Особенные дети (СИ) - "F-fiona". Страница 91

Это было сложно. Фантастически сложно. Пуля была крохотной и смертельно опасной. Она была для меня мини-ядерной бомбой, способной остановить жизнь. Она была юркой, как куница, тяжёлой, как свинец, горячей, как кровь. Я всё ещё сдерживал её. Бешено крутящуюся, визжащую. Не дам. Не позволю.

- Знаете, профессор, - шепчу я, чувствуя кровь, текущую по груди, - ваша проблема в том, что вы недооцениваете людей. Особенно меня.

Скопировав улыбку у Кота, я улыбаюсь этой сумасшедшей улыбкой, когда сжимаю, онемевший кулак и направляю пулю Руслана прямо в грудь профессора. Его механический глаз замечает опасность слишком поздно. Он же был увлечён мной и не ожидал от полуживого мальчика такого. Грудную клетку профессора разрывает. Его белоснежный халат забрызгивает кровь, кусочки тканей. Он кричит. Яростно, бешено. Он бессилен тут. Силы покидают его со скоростью света. Вместе с силами утекает и жизнь. Он не был к этому готов, а то защитился бы десятком своих изобретений. Он не ожидал такого поворота. Его компьютер не смог спрогнозировать такой исход.

- Убить их! – кричит профессор, падая на колени. Но военные не шевелятся. Они сжимают оружие и смотрят на развернувшееся перед их глазами действо.

Профессор хрипит и корчится на полу. Внезапно он начинает хохотать. Его змеиный глаз бешено извивается на полу.

- Даниэль, - сплёвывает кровь он и смотрит на меня, - есть ещё один человек, которого спасла мать Руслана. О нём ты не знаешь. И не узнаешь, потому что я унесу это с собой в могилу. Он возненавидит тебя. И он единственный сможет свергнуть тебя с твоего пьедестала.

Тогда я совершенно не понимал, как важно было сказанное профессором. Не понимал. А зря. Хотя, даже если бы понял, то всё равно он ничего бы мне не сказал.

Змеиный глаз вздрагивает и замирает. Как и профессор. Уже навсегда.

Несколько секунд военные переглядываются, понимая, что их начальник убит. Руслан нетвёрдой походкой направляется ко мне и падает передо мной. Его руки дрожат, когда он расстёгивает металлические браслеты, удерживающие меня.

- Малыш, - он хватает моё лицо в свои руки, - малыш…

- Всё хорошо, - в последний раз улыбаюсь я. – Ты живой.

- Даниэль… - он закрывает ладонями дыру у меня в груди.

- Руслан, скажи, ты помнишь? – я сглатываю сладкую кровь, наполнившую рот. – Помнишь того маленького мальчика в коме? Как ты приходил к нему?

Он молчит. Закрывает мою рану и молчит.

- Скажи же!

Быть может, у нас осталось меньше минуты. Говори, Руслан. Так сложно, да? Не молчи, пожалуйста. Скажи мне правду. Ты же помнишь, я знаю. Ты помнишь, что я в твоей жизни уже очень давно и тебе так тяжело с этим смириться. Пожалуйста. Не молчи же…

- Да, - Руслан смотрит на меня так, что я могу выдохнуть со спокойной душой. – Я всё помню, Даниэль.

Мне становится так хорошо, словно мне вкололи огромную дозу какого-нибудь наркотика. Он помнит. Ну, теперь можно и умереть.

- Кот, - улыбаюсь я, когда мужчина появляется в поле моего зрения.

- Ты спрашивал, почему Кот, - он садится передо мной в ту же позу, что и Руслан, расстёгивает пижаму на моей груди, - помнишь? Я сам выбрал это имя. Давно, ещё в детстве. И заставлял всех называть так меня. Так, а не как в свидетельстве о рождении.

