Предназначение - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 72

Андрей посмотрел в спокойное, умиротворенное лицо старого мастера и мысленно попрощался: «Прощай, товарищ. Жаль, что так вышло. Господи, прими его душу!» Потом перекрестился и тронул Энара за плечо:

– Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.

– Сейчас? – недоуменно поднял голову тот.

– Сейчас. Прости, это очень важно.

Энар кивнул, встал с табурета и пошел к двери из комнаты, в которой прежде работал его отец. Пройдя по длинному коридору конторы, они оказались в комнате, как две капли воды похожей на кабинет старого мастера. Энар пододвинул один стул Андрею, сам сел на другой.

– Я слушаю. Знаю, что без веской причины вы бы не стали отрывать меня от прощания с отцом. Только сразу, без предисловий – скоро катафалк подъедет, пора на кладбище. Вы со мной поедете?

– Нет. Я простился с твоим отцом. А видеть, как его закапывают, не хочу. В своей жизни я много раз видел, как хоронят моих друзей, еще раз – не хочу. Извини.

– Я понимаю, – кивнул Энар. – Итак, я слушаю.

– Дай лист бумаги и карандаш. Ага. Теперь смотри. – Андрей быстро набросал несколько рисунков, и Энар с удивлением уставился на них.

– Вы что, серьезно? Этого не может быть!

– Энар, я похож на идиота? Или на пьяного? Или на наркомана? Делай такие штуки – они называются турели. Их нужно установить по угловым башням стены и просто на стене. Чем больше, тем лучше. Они должны простреливать все пространство, вращаясь на триста шестьдесят градусов. Самое главное – воздух. Впрочем, ты понял, что турели можно сделать и так, что они будут стрелять и вниз. Турель вращается вокруг оси, угол наклона пушки тоже меняется. У пушек днем и ночью должны стоять люди, готовые выстрелить – с огнем, как положено. Пушки постоянно заряжены – крупной картечью, с голубиное яйцо. Как только увидите, направляете пушки и стреляете не раздумывая. Если не успеете – вас спалят. Никому не говори, что это драконы. Скажи – есть сведения, что исчадия вызвали демонов и те могут напасть с воздуха. Кроме того, те, кто будет стоять на посту, должны иметь нарезные пистолеты – может случиться так, что времени на второй выстрел не будет. Надо, чтобы был шанс победить и без пушек. Еще раз – не считай меня идиотом, я знаю много такого, что тебе неизвестно. И сообщить информацию не могу. Прими как факт – на завод могут напасть несколько драконов весом в несколько тонн. Струя их огня бьет метров на пятьдесят, так что ближе этого расстояния подпускать нельзя.

– Если бы это были не вы, я бы не поверил, – потрясенно сказал Энар, – но вам не верить я не могу. Отец всегда говорил: «Энар, держись этого человека! Он знает много такого, что нам неизвестно. И в нем нет червоточины».

– Мне очень, очень, очень жаль твоего отца, – вздохнул Андрей, – надеюсь, ты будешь не худшим партнером, чем он. Я еще минуту тебя отвлеку – пока катафалка нет. Смотри сюда, мне нужно сделать вот такую штуку, твой отец не успел. Гляди – колесо, цифры…

Через пятнадцать минут Андрей уже ехал в город, грустный и печальный. Ему было жаль Надила, а еще он очень опасался за судьбу завода. И главное – за судьбу людей, которые там работали. Если драконы нападут, у персонала производства шансов не было ни малейших. По крайней мере до тех пор, пока не установят пушки. А вот тогда… тогда уже можно будет проверить, как драконья шкура держит свинцовые орехи!

Андрея захлестнул приступ ярости – это на совести драконов гибель тысяч людей! Это они раздули пожар мятежа! Неожиданно ему в голову закралась мысль: а не сам ли он стал причиной бунта? Может, как раз он-то и является первопричиной случившегося и главным преступником?

Выбросив эти мысли из головы, Андрей прикрыл глаза. Ехать до дворца было около часа, так что он мог спокойно подремать. Отряд гвардейцев из двадцати человек прикрывал его карету, если что и случится – он услышит. Спать-то когда-то все равно надо, не будешь же постоянно бодрствовать, ожидая нападения драконов.

– Обещаешь ли ты, Антана, заботиться о Балроне, как о себе самой?

– Обещаю!

