Арлекин - Гамильтон Лорел Кей. Страница 37

— Нет.

У него-то заморочек куда больше, чем у Мики.

Его рука неуклюже погладила мне бедро, будто он ею не слишком хорошо владел. Потом она скользнула между ног. Я сказала, полусмеясь:

— Нет-нет, не надо. Еще не надо.

Он поднял руку — я увидела кровь у него на пальцах.

— Я тебе сделал больно?

Его голос уже звучал более уверенно и не так посткоитально.

— И да, и нет.

Он сумел приподняться на локте:

— У тебя кровь, Анита. Это было больно.

Я посмотрела на его пальцы.

— Немножко, но это была хорошая боль. Теперь вот только это заболит, я сразу вспомню, что мы делали.

Лицо его замкнулось, и он смотрел на кровь у себя на пальцах, как на улику.

— Ричард, это было чудесно, прекрасно. Я не знала, что ты раньше так сдерживался.

— Вот и надо было сдержаться.

Я тронула его за плечо:

— Ричард, не надо. Не делай плохо из того, что было хорошо.

— У тебя кровь, Анита. Я тебя так оттрахал, что теперь у тебя кровотечение.

Я думала было сказать одну вещь, но не знала, лучше от этого станет или хуже.

Он отодвинулся от меня, сел на край ванны, свесив ноги, и смыл кровь.

— Да ничего со мной не случилось, Ричард, честно.

— Ты же не знаешь наверняка, — ответил он.

Я приподнялась — с ноющей болью глубоко внутри. Может быть, более сильной чем обычно. На мраморе была кровь, но не слишком много.

— Если это и все, то ничего страшного.

— Анита, у тебя никогда не было раньше крови после секса.

Пришло время истины. Я только надеялась, что выбрала правильный вариант.

— Нет, была.

Он посмотрел на меня, наморщив лоб.

— Нет, не было.

— Была, просто не с тобой.

— С кем… — начал он, и сам закончил: — С Микой?

Было видно, что это ему очень не нравилось.

— Да.

— И вот столько было крови?

Я кивнула и села. Эндорфины уходили быстро, мрамор холодил кожу. Я протянула руку Ричарду:

— Помоги мне обратно в ванну залезть.

Он принял ее почти машинально, как будто в этом было нечто большее, чем он хотел бы. Он помог мне спуститься в ванну, и я тихо ойкнула от боли. Да, некоторая травма есть, несомненно, но нельзя сказать, чтобы меня сильно порвали. Такое у меня бывало с Микой. Я не хотела бы такой брутальности каждую ночь, но иногда вполне могу выдержать, а когда это в подходящий момент, то бывает даже восхитительно.

— И так серьезно тоже бывало?

— Да не так это серьезно, как ты говоришь, Ричард. Какие-то разрывы есть, но не то чтобы меня порвали.

— Не вижу разницы.

Я легла в воду, опустилась в нее, расслабив пострадавшие части тела. Как ни странно, болело только внутри. Ноющая боль ушла из мышц, смытая волной секса и ardeur’а. И то хорошо.

— Я хотел тебя поиметь, Анита. Оттрахать изо всей силы. Это я и сделал.

— Правда, было чудесно? — спросила я.

Он кивнул:

— Да, но если тебе так пришлось, подумай, что я мог бы сделать с женщиной, не защищенной вампирскими метками. Просто с человеческой женщиной.

Я опустилась в воду так, чтобы намочить волосы, потом села, чтобы посмотреть на него. Очень у него вид был грустный и потерянный.

— Я слышала про такие случаи, Ричард. Сломанные тазовые кости, раздавленные внутренние органы, пострадавшие, которых потом сшивали хирурги.

— Когда мы с людьми, нам всегда приходится быть осторожными.

— Я слышала.

— А я не знал, можешь ли ты такое перенести, Анита. Не знал, сломаю тебя или нет. И мысль, что я могу тебя трахать до самых таких глубин, которые для прикосновения не предназначены, — мысль эта возбуждала. Я не хотел этого делать, но сама возможность заводила невероятно. Это же психоз?

Я моргнула, не зная, что сказать.

— Совсем не уверена, что это психоз. Ты же этого не сделал? Просто об этом думал, эта мысль тебя возбуждала, но ты же не стал рвать меня пополам, чтобы ее осуществить. Это как жестокие фантазии: в реальности ничего сексуального в них нет, но сама мысль об этом, мысль о насилии в разгар секса — она может резко повысить уровень секса.

