Маскарад или Сколько стоит твоя любовь? (СИ) - Ночина Марина. Страница 40

   До самого дома мы так и не добрались: машина увязла в снегу и дальше ехать отказалась. Пришлось парковаться по следам отцовской машины, устроив во дворе небольшой внедорожный паровозик.

   Несмотря на то, что папандер мог вызвать бригаду и тут бы быстренько всё расчистили, он предпочитал делать всё своими руками. Так что дорожки были убраны только у самого дома. И то представляли они собой узенькие тропинки, по которым, виляя хвостом, как вертолёт, и заливисто лая, спешил Шарк. На пороге дома, искреннее улыбаясь, замерзал отец, больше напоминая Деда Мороза своим красным носом.

   - Папа! Ну-ка, живо в дом! - выпрыгнув из машины, скомандовала я, погладила крутящегося под ногами сенбернара, которому такая погода была только в радость, и решительно направилась на крыльцо, загонять упрямого родителя в дом. Заболеет ведь!

   Кеша решил не вмешиваться в расправу над отцом и отошёл к багажнику, перетаскивать наши вещи и кое-какую снедь. Шарк ему в этом активно помогал, пару раз уронив, играя.

   - Папа! - набросилась я на отца, угорающего над братом и закапывающим его в снег псом.

   - Что "папа"? - простучал зубами родитель и начал активно подпрыгивать на месте. Наверное, у нас самый несносный отец в мире. Порой так и хочется надеть на него подгузники и сунуть в ясли, а иногда становиться страшно от принятых им решений. Одним словом: мой папа крут!

   Обняла его, зарылась носом в шарф и блаженно улыбнулась.

   - Я люблю тебя, папашкин, - промурлыкала я. Папа крепко обнял в ответ и уже сам насильно утянул в дом. А я бы так и стояла там. Когда хорошо, не чувствуешь ни мороза, ни жары.

   - А Кеша уверял, что ты отказываешься ехать, - стряхнув с меня снег, усмехнулся Станислав Петрович.

   - Как? - округлила я глаза, да так и осталась стоять. В одной руке - шапка, в другой - полуснятый шарф, край которого всё ещё греет шею. Ну, и шухер на голове после шапки. Убийственно красива и страшно замёрзшая. Отец выглядел аналогично: продрогший и растрёпанный. Мы, вообще, с ним очень похожи. Мне от него в наследство достались серые глаза и тёмные волосы, а вот братишка пошёл в нашу непутёвую мамочку и красовался зелёным взглядом и лёгкой рыжиной в каштановых волосах. Вот так с ходу и не скажешь, что мы брат и сестра.

   - Так! - хлопнув себя руками по плечам, оскалился папандер и начал сдирать перчатки с рук.

   - Кеша чего-то напутал! - запротестовала я. - Это он не соглашался ехать! Ты не поверишь, как мне пришлось его уговаривать...

   - Очень долго и слёзно, - угукнул вошедший в дом братик. За ним следом вбежал обледеневший Шарк и начал отряхиваться, забрызгав нас всех снежной пылью.

   - Шарк! - хором прикрикнули мы. Сенбернар навострил уши, сделал печальные глаза и сел, пару раз вильнув хвостом.

   - Хороший пёс, - опустив пакеты и сумки на пол, потрепал его по голове Кеша. Хлюпнул носом, снял перчатку, некультурно вытер ей нос и протянул руку отцу. - Здорово, папаша!

   - И тебе не болеть, - отец как обычно в Новый год плюнув на всю свою деловую этику, от души пожал руку сына, а потом дёрнул на себя и крепко обнял.

   - Я по вам так соскучился! - отпустив брата, сообщил растроганный родитель и снова полез обниматься ко мне. И это притом, что отец и сын живут под одной крышей. Ну, разве не здорово? Отец прав: этот дом приносит нашей семье счастье.

***

   - Рав! - громоподобно объявил Шарк и начал карябаться в дверь.

   - Чего это он? - удивилась я. Шарки - самое милое и доброе четвероногое, которое я только знаю, но чтобы так бросаться на дверь...

   - Может, белка? - инфантильно предположил папандер, нарезая колбасу для "Оливье". Готовил в Новый год он тоже сам с нашей посильной помощью. Кеша, например, сейчас страдал от лука, который его заставили нарезать. А я увильнула, сославшись на то, что стол тоже надо кому-то сервировать. Сегодня тридцать первое декабря, шесть часов вечера, так что спешили мы, как могли. Никому не хотелось встречать бой курант на кухне за готовкой.

