Полуночный танец дракона - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 23

— Джин Келли! — вскричал Уилл. — Грета Гарбо? Ниночка?! [39]

— Как над ними смеется Гарбо! Скоро и она здесь появится.

— А много ли… — Смутившись, я остановился.

— Вы хотите узнать, есть ли еще в других местах другие Лорелы и Гарди? И да, и нет.

— Разве такое возможно?

— Почему бы и нет? Разве Стэны и Олли хоть кому-то мешают?

— Но, но…

— Никаких но, сэр. — Олли пристально всматривался в свой котелок, как будто это был хрустальный шар ясновидца. — Мир так поражен меланхолией, что без нескольких десятков Стэнов и Олли ему просто не обойтись. Неужели вы хотите, чтобы Одиночество вновь погрузило миллионы душ в бездну отчаяния?

— Я знаю, — пробормотал Уилл. — Я знаю, что…

— Нет, сэр, вы не знаете, поэтому слушайте дальше. Для скептиков мы не настаиваем на нашей генетической сущности. Можете считать нас всего лишь черно-белыми привидениями, воскрешенными подобно Лазарю и вывалившимися из Интернета. Но это…

— Как две горошины в одном стручке! — пискнул Стэн.

— И все-таки, — не выдержал я, — мне трудно поверить…

— Сэр, следует не верить, а знать! Разве гусеницы хоть чем-то похожи на бабочек? А как вообще на Земле возникла Жизнь? Разве мог ожить камень, в который ударила молния? Почему это электрические бури в облаках над первозданным океаном привели к возникновению жизни, суетящейся и пытающейся познать самое себя? Этого мы не знаем, разводят руками ученые. Так уж вышло. Вот вам и вся наука, ребята! Так уж вышло, что мы появились на свет. Без начала и без конца. Полугусеница-полубабочка.

— Мало того, — прошептал Стэн. — Олли и я, я и Олли будем жить вечно.

— Вечно? — изумился я.

— Разве не об этом когда-то мечтали все вы? В ту пору, когда мы ставили водевили в Лондоне и Дублине, зрители дружно кричали: «Стэн? Олли? Умоляем вас, никогда не умирайте!» — При этом воспоминании Стэн даже прослезился. — Их желание исполнилось. Мы никогда не умрем, но так и будем разъезжать по миру с нашим прощальным турне. И в нашем контракте сказано, оно будет длиться… — Голос его сорвался, и он закончил фальцетом: — Вечно!

— Вечно… — прошептал кто-то.

— И куда же вы отправитесь теперь? — спросил я.

— В системе Альфы существует еще восемь обитаемых планет, у семи из них свои колонии. Только смехом можно победить болезнь Одиночества и спасти цивилизацию! И мы приходим.

— Выходит, — тихо сказал Уилл, — вы что-то вроде Спасителей. Возлюбленные космические сыновья Господа. Только без распятия, без слез.

— Продолжайте, продолжайте! — восторженно прочирикал Стэн. — Если бы мы знали всю правду о себе, я стал бы дурачиться еще больше, а Олли — пыжиться еще сильнее!

— Я бы не стал! — закричал Олли.

— А я стал бы, — сказал Стэн.

— Ладно тебе, — буркнул Олли. — Идем. Местным сиротам нужно подкрепиться, нам же пора заняться делом. Верно, Стэнли?

— Вы что, никогда не отдыхаете и не спите? — спросил я.

— У нас слишком много дел.

— Постойте! — воскликнул я.

Я вышел из-за стойки, чтобы обменяться с ними рукопожатиями. Как ни странно, но их черно-белые руки оказались теплыми.

Они направились к выходу, выкидывая на ходу уморительные коленца.

Остаток ночи они провели более чем своеобразно.

1. Встретили на шатком мостике огромную гориллу.

2. Сначала увязли в цементе, потом едва не утонули в глубокой яме.

3. Какой-то лунатик пообещал поотрывать им головы и завязать им ноги узлом.

4. Лорел перескочил через частокол, а Гарди, не сумев перепрыгнуть, смел всю изгородь.