– Милостью Божьей, нарекаем тебя императрицей Антаной! Правь нами словом Божьим и разумением своим! Да сбудется!

Патриарх возложил корону на голову женщины – та даже покачнулась под тяжестью украшенного драгоценностями золотого сооружения.

Эта корона передавалась из поколения в поколение императоров Балрона и служила именно для такой церемонии. Естественно – такую тяжесть на голове носить каждый день никто не собирался. Для повседневности был узкий золотой обруч с императорскими знаками. Впрочем, и тот носили не всегда. Зарт так вообще практически всегда ходил без него. Говорил, что корона ему давит на голову. Это шепотом сообщил Андрею Акодим, стоящий рядом с ним на церемонии.

Она была довольно простой – в придворной часовне, где сочетали браком, отпевали и короновали множество императоров Балрона, патриарх помазал голову Антаны каким-то ароматическим маслом, надел корону и подвел к временно водруженному посреди зала трону. Она села на трон, взяла в руки символы императорской власти – жезл, чтобы погонять нерадивых подданных, и чашу, чтобы кормить и поить их же.

Потом была довольно долгая, почти часовая, молитва, в которой патриарх просил у Бога милости к новой императрице. Глядя на бледную Антану, его святейшество поспешил свернуть церемонию – в часовне было душно, корона тяжелая, того и гляди новоиспеченная хозяйка империи грохнется в обморок. Все-таки беременная женщина…

После церемонии разошлись кто куда. Императрица – бдеть у «тела императора», нетерпеливо дожидавшегося окончания церемонии, чтобы услышать о ней рассказ и увидеть переданные картинки; Андрей, вымотанный и хмурый, – в постель, в смежную комнату с императорской спальней. Скоро к нему присоединилась и Антана, отбившаяся от скучающей Шанти, жаждущей развлечений. Была уже глубокая ночь, так что скоро императрица и ее советник спали глубоким сном, прижавшись друг к другу. Антана во сне шлепала пухлыми губами, то легонько улыбаясь, то хмурясь. Андрей спал тихо, но мозг его работал, будучи настороже, как верный пес. И когда над ним нависла Шанти, чтобы убедиться, что он спит, Монах тут же раскрыл глаза и погрозил ей пальцем:

– Я тебе задам! Быстро на свое место и спи! Завтра, все завтра! Не вздумай бродить по дворцу – я тебе этого не прощу, негодяйка!

Шанти фыркнула и уныло побрела на свое «смертное ложе». Ей до последней степени надоел запах лилий, которыми ее обложили, и она решила для себя, что теперь ненавидит запах этих цветов.

Похоронная процессия медленно и важно выехала из дворца. Гвардейцы и стражники оцепили дорогу по пути следования, не давая горожанам подойти к гробу с телом императора и бросить в него какой-нибудь дрянью. А также плюнуть.

Зиртон отдал приказ безжалостно долбить такого святотатца чем попало, ежели его поймают на месте преступления.

Впрочем, попыток опоганить императора замечено не было. Для горожан, падких на зрелища, это было великолепным поводом отвлечься от повседневности и в который раз убедиться – какой бы ты ни был великий, богатый, могущественный, в конце концов ты гарантированно превратишься в кучу протухающего мяса. Приятно посмотреть, как самый главный человек в империи отправляется в свой последний приют. Тем более что после похорон народу обещаны бесплатная выпивка, закуска – и деньги в честь императрицы Антаны, скорбно сидящей над телом убиенного мятежниками императора. Мятеж сошел на нет, горожане были благостны и довольны – кроме тех, кто пострадал в этом бунте.

Во время следования процессии глашатаи поставленными голосами выкрикивали специальный текст, что-то вроде эпитафии или некролога. Газет в этом мире не было, так что все новости приходилось узнавать вот таким образом – выслушивая императорских глашатаев. Ну или обычным образом: «Соседская тетенька сказала, что она слышала на базаре, как…»

– Слушайте, люди Анкарры! Слушайте, все жители империи Балрон! Слушайте, гости города и страны! Сегодня мы провожаем в последний путь великого императора, великого человека! Император Зарт бы убит подлой стрелой, пущенной мятежниками, лишившими жизни тысячи горожан! Но они были наказаны за свое злодеяние императрицей Антаной – да славится ее имя в веках! Да будет она здорова и живет многие, многие лета! Плачьте, люди, над убиенным императором и славьте императрицу!