Огненный Зверь (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна. Страница 47
- Ну, я же говорила, пальчики оближешь!
- Да, съедобно, - пробормотала я.
Я посмотрела в окно на заходящее солнце, ветер не унимался, а, наоборот, превращался в штормовой. Недавно слышала прогноз, синоптики обещали скорый циклон. Впрочем, немудрено после такого ветра.
Я снова повернулась к собеседнице и подвела итог.
- Раз уж ты отсмеялась, а я перебесилась, теперь мы можем поговорить.
- Разумно, - согласилась та. - Спрашивай.
Я всегда поражалась наглости некоторых людей, похоже, Илона тоже излишней скромностью не страдала. Подумать только, она меня сюда вытащила, в прямом смысле привезла и усадила, а теперь, оказывается, это не она хотела мне что-то рассказать, а я должна была что-то спросить.
- Зачем мы здесь? - повторила я свой вопрос, заданный несколько минут назад, но уже совсем другим тоном - спокойным.
- Начистоту? - прищурилась она.
- Начистоту, - я все еще хорошо держала себя в руках.
- Ладно, - Илона вздохнула, будто ее принуждают сделать что-то, чего она ужасно не хотела. - Я позвала тебя не по одной причине, их несколько.
- Самая весомая из них? - спросила я, словно прокурор на суде.
- Ну-у, - она пила чай и смотрела на меня, из-за чашки я видела только два черных глаза, намеренно злила и медлила, я не сомневалась.
В ответ на провокацию я улыбнулась:
- Битья посуды не будет, можешь не стараться.
- Эх... - Илона снова вздохнула, на этот раз, кажется, не наигранно. - Как я и говорила, причин несколько. Самая весомая, как ты говоришь, просьба Владимира Петровича.
Ей все же удалось поколебать мое спокойствие. Я удивилась. Владимир Петрович? Он-то тут причем? А потом я снова расслабилась, и чего, я спрашивается, удивляюсь? Куда же без старого кукловода?
- И о чем же он просил? - сама собой в этот момент гордилась, лицо спокойное, голос ровный.
Илона хмыкнула, отметив и это.
- Ничего особенного, - ответила она. - Старик волнуется за тебя. Говорит, ты постоянно напряжена, делаешь успехи, но от этого еще больше замыкаешься в себе. А так как я единственная женщина в коллективе, попросил меня попытаться подружиться с тобой.
- Не единственная, - возразила я. - Есть еще Леночка.
- Вот и я ему об этом сказала, - согласилась Илона. - На что он мне ответил, что если он попросит об этом ее, закончится все Леночкиным смертоубийством. Как он выразился, не твоего поля она ягода.
- Какая проницательность, - пробормотала я.
Илона продолжала:
- Я сначала его не поняла. Разговор состоялся еще две недели назад, на тот момент я не видела особых различий между тобой и Леночкой, ну разве что ты полярность отношения к людям, она всех любит, ты всех ненавидишь, а на деле обе пустышки, - меня такая оценка моей личности улыбнула. - Потом начала присматриваться, и решила, что какой-какой, но пустой тебя точно назвать нельзя. А сегодня, когда даже Антон сделал тебе комплимент, я окончательно заинтересовалась.
- Это Золотаревский сказал учинить мне проверку? - в конце концов, я так и не получила ответа на интересующий меня вопрос.
- Да нет, конечно, - Илона скривилась, - но инициатива наказуема, не так ли? Попытка подружиться провалилась?
Выражение "попытка подружиться" звучало до смешного нелепо. Мне на самом деле становилось смешно. Теперь я уже не силой запрещала себе злиться, я вообще не злилась, мне становилось легко.
- Ну почему же, - ответила я. - Сейчас, когда наш разговор пошел начистоту, он мне даже нравится.
- Это все из-за пирожного, - очень серьезно кивнула Илона, и мы обе рассмеялись. Напряжение спало окончательно.
- Но ведь были и еще причины, - вспомнила я и посерьезнела.
- Не причины. Одна причина, - Илона прикусила губу, пристально смотря на меня, от этого ее взгляда у меня сердце ушло в пятки. И я поняла, что заранее знаю, о чем она собирается сказать. - Кирилл.