В финале Оливер Гарди появился на верхних ступенях ярко освещенной парадной лестницы, держа в руках огромный торт, утыканный горящими свечками. С чрезвычайно важным видом, воплощенное достоинство, он начал спускаться, но тут же оступился и с воплем отчаяния заскользил вниз, пока все они, и торт, и свечки, и сам Олли с перепачканным в креме лицом, не приземлились на уставленном яствами обеденном столе, который, разумеется, тут же рухнул, торт и Олли свалились на пол, а на них посыпались со стен картины, с потолка на все это упала люстра, а на самом верху оказались горящие свечки. Затем — внимание! — картины взмыли обратно на стены, люстра вознеслась к потолку, торт — целехонький, а Олли, пятясь задом, вновь оказался на вершине лестницы с тем же тортом в руках и, окинув публику деланно скромным взглядом — вот он я, видите, сейчас я пойду снова, на этот раз я не упаду, не бойтесь, смотрите! — стал спускаться по ступеням — черно-белый, самоуверенный, как всегда, и, как всегда, оступающийся, вечно натыкающийся на хлипкие столы, на доверчивые картины, на гильотину люстры… Аплодисментам обезумевших обитателей Альфа Центавры не было конца.

— Ну, когда же, когда же вы к нам вернетесь? — спросил я.

— Как только в этом возникнет необходимость, — ответил Олли. — Когда у вас случится беда или в ваших сердцах поселится Одиночество. Осталось произнести волшебные слова. Что сказал полисмен, когда мы так и не смогли завести нашу колымагу?

Стэн и Олли взяли свои котелки наизготовку.

— Олли, начинай теребить галстук, — сказал я.

Олли послушно схватился за галстук.

— Стэн, поправь волосы.

Стэн затряс головой.

Я набрал в легкие побольше воздуха и что было сил заорал:

— А ну-ка пшли вон, а не то я сдеру с вас штраф за блокировку движения!

Они бросились наутек. Единственным лекарством от слез на сей раз оказался все тот же бомбейский джин.

Объедки

Leftovers (2002)

Ралф Фентрисс нахмурился и повесил трубку.

Его жена Эмили, все еще сидевшая за столом, оторвалась от утренней газеты и отставила в сторону кофейную чашку.

— И с кем же ты говорил? — поинтересовалась она.

— С Берил, — ответил он все так же хмуро.

— С Берил?

— Ты ее знаешь. Это подруга Сэма, почти что его жена. Чего не помню, так это ее фамилию.

— Ах, да! — оживилась Эмили Фентрисс, намазывая масло на гренок. — Берил Вероника Глас — вот ее полное имя. Голова разболелась?

Ралф Фентрисс коснулся рукой лба.

— Какого черта! Как она добралась до нас?

— И чего же хочет Берил Вероника Глас, Ралф?

— Нас, — ответил он, потирая рукою лоб.

— Нас? — Эмили отложила гренок.

— Она пригласила нас на обед.

— Какой кошмар!

— Можешь повторить еще раз.

— Сколько лет прошло после смерти Сэма?

— Три или четыре. Пожалуй, четыре.

— Мы можем на него не пойти? Я имею в виду обед.

— И как ты это себе представляешь?

— Какой кошмар! — повторила еще раз Эмили Фентрисс.

— Ну почему, — сказал Ралф Фентрисс, усаживаясь за ресторанный столик. — Почему они продолжают меня приглашать? Старые друзья наших дочек, бывшие любовники, чокнутые поклонники, неблизкие подруги, знакомые знакомых и близкие родственники дальних знакомых… Скажи на милость, что мы здесь забыли? И кстати, она-то где?

— Если не ошибаюсь, — ответила Эмили Фентрисс, выпивая второй бокал шампанского, — она никогда не приходила вовремя. Я могу ответить и на первый твой вопрос. Они приглашают тебя именно потому, что ты всегда принимаешь подобные приглашения.

— Я боюсь их обидеть.

— Брось. Благодаришь за приглашение и не приходишь — только и всего.

— Я так не умею.

— В том-то все и дело.

— Можно подумать, ты поступаешь иначе.

— Я отношусь к происходящему легко. За шелком платья ты не найдешь обливающегося кровью сердца.

— Обливающегося кровью сердца?

— Каждый пьянчужка, сидящий в баре, почитает тебя за спасителя, каждый бродяга полагает, что ты можешь спасти его заблудшую душу, каждая проститутка уверена, что именно ты и есть тот самый адвокат, который займется ее делом, каждый политик, понимая, что под бумажником у тебя находится сердце, всячески пытается его умаслить, каждый бармен норовит рассказать тебе историю своей жизни, вместо того чтобы выслушать твою, полицейские только взглянут на твою физиономию и не желают тебя штрафовать, а раввины приглашают тебя на пятничные собрания, хотя прежде тебя считали чем-то вроде баптиста, каждая…

вернуться

39

Грета Гарбо? Ниночка?! — Грета Гарбо (Грета Ловиса Густафсон, 1905–1990) — голливудская звезда шведского происхождения, снималась в фильмах «Плоть и дьявол» (1926), «Анна Каренина» (1935), «Дама с камелиями» (1936) и др., в т. ч. в музыкальной комедии Эрнста Любича «Ниночка» (1939).