— И ты меня не боялась?

— Нет.

— Почему?

— Я знала, что ты не станешь меня травмировать.

Он снял презерватив и сказал:

— На нем кровь.

— Я не травмирована, Ричард. Во всяком случае, не больше, чем мне хотелось.

Честно говоря, может, и больше. Приятная боль между ногами — это хорошо, но начинало болеть уже ближе к пупку. Это означает обычно, что вы переусердствовали. Но Ричарду я не могла этого сказать.

Он посмотрел на меня:

— Ты только что вздрогнула от боли.

Я закрыла глаза, плавая в воде.

— Не понимаю, о чем ты.

Вода шевельнулась — это Ричард влез в ванну. Я села, но он уже стоял надо мной — и что-то было зловещее в том, как он надо мной навис. Почти все время мне удается не замечать, как он огромен во всех смыслах, но иногда — вот как сейчас — он мне это показывал. Он не старался меня запугать — то есть не думаю, что старался. Такой цели, во всяком случае, у него не было.

Неотмирная энергия потекла от него, будто снова нагрели воду. Я отодвинулась, села у стенки ванны. Встать — это бы не помогло, он бы все равно надо мной высился. Кроме того, у меня начало сводить судорогой живот — или то, что ниже, так что непонятно, смогу ли я стоять, не согнувшись. А это не помогло бы. Неужто травма, настоящая травма? Не тот вопрос, который мне бы хотелось задавать по необходимости.

— У тебя серьезные повреждения?

Как-то слишком близко оказался этот вопрос к тому, о чем я только что подумала. Я попыталась вернуть щиты на место — от секса они иногда слетают вмиг.

Ричард встал на колени, уперся руками в стенку по обе стороны от меня. От этого у меня опять внизу напряглось, и это было больно — я чуть не вскрикнула. Смогла сдержаться, но он приблизил ко мне лицо и спросил:

— Тебе больно?

— Ричард, пожалуйста, не надо, — шепнула я.

— Тебе… больно?

Его сила всплеском прошла сквозь меня, и я действительно вскрикнула — не от удовольствия.

— Если не будешь держать силу в узде, можешь пробудить моего волка, — сказала я сквозь стиснутые зубы. Во-первых, мне было больно. Во-вторых я начинала злиться.

Он придвинулся еще ко мне и сделал глубокий вдох — обнюхивал меня. Его сила теплым и влажным жаром обдала меня, и я закрылась щитами, как могла, от него, от его силы, от всего этого. Я представляла себе камень, кирпич, складывающий стену, за которой можно спрятаться и выставить ее на пути у Ричарда.

Он заговорил прямо мне в щеку, обжигая горячим дыханием:

— Боль имеет запах, ты это знаешь?

— Нет. Да.

Я сама себя когда-то учуяла, когда зверь впервые проснулся во мне.

— Тебе… больно?

Он произнес эти слова медленно, с расстановкой, и губы его шевельнулись у моей щеки.

Снова меня ударило судорогой, я сдержалась, чтобы не согнуться пополам. Мне стоило усилий сидеть в воде, когда он ко мне прижимался, и не реагировать. Он намекал, что чует мою боль. Ликантропы часто умеют чуять и ложь. Поэтому я сказала единственную правду:

— Да.

Он меня поцеловал в щеку и сказал:

— Спасибо.

Потом встал и вылез из ванны, взял полотенце из кучи, которая вроде бы тут всегда есть.

— Куда ты? — спросила я, хотя, честно говоря, была готова к его уходу.

— От тебя.

От следующего приступа боли я позволила себе согнуться. И не стала делать вид, что мне не больно. Он хочет быть сволочью — пожалуйста. Когда я подняла голову, Ричард уже завернулся в полотенце вокруг пояса. Всю свою потустороннюю энергию он вобрал в себя, и если закрыл свою наготу, то закрыл больше, чем тело.

— Я пошлю за врачом.

— Нет, пока не надо.

— Почему?

— Потому что еще может пройти.

Он наморщил лоб:

— Ты говоришь так, будто такое уже бывало.

— У меня бывали схватки, хотя и не такие сильные, но они проходили.

— Мика.

Это имя прозвучало как ругательство.