Королевская кровь (СИ) - Котова Ирина Владимировна. Страница 10

   Через несколько дней он получает сообщение с предложением встретиться вечером в арт-кафе "Империя" в самом центре. Место для томных аристократов, с кабинками для приватных встреч, и умеющими молчать официантами. Молодая женщина ждет его у окна в приват-ложе, курит, она сильно накрашена - бледное лицо, темные глаза, темные волосы, ярко-алые губы. Весь вечер он любуется ею, напоминая себе, что он на задании, а она замужем. Он любит таких, как госпожа Симонова - тонких, ухоженных, дорогих. Но почему-то иногда, пока он ее слушает, в памяти всплывает другое лицо - лицо уставшей, заплаканной женщины, и прозрачные от слез серо-голубые глаза.

   - То, что я вам расскажу, останется между нами, - предупреждает она.

   - Но как же книга? - удивляется "писатель".

   - Плевать, выкрутитесь как-нибудь. Мое имя упоминать запрещаю. Понятно?

   - Понятно, - покорно кивает головой подставной журналист. - Зачем же вы тогда решились на встречу?

   - Я устала жить с этим, - тихо говорит леди, и "Евгений" вдруг со всей очевидностью понимает, что она на грани истерики. - Мне нужно хоть с кем-то поделиться, иначе я сойду с ума.

   Екатерина тушит сигарету, вытаскивает ее из мундштука и тут же закуривает вторую.

   - Мне кажется, что я видела ее после...после того, что случилось, - наконец произносит она, и видно, что она страшно переживает.

   Писатель резко наклоняется к ней, глаза его блестят:

  -- Как? Когда?

  -- Сначала, - она роется в сумочке, - вы мне поклянетесь на проклятие ,что не причините ей вреда.

   Люк, понятия не имеющий, зачем Тандаджи ищет королевскую семью, с некоторой опаской берет плоский, черный камень с иголочкой посередине.

   - Я, Евгений Инклер, клянусь, что собираю информацию исключительно в познавательных целях и не для причинения вреда королевской семье или ее членам, или тем, кто дает мне информацию, - и он прокалывает указательный камень торчащей иголочкой. Кровь шипит, впитываясь в парные желобки для сбора крови, отходящие крестом от иглы, а запястье его окутывает едва ощутимая невидимая лента клятвы.

   Симонова кивает, клятва ее устраивает, она даже расслабляется немного. "Да уж,- думает Люк, отважная женщина". А если б он оказался из тех, кто давно ищет королевскую семью, чтобы уничтожить? Как она справилась бы с ними?

   - Интересные вещицы у вас во владении, - замечает он, откладывая окровавленную салфетку, которую он прикладывал к ранке, доставая сигарету и закуривая.

   - Наследство от бабульки, - спокойно отзывается Симонова, - она ведьмой была.

   "Инклер" чуть не давится дымом от таких признаний. Ах, да, чего ей бояться, он же клятву закровил, что не причинит ей вреда.

   - Именно поэтому, - говорит она с нажимом, - я прекрасно знаю, что никто из королевской семьи не имел ведьмовства ни на каплю. Ни-че-го черного в них не было.

   Люк уже с некоторой опаской смотрит на молодую аристократку, сидяшую перед ним. Ее суждению можно доверять, черная черную почует издалека. Но как, интересно, им удается скрываться?

   - Мы постоянно принимаем настои, подавляющие агрессию и призывные способности, - объясняет Екатерина, поняв его невысказанный вопрос. - Так что не бойтесь, демонов тут не появится, и кровь вашу я пить не буду. Тем более, что второе - преувеличение. Мы сосем энергию, а не кровь.

   - Но как же, - Люк задумывается, пытаясь сформулировать, - откуда все эти слухи, фотографии?

   - Они все, девочки, имею в виду, обладали какой-то специфической силой, это точно. Но она не черная, я еще раз вам говорю. Значит, кому-то было очень нужно, чтобы их посчитали черными.

   - Даже не знаю, что сказать. Вы меня обескуражили, леди. Расскажите мне, пожалуйста, про королевскую семью. И про то, как и когда вам показалось, что вы видели принцессу Марину.