Он стягивает с меня пижамную рубашку, обнажая грудь, кладёт пальцы под впадинки ключицы и впивается ногтями глубоко в кожу. Глаза Руслана круглые, но он не препятствует. Кот что-то подцепляет внутри меня и тянет на себя. Я поднимаю голову к потолку, пытаясь пережить очередную боль. А Кот всё тянет и тянет на себя нечто, сидящее у меня в груди. Нечто, что он сам туда поместил утром, когда шептал: «Выживи, пожалуйста». Нечто – это гениальнейшее изобретение профессора. Тонкая сетка из прочнейшего и легчайшего вещества. Сетка садится на грудь и сама вживляется под кожу. Получается этакий невидимый бронежилет. Единственное, что не доработал профессор – время использование сетки. Оно составляет около шести часов. Больше и она начинает разлагаться, отравляя своего носителя. Ещё один большой плюс сетки – она обработана заживляющим веществом и следов после себя не оставляет.

Кот в последний раз дёрнул сетку на себя, и она покинула мою грудь вместе с пулей. Кровь на моей коже стала пениться и испаряться, тонкие порезы и рана стали затягиваться на глазах.

- Так почему же Кот? – обессиленный, спросил я. Сознание уплывало. Слишком много для одного меня.

- Потому что котов все любят.

Глава 19

Я едва не пропустил самое интересное, когда Руслан тащил меня на руках наверх, а Кот прикрывал нас. Военные не знали, что с нами делать. Зато знала преданная помощница профессора, крайне расстроенная то ли уходом Кота из своей жизни, то ли уходом профессора.

В лучших традициях всех боевиков за нами гнались вооружённые военные, стреляли, угрожали. Правда, как-то не особо резво, можно сказать, без интереса. Кот, предусмотрительно стащив карточку, мог открыть все двери, и мы легко добрались до лифта, ведущего наверх.

Пока Кот и Руслан сверлили друг друга взглядами, я воевал со своим организмом, решившим всё-таки отключиться. Воевал с переменным успехом, то он одерживал победу, и я закрывал глаза, не участвуя в действительности, то я, и тогда помогал своей силой отбивать атаку военных.

В лифте было невозможно душно. Руслан, который не выпускал меня из рук, был горячим, как полуденное солнце. Я промычал что-то по поводу того, что могу стоять самостоятельно. Получил гневный взгляд. Обоих. Идиоты. Все вокруг такие идиоты.

Лишь когда мы выбрались на поверхность, запрыгнули в машину, и Кот с пробуксовкой тронулся, я позволил себе потерять сознание, прижимаясь к Руслану.

***

- Я так волновалась, Даниэль.

Мама плакала. А я чувствовал себя виноватым. Я всегда чувствую себя виноватым, когда она плачет. Учитывая, что она беременна, так я вообще, получаюсь, виноват в кубе.

- Прости, мам, - повторил я уже в десятый, наверное, раз.

- Так нельзя, Дани, - она вытерла слёзы рукавом свитера. – Ты ни разу не позвонил! Как так можно? Как?

В дверь палаты постучали, и появился Валерий Иванович с пакетом апельсинов. Увидев, что мама опять плачет, он только вздохнул.

Кот доставил нас с Русланом в ближайший город к больнице и исчез в неизвестном направлении, пообещав, что нас больше никто и никогда не побеспокоит, в том числе и он. Почему-то я ему верил. Он единственный, кто может уладить вопросы с помощницей профессора, которая, судя по всему, займёт его место. Надеюсь, она более вменяемая и не собирается жить вечно. Ну, по крайней мере, у неё не было этого кошмарного змеино-механического глаза.

В больнице меня обследовали и «обрадовали» - руке была нужна операция. Некоторые кости были раздробленными. Причём, немедленно. Тут Руслан подключил своего крёстного. Нас на ближайшем самолёте доставили домой, где в больнице меня ждала бригада врачей в операционной. Было очень страшно. Наркоз будто бы и действовал, но мне казалось, что всё происходит без обезболивания. Анестезиолог рассказывал, что прямо посреди операции я открыл глаза и пробормотал что-то про Кота. Не помню.