Я клянусь тебе в вечной верности - Сакрытина Мария. Страница 73

«Что ты будешь делать, если она прикажет тебе убить Ланса?» – стучало в голове.

–?Конечно, Ваше Величество. Как пожелаете.

Хеления искоса глянула на меня и снова нахмурилась.

–?Нет, но чёрное… Мы едем на бал, Элоиза, тебе стоило хотя бы одеться наряднее. Кто же на тебя посмотрит, вот на такую, милая моя?

–?Простите, королева, я не успела переодеться, и меня всё ещё шатает после вашего последнего приказа. – Но этого говорить не стоило, Хеления и так знала.

–?Между прочим, и что же ты сделала со жрецами Матери, Элоиза? – вскинув брови, поинтересовалась королева.

Я тоже посмотрела в окно, но не увидела ничего, кроме бликов фонарей да коней эскорта.

–?Наслала на них мор, госпожа, – держать лицо у меня давно уже получалось очень хорошо. Конечно, жрецы Матери осуждали жестокие действия королевы, осуждали приказы, которые она мне давала. И, конечно, дождались, что она отдала приказ расправиться с ними.

А то, что я молилась Матери, королеву Запада совершенно не волновало.

Хеления тихо рассмеялась, изящно отбросив серебристую прядь со лба.

–?Молодец, моя милая. Но выглядишь ты ужасно. Найди себе кого-нибудь на балу. Говорят, этот новый мальтийский шпион от выскочки де Креси очень даже ничего. Пообщайся с ним.

–?Королева приказывает? – тихо откликнулась я, старательно глядя в окно. Пусть не видит моих чувств, пусть видит равнодушие.

–?Да, – царственно кивнула Хеления. – Приказываю. Набирайся сил, Элоиза. Ты нужна мне.

–?Как прикажет моя госпожа.

За эти пять лет я желала ей смерти всеми способами, какие были доступны человеку и нечеловеку, и я же дарила ей молодость, красоту и здоровье. Своими руками. Не может быть под небом большей иронии, чем жизнь, которую я вела.

Я умею читать в душах людей. Я могу сделать так, чтобы они были для меня открытой книгой – и я читала в душе Хелении, когда выбирала её своей госпожой. Она была неплохим выбором – уж точно лучше старика Горлойса с Севера, любителя колесования и законченного параноика. Я даже думала, мы с Хеленией похожи – для нас обеих мужчины лишь способ приятно провести время, нам обеим важны только мы, и мы обе одиноки. Когда я приносила клятву, была уверена, что мы если и не станем подругами, то уж точно не будем врагами. В конце концов, я подарила королеве Запада то, о чём она мечтала, – вторую молодость и могущество. Всё же, что я хотела взамен, – перестать быть одинокой и спокойно растить сына. Хеления уже не могла родить, даже с моими способностями – она молодела, да, но оставалась бесплодной. Если только целитель… Но к нему Хеления никогда бы не обратилась, даже ради наследника. К тому же дети никогда не были её слабостью.

Хеления сделала всё, чтобы они не были и моей. После Амира, после Овидия, даже после Валентина мне и в голову не приходило, что со мной и правда могут обращаться как с вещью – как с настоящим мечом. Зак предупреждал меня, но я никогда не воспринимала его слова всерьёз. Зря.

Люди меняются. Наверное, над этим смеялся Трикс, когда создавал нас, – дай могущественное оружие праведнику и, кто знает, не станет ли он убийцей? Чародеи вытаскивают самые тёмные, самые жестокие и страшные чувства, разрушая душу, и, наверное, надо быть очень сильным, чтобы не поддаваться соблазну власти, которую мы даём. Об этом говорил мне Амир, но я не понимала. Тогда. Взглянув на Хелению спустя полгода после клятвы, я увидела это воочию. А ведь она даже праведницей никогда не была.

Но надо отдать королеве должное – она подарила мне замок Дар: спрятала меня в нём, если точнее. И не стала устраивать мне выкидыш. Наверняка знала о последствиях первого, когда я чуть не умерла. А ей была нужна чародейка, были нужны молодость и власть. К тому же возможность иметь под рукой моего сына, тоже потенциального чародея, наверняка её прельщала. Несмышлёный, невинный ребёнок, не принёсший клятвы, – куда более ценный товар, чем даже я, прекрасно понимающая, что мне приказывают и что я вынуждена делать.