Это имя прожгло меня электрическим разрядом, хотя я и была готова.
Я шумно втянула воздух через сжатые зубы.
-А что Кирилл?
У самой же в голове роились тысяча вопросов. Что ей известно? Что она знает о моих чувствах к нему? Что он сам мог сказать ей?
Илона молчала, и мне хотелось вскочить, схватить ее за грудки и трясти до тех пор, пока она все мне не расскажет.
Естественно, я сдержалась, терпеливо смотрела на нее и молчала, слушая, как в груди грохочет сердце.
- Я среди этих людей давно, - начала Илона издалека, - почти пятнадцать лет. Мне было двадцать два года, даже младше, чем ты сейчас, - ну надо же, меня записали в юные, - я чувствовала себя безумно одинокой, мне казалось, что я одна на белом свете, что меня никто не способен понять. Тогда мы и познакомились с Владимиром Петровичем, он пытался промыть мне мозги, объяснить, что мой дар не проклятие, а подарок, что с его помощью я смогу помогать людям. Но мне было плевать на абстрактные цифры, в которых исчислялось количество нуждающихся, я не могла смириться сама с собой, не то что кому-то помочь, - я слушала с замиранием сердца, - и тогда Золотаревский познакомил меня со своим сыном. Он был еще совсем подросток, какой сейчас Петя. Но в нем не было ни юношеского максимализма, ни эгоизма, присущего мальчишкам в этом возрасте. Это был уже взрослый сформировавшийся человек, уже точно знающий, что такое боль и потери, человек, умеющий бороться со своими слабостями. Это был мальчик, дарящий свет. Он отыскал этот свет и в моей душе, и вытащил его из глубины, - Илона на мгновение отвернулась, казалось, ей трудно было говорить. - Не знаю, что было бы со мной без этого мальчишки. Еще в пятнадцать он был взрослее и сильнее, чем я сейчас, в свои тридцать семь.
Илона замолчала. Повисла пауза, и я тоже не смела ничего сказать. Только ждала, когда же она заговорит снова.
Я попыталась представить Кирилла пятнадцатилетним мальчиком, но не получалось.
Мне нравилось, как Илона говорила о нем, с восхищением, уважением, любовью, но в то же время мне было страшно. Я всегда знала, что Кириллу достался очень непростой дар, но только сейчас я поняла, что, помимо всего, этот дар лишил его детства.
Илона заговорила так неожиданно, что я вздрогнула, но тут же снова обратилась в слух:
- Кирилл с детства знал цену эмпатии и способности понимать людей и помогать им. Я видела, как с годами его дар рос, и какую он причинял боль. Как-то раз мы были недалеко от места, где разбился пассажирский автобус, несколько погибших, десятки раненых...
- О боже, - ахнула я.
- Ты правильно поняла, - грустно кивнула она. - Ему тогда было лет семнадцать, он был еще не готов, казалось, его ломает пополам изнутри, он даже не мог самостоятельно убраться подальше от того места, его пришлось уносить.
Мне хотелось заткнуть руками уши, но я не позволяла себе даже лишний раз вздохнуть.
- Сейчас Кирилл уже не мальчик, - продолжала Илона. - И он очень долго работал над собой, над своей реакцией. Сейчас мне даже страшно представить, что он способен вынести.
- Я... - мой голос оборвался, и мне пришлось начать снова, - я не понимаю, зачем ты мне это говоришь?
- Я просто пытаюсь объяснить, каково ему, даже если его лицо непроницаемо.
- Я никогда не принимала его маску за настоящее лицо, - ответила я, заставляя свой голос звучать ровно.
- Вот как, - она склонила голову набок, - а ты знала, что он живет на самой окраине города, в квартире, опутанной звукоизоляционными заклинаниями, как склеп?
Я растерялась.
- Нет...
- И как думаешь, зачем все это?
Я почувствовала себя двоечником на экзамене, которому задают наводящие вопросы, чтобы натянуть хотя бы на "тройку".
- Чтобы не чувствовать других хотя бы у себя дома.
- И ты понимаешь, что это значит?
Я уже ничего не понимала, я чувствовала, что моя голова сейчас лопнет. Я ничего не понимала, и еще больше не хотела ничего понимать.