови.

Розочка боднула макушкой его в подбородок, и Такер повернул голову, чтобы не задеть кошку. То, что он видел и делал в армии, совершенно точно повлияло на него. Изменило, но не так, как некоторых парней из тех, что он знал. Возможно, потому что Такер получил свою долю травм и стрессов еще до того, как завербоваться. К восемнадцати он научился профессионально справляться с тем, что подкидывала ему жизнь. И знал, как запереть это на замок и позволить катиться куда подальше.

Офицер Мэтьюс не получил в армии посттравматический синдром, как некоторые парни. О, конечно, Такер был нервным и на грани, но через несколько месяцев сумел приспособиться к жизни на гражданке. Возможно, потому что вся его жизнь была одним сплошным приспособлением.

Хотя теперь уже нет.

— Боже, Роз.

Мурчание и бодание кошки стали такими раздражающими, что он поднял ее и посадил на диван рядом с собой. Конечно, она не осталась на месте и свернулась клубочком у хозяина на колене. Вздохнув, Такер почесал ей спинку. Каким-то образом он позволил трехкилограммовой черной кошке с розовым носом взять под контроль всю его жизнь. Такер не знал точно, когда это случилось. Привык думать, что кошек заводят старушки, страшные девицы или геи. Тот факт, что у офицера Мэтьюса был построенный собственными руками кошачий домик размером в пять квадратных футов и кладовка, забитая кошачьей едой, успешно посылал все предрассудки к черту. Такер не был старушкой или страшным, или геем. Хотя он знал меру в покупке кошачьих принадлежностей.

Оставшись лишь в форменных брюках и термобелье, которое надевал под рабочую рубашку, Такер сделал себе солидный завтрак из бекона, яиц и сока. А когда мыл тарелки, то услышал первый стук баскетбольного мяча соседского мальчишки. Восемь тридцать. Парень появился раньше, чем обычно. Такер выглянул в окно, которое выходило на подъездную дорожку соседнего дома. Светлые волосы парнишки стояли на затылке торчком. На нем была серебристая парка «Даллас Ковбой» и красные спортивные штаны.

Когда Такер работал в ночную, то предпочитал ложиться спать до десяти и вставать к четырем. Он мог бы воткнуть беруши, но не хотел этого делать: ему не нравилась мысль, что во время сна один из его органов чувств будет заблокирован. Такер натянул кроссовки и серую толстовку с капюшоном. Может, если они с пацаном поговорят, то смогут что-то придумать.

Нажав на пульт и открыв гаражную дверь, он вышел на подъездную дорожку. Промозглый утренний воздух холодил руки, дыхание облачком зависало у лица. Такер направился к мальчику по полоске подмерзшей травы, пока в ушах звучало размеренное бум-бум-бум и звук удара мяча о баскетбольный щит.

— Эй, приятель, — сказал Такер, останавливаясь на участке соседки. — Холодновато, чтобы играть в такую рань.

— Я должен стать лучшим. — Белый пар от дыхания струился позади, пока парень пытался забить двухочковый и промахивался. Мяч ударился о кольцо, и мальчишка поймал его, прежде чем тот упал на землю. — Я стану лучшим в школе.

Такер засунул руки в карманы толстовки.

— Ты отморозишь себе яйца, малыш.

Замерев, мальчик поднял на него взгляд. Ясные карие глаза расширились, и парнишка засунул мяч под рукав своей объемной куртки.

— Правда?

— Нет. Неправда. Такер пожал плечами.

— Я бы не стал рисковать. Я бы подождал часов до трех или четырех, чтобы воздух прогрелся.

Парнишка попробовал сделать бросок в прыжке, и мяч снова прошелся по кольцу.

— Не могу. Сегодня выходной. И я должен тренироваться так много, как смогу.

Дерьмо. Когда мяч подкатился к ноге, Такер, наклонившись, поднял его. Он полагал, что мог бы пригрозить пацану каким-то штрафом или испугать арестом. Но не верил в пустые угрозы и применение силы против слабого. Он знал, каково это. А слова о том, что малыш отморозит яйца, не считались. Это и в самом деле могло случиться на равнинах Техаса. Особенно в ветреный день.

— Как тебя зовут?

— Филипп Дарлингтон, но все зовут меня Пиппен.

Такер протянул свободную руку:

— Такер Мэтьюс. Сколько тебе лет, Пиппен?

— Десять.

Такер не был экспертом, но мальчик казался слишком высоким для своего возраста.

— Моя бабушка сказала, что ты назвал свою кошку Розочка. Странное имя.

И это говорит ребенок по имени Пиппен? Такер несколько раз ударил мячом о землю.

— Кто твоя бабушка?

— Луэлла Брукс. Она живет напротив нас. — Он указал большим пальцем себе за спину.

А. Пожилая леди, которая безостановочно болтала и принесла ореховый пирог.

— У нас проблема.

— Правда? — Пиппен шмыгнул красным носом и вытер его тыльной стороной ладони.

— Да. Мне нужно поспать, а твой мяч заставляет меня просыпаться.

— Накройся подушкой. — Он склонил голову набок. — Или можешь включить телевизор. Моя мама иногда спит с включенным телевизором.

Ни то ни другое не подходило.

— У меня есть идея получше. Давай сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь. Если я выиграю, ты подождешь до трех часов. Если ты — я накроюсь подушкой.

Филипп покачал головой:

— Ты взрослый. Это нечестно.

Черт.

— Я дам тебе фору в первые три буквы.

Пацан посмотрел на свои пальцы, считая.

— И мне останется сделать только три броска?

— Ага. — Такер совсем не беспокоился. Он наблюдал за Пиппеном пару дней: тот играл отстойно. Такер бросил мальчишке мяч. — Я даже разрешу тебе начать первым.

— Ладно.

Пиппен поймал мяч и подошел к невидимой линии свободного броска. Дыхание облачком пара повисло перед его лицом, глаза сузились, он несколько раз набил мяч перед собой. Встал в неловкую для броска позицию, прицелился и промазал. Мяч пролетел мимо щитка, и Такер постарался не улыбаться, пока бежал к собственной подъездной дорожке, чтобы вернуть его. Он привел мяч назад и забросил двухочковый с левой руки.