Мне прислали врачей, самых опытных, со всей Магианы – Хеления не скупилась. Я снова чуть не умерла, истекая кровью теперь уже во время родов. А когда пришла в себя, слабая и разбитая, и потребовала принести мне сына, Хеления, сидевшая у моей кровати, улыбаясь, объявила, что мальчик останется у неё и что я не должна никогда никоим образом пытаться найти его. «Но вы же клялись! – непонимающе шептала я. – Вы же обещали, что будете растить его как сына!» Я только тогда поняла, как можно играть словами клятвы. «Ну конечно, милая, – отозвалась Хеления. – И ты же не думаешь, что я бы оставила своего сына с такой, как ты. Забудь, милая, и поскорее поправляйся. Я пришлю тебе своих гвардейцев, чтобы ты побыстрее пришла в себя».

Это был самый страшный жизненный урок – с клятвой. А Зак когда-то смеялся, слушая мои рассуждения про «низко» и «мошенничество». Низко – да, но люди не остановятся ни перед чем, чтобы сковать чародея. На три долгих года я вынуждена была забыть про сына, связанная собственной и, главное, добровольно данной клятвой. Хеления пользовалась мной и не скрывала этого. «Милая Элоиза, ты же не думала, что я буду тебе доверять? После того, как ты убила своего первого господина? Глупая девочка». Зак был прав: если с тобой обращаются как с мечом, виновата только ты. И теперь я ошиблась, и за эту ошибку платил мой сын тоже. За это мне себя никогда не простить.

Я хотела избежать одиночества при дворе Запада? Я никогда не была более одинока, чем здесь. Хеления позволяла мне делать всё, что я хотела, – «питаться», как она это называла, с её подданными. Первое время я находила удовольствие, развлекаясь с её фаворитами и убивая их. Потом до меня дошло, что для королевы они не более чем мусор, пыль под ногами – как и для меня. Конечно, у меня появлялись и свои любовники. Как и в Овидстане, людям хотелось власти, хотелось защиты – от меня и королевы. Они думали, что, отдавая мне себя, всё это получат. Глупцы.

А Хеления продолжала давать мне уроки. Она хотела сильный меч, и она научила меня обращаться с людьми как с пылью. Справилась с этим, кстати, лучше Зака. Я насмотрелась при её дворе столько… Её фавориты желали ей смерти, её подданные подкладывали в мою кровать своих детей, чтобы получить милости для себя. И они все желали свергнуть Хелению, убить меня и подраться потом за трон и корону. Я читала их мысли, и меня тошнило от них, уже спустя три года я убивала очередных заговорщиков и не чувствовала ничего. Ни жалости, ни удовольствия.

Меня боялись – я была ужасом, прежде всего для самого Запада, что, конечно, повлекло парочку восстаний, которые я же и усмиряла. Меч королевы. От моего взгляда матери прятали детей, полагаю, мной пугали глупых юнцов в гвардии – из них я чаще всего «получала» любовников от королевы. Меч королевы, меч Запада…

Холод, одиночество, чужая постель, фальшивая нежность – я имела всё это сполна. Единственное, чего мне не приходилось делать ради Хелении, – это лгать. Незачем это мечу. Поэтому я могла не прятать взгляд и носить чёрное, скучное и уродливое. Какая разница, как я выгляжу, – кого мне соблазнять? В постели меня всё равно кто-нибудь согреет, по приказу королевы или желая милости. Так зачем?

Я начинала понимать чародеев, принёсших клятву и в большинстве случаев кончавших жизнь самоубийством. Это страшно, когда тебя за человека не считают. Неужели у нас только два пути – умереть или быть чудовищем вроде меня сейчас или Зака?

Спустя три года я увидела во сне мальчика – маленькую копию давно похороненного мной воспоминания о рыцаре. Малыш сидел на каменном полу у погасшего камина в одной рубашке, несмотря на падающий за окном снег. Смотрел на меня очень серьёзно. И звал: «Мама!»

Он привёл меня – я же не могла его искать, не имела права. Замок в горах Адвера – не будь со мной волка, я бы и дорогу не нашла, там такие перевалы…

Его охраняли, как королевского преступника, – одни солдаты, никаких слуг. Я привычно отмахнулась от всех, кто заступил мне дорогу, поражённая скудостью обстановки и отсутствию хоть какого-то уюта. Тюрьма, а не замок. «Мама!» Трёхлетний Никки ждал меня в какой-то холодной каморке, очень маленький, крошечный по сравнению с волком, принявшимся тут же его облизывать. Мальчик хрипло смеялся, а я смотрела на него, не в силах отпустить дверь, и кусала ладонь до крови, чтобы не закричать.