   Она делает глубокий вдох. Пока она думает, в кабинку, постучавшись, заходит пожилой официант. Он, не здороваясь, ловко расставляет чашечки с кофе, конфеты, мороженное, пирожные, меняет пепельницу и величественно удаляется. Екатерина перехватывает его удивленный взгляд.

   - Я, когда нервничаю, либо курю, либо сладкое ем, - объясняет она, набирая ложечкой мороженное, - успела заказать, пока ждала вас.

   - И как вам удается сохранить такую фигуру?! - восхищается он вполне искренне, а она даже расслабленно как-то смеется и грозит ему облизанной ложечкой.

   - Осторожно, господин Инклер, а то я подумаю, что вы со мной флиртуете.

   - Он наклоняется вперед, позабыв и про бороду, и про дурацкие светлые волосы, и хрипло говорит:

   - А что, если и так?

   И видит ответ в ее расширившихся зрачках.

   Эту ночь они проводят вместе, и их любовь болезненна и остра, как у всех одиноких, случайно пересекшихся людей.

   Наутро, одеваясь и периодически затягиваясь из лежащего на подставке мундштука, Кэти спокойно рассказывает о своем детстве и юности. Люк вытирается после душа и внимательно слушает ее. О том, как придя в первый класс императорской гимназии, где учились дети аристократов, она увидела заплаканную светленькую девочку и с удивлением узнала, что эта плакса - третья принцесса Марина Рудлог. О том, как ей стало жалко всхлипывающую малявку, и она подсела к ней и поделилась шоколадкой. Как ее с родителями, до того бывавшими в дворце только на общих приемах, пригласили в личные королевские покои, где была Марина, хорошенькая, как куколка, в нарядном кружевном платье, и сама королева.

   - Ее Величество приняла нас очень ласково. Маринка рассказала ей, что подружилась с девочкой, которая ее успокоила и поддержала, и Ирина-Иоганна решила поближе познакомиться с семьей такой "великодушной леди".

   Последние слова она произносит с иронией. Она и не думала дружить с плаксой, и как можно назвать человека другом за день? Однако Марина, воспитанная в ограничениях дворца, не имела опыта дружбы, и поэтому стремилась к любому человеку, который был к ней добр. Вот так, благодаря половинке не самой дорогой шоколадки, ее семья стала вхожа в ближайший круг принцессы. Благодаря ей судьба и самой Екатерины, и ее сестер сложилась наилучшим образом, - сама Екатерина, происходящая из не самого родовитого рода, сделала отличную партию, выйдя замуж за герцога, сестры ее тоже не остались без выгоды.

   - Марина всегда очень переживала из-за всего, у нее такой несколько невротический тип характера был, - говорит она. - Плохая оценка, замечание, парень не так посмотрел, - она в слезы. А я всегда была жилеткой.

   Единственное, когда она не плакала - это со своими животными. Как-то Огонек, конь такой у нее был, - поясняет Кэти, - случайно брыкнулся и заехал копытом ей в бедро. Вскользь, но синячище был на пол-ноги, черный. Так она даже не всплакнула, представляете? Зато как ругалась королева, как грозилась не пускать больше к лошадям. У Ее Величества к Маринке всегда было особое отношение, мне даже казалось, что она ее любимица. Во всяком случае за нее она тряслась больше всего. Но вот тогда, когда мать пообещала отобрать Огонька, я первый раз увидела у Марины приступ фамильного гнева, испугалась страшно.

   Она одевает в уши тяжелые серебряные серьги, видимо, тоже непростые, бабушкины. Серьги завораживают, качаются, стелятся по изящной шее.

   - Выпускались тоже вместе, напились тогда, как поросята, - смеется она, - и нас личный водитель вез до дворца, а там уже из рук в руки передавали, чтоб королеву не встретить. Ей потом все рассказали, конечно, и она сама лично нам наутро читала лекцию, как правильно пить. А нам тааак плохо было, это что-то. Правда, моим родителям королева сказала, что все было в порядке, мы вели себя прилично и пришли вовремя. Удивительная женщина, никогда не понимала, что она сделает в следующий момент, как отреагирует. Жаль, что все так потом вышло.