   - Я посмотрю! - радуясь возможности сбежать, провозгласил Иннокентий и, вытерев руки о полотенце, направился в прихожую, где всё ещё бушевал Шарк.

   - А лук?! - возмутился папа - большой любитель этого яда. Мы с Кешкой этот овощ на дух не переносили.

   - А луком займётся Ксюха! Да, сестрица? - состроил невинные глазки братик и, удовлетворившись показанным ему кулаком, начал активно одеваться.

   - Тихо, блохастый, щас пойдём! - прикрикнул он на пса. Шарк, кажется, этого не заметил и продолжал гавкать и карябать дверь.

   - Не утоните там, - злорадно пожелала я. Брат скривил дурацкую рожицу, натянул шапку и открыл входную дверь. Шарк гавкающей молнией ринулся во двор. Кеша, вздохнув, накинул поверх шапки колпак, подтянул перчатки, нацепил на нос шарф и отправился следом.

   - Как на северный полюс, - покачала я головой и под приказным:

   - Ксюня, лук! - отправилась отрабатывать повинность брата.

   Хотелось курить, но на морозе не работала ни одна зажигалка. Даже машина вела себя, как ей вздумается. Тимофей так и не выключил зажигания, боясь, что потомпопросту не заведётся. А это означало либо замёрзнуть, дожидаясь помощи, которая вряд ли придёт на выручку вечером тридцать первого числа, либо проводить несколько дней в компании Ксанки и её семьи. В принципе, от второго варианта он бы не отказался, но пустит ли Ксюша? Насколько Тимофей успел узнать злобную стервочку, она скорее оставит его коченеть под дверью. Скажет, что-нибудь типа: "Морозов на морозе мёрзнуть не должен..."

   Тим улыбнулся, наслаждаясь своей скромной фантазией, натянул сползший с носа шарф и, придерживаясь оставленной проехавшей машиной колеи, словно ледокол, затерявшийся в безбрежных белых просторах, попёр вперёд, ориентируясь на свет окон. В шесть вечера зимой было темно, только яркая луна и звёзды, да ещё переливающийся снег, отражающий ночные светила, давали освещение. Видно было вполне прилично, несмотря на густой лес, в котором частично скрывалось убежище Ксаны. За домом, насколько Тимофей помнил нервные дёрганые рассказы Ксюши, под толстым слоем снега притаилось озеро. Слева располагалось бескрайнее белое поле, гдевиднелось брошенное авто. "Поршу" Максима за полчаса ничего не сделается. Постоит, погреется. Потом не придётся возвращаться в стылую машину. Ещё неизвестно, как на его появление отреагирует злобная малышка.

   Был бы здесь хоть один охранник, можно было передать свой подарок через него. Но Станислав Родионов предпочитал проводить новогодние праздники наедине с семьей в этом забытом Богом уголке. Несомненно, летом здесь шикарно, сейчас же...

   Морозов чихнул, оступился и, не удержав равновесия, утонул в сугробе едва ли не по самый пояс. Что ж за зима в этом году? Решила отыграться на людях за прошлые бесснежные и теплые? Или это наказание лично для него?

   Неуклюже выбравшись из снежной ловушки, Тимофей вернулся на колею и упорно пошёл дальше. Дом был совсем рядом. Весь завален снегом и очень напоминал гриб. Никакого забора не было в помине, только два тёмных пятна дорогих машин, стоящих друг за другом и припорошенных снегом.

   В этом году Родионовы празднуют не одни? Чья вторая машина? Внутри всё сжалось от ревности.

   Он замер и приклеился взглядом к чёрному "Паджеро". Вторую машину Тимофей узнал без труда: тёмно-синий "Сангёнг" отца Ксюши. Не зря он столько дней выводил её из себя, собирая информацию для работы. И не только для работы. Выезжая сюда, Станислав Родионов всегда выгонял из своего обширного гаража старенькую "Мюсу" и сам садился за руль.

   С одной стороны, Тиму нравилась подобная традиция: семья и всё такое, с другой.... А если на успешного, оставшегося без охраны предпринимателя кто-то позарится, и пострадает ЕГО девочка? В этой глуши помощи будет ждать неоткуда...