Черная тропа - Конторович Александр Сергеевич. Страница 44

— Но риск-то каков был! — покачал головой Меркулов. — Ведь могли его там и пристрелить ненароком!

— Но в результате этого у немцев не возникло ни малейшего подозрения в том, что это был хитрый ход с нашей стороны! Да и то сказать — сдать «Харона»! Кто из них в это поверит? С нашей стороны — глупость непростительная!

— Так-то оно так… А ну, как не выдержит он там? Представляете себе, что тогда может произойти? В абвере далеко не дураки сидят, умеют языки развязывать!

— Так Гальченко и не должен изображать из себя стойкого противника гитлеровской Германии! Авантюрист, причём, удачливый и азартный — в это они поверить могут. Тем более что никаких сведений, противоречащих этой картине, у них не имеется.

— Точно? Вы готовы в этом поручиться? — нарком пристально посмотрел на полковника.

— Готов!

— Ну… ладно, что там у вас дальше?

— Несколько дней мы ничего не знали о том, как всё сложилось. То, что немцы увезли майора, подтвердили наши наблюдатели — они видели, как его грузили в кузов автомашины. А вот дальше… — развел руками Чернов. — Оставалось ждать. И вот спустя две недели он вышел на связь!

— Каким образом? Лично?

— У нас были оговорены разные варианты. Гальченко прибыл в ресторан, где у него была назначена встреча со связным. Это радист, агент второго отдела генштаба Польши.

— Поляк?

— Так точно.

— Он работает на нас?

— Нет. У него связь с Лондоном, он считает, что до сих пор с ним поддерживает связь агент польской разведки. На самом деле, тот уже давно погиб, а этот канал использует разведка для дезинформирования англичан. Ведь те, официально находясь в состоянии войны с немцами и в союзе с СССР, продолжают поддерживать антисоветское подполье в самой Польше.

— То есть, на нас он никаких выходов не имеет?

— И никогда не имел. Это радист, и, по большому счету, нам он пользы никакой не приносит — связь у него только с англичанами.

— Ясно. Продолжайте.

— Сам факт выхода «Харона» на связь — это сигнал нам. Я дошел, работаю. Первая же переданная радистом радиограмма — второй сигнал. Это значит, что немцы Гальченко поверили и стали использовать радиста в своих целях.

— То есть, вы слушаете и его рацию тоже?

— Да, у нас есть такая возможность. Точнее — не у нас, а у…

— Я понял. Дальше!

— Этот ресторан был заранее оговорен с майором — там в условленное время дежурил наш человек. Не в самом ресторане — снаружи. Поэтому немцы, проводя предварительную проверку места встречи и выставление постов охраны, его не увидели. Его задача — проследить майора и его сопровождающих до точки их постоянной дислокации. Мы исходили из того, что такого важного и ценного агента не станут держать в тюрьме или казарме. Вероятнее всего, поселят где-то на конспиративной квартире — это обычная практика в таких делах. Так и вышло.

— То есть — немцы клюнули?

— Всей пастью, Всеволод Николаевич! Естественно, между Гиммлером и Канарисом тотчас же возник спор — кто будет работать с «Хароном» дальше?

— Ну, итог этого спора можно предсказать заранее…

— Так и вышло — мы получили косвенное подтверждение тому, что майору уже выделена личная охрана и его перевозят куда-то в СССР. На следующий день он это и сам подтвердил — попросился в ресторан.

— И немцы на это согласились?

— Так ресторан-то в этот раз они сами выбирали! Надо полагать, отыскали такой, откуда он не смог бы просто так уйти.

— То есть, за Гальченко никто не следил? — вопросительно посмотрел на собеседника Меркулов.

— Нам надо было просто зафиксировать факт его выхода из дома — все равно, куда. Если бы его просто куда-то увезли — другой вопрос. Но он вышел на улицу сам и уже там сел в машину — это условный сигнал, означающий скорый отъезд в СССР.

— Но он мог и не выйти. Немцы могли не выпустить.

— Есть и дубль-вариант. Начальник тыла на объекте «Тишина» заказал на складе исландскую сельдь. Майор объявил себя её ценителем и должен был попросить немцев о маленьком одолжении.

— Эк они его обхаживают-то!

— Так и получить хотят — кабы и не впятеро!

— Ладно. Что по готовности группы?

— Готовы. Ждут. В указанное место скрытым маршем передвигается группа поддержки — сорок человек. Оборудован аэродром, на который могут сесть наши самолеты для эвакуации.

— Всё?

— Нет… — чуть запнувшись, проговорил полковник. — По нашим сведениям, полученным из окружения Марии Оршич — медиума общества «Врил», на этот объект также прибудет группа экспертов данного общества.

— Подождите… — нахмурился нарком. — «Врил»… Мистики?

— Совершенно верно.

— Но ведь общества этого больше нет? С формированием Аненербе, его, кажется, распустили?

— Тем не менее, Мария Оршич по-прежнему занимается своей деятельностью, ничуть не пострадав от этого роспуска.

— Чертовщина какая-то… Вы серьезно, Михаил Николаевич?

— Более чем, Всеволод Николаевич. И это — настораживает и меня тоже…

Несколькими днями ранее

Берлин

Кабинет Гиммлера

— Садитесь, профессор, — рейхсфюрер кивнул фон Хойдлеру на кресло. — У вас есть полчаса, чтобы меня убедить. Не скрою, у меня имеются серьезные причины задержать майора здесь, в Берлине. Тут он нужнее, и наше сотрудничество приносит свои плоды уже сейчас, а не в далеком будущем.

— Прошу прощения, рейхсфюрер, но вы давно с ним работаете?

— Не мы. Первым начал Канарис — ведь это его люди смогли выкрасть майора прямо из-под носа целого взвода солдат! Так что вполне логичным было дать и ему урвать кусочек славы.

— Иными словами, рейхсфюрер, он попросту задержал русского у себя.

Гиммлер наклонился вперёд, сверкнули стекла его очков.

— Профессор… я признаю ваш безусловный авторитет в некоторых специфических областях науки, но… и только там! В прочие же вопросы, касающиеся иных, далеких от ваших изысканий, тем — полагаю, вам лучше не особо вникать…

— И адмирал, как я понимаю, остался крайне недоволен тем фактом, что ваше ведомство заполучило столь ценного человека? Полагаю, что и ваши сотрудники ещё не в полной мере нашли к нему подход. Надо отдать должное экспертам абвера — тут они вас несколько опережают.

— Нас?!

— Именно вас, рейхсфюрер. До меня им, слава всевышнему, ещё далеко…

Гиммлер сжал губы и демонстративно посмотрел на часы.

— Я не задержу вас надолго, рейхсфюрер. Прошу! — профессор положил на стол плотный конверт. — Ознакомьтесь…

— Что здесь? — подозрительно покосился на стол хозяин кабинета.

— Вам будет интересно…

Гиммлер хмыкнул и решительным жестом вскрыл конверт. На стол выскользнуло несколько фотографий. Пожелтевших, с завитушками и виньетками. Фигурные рамки включали в себя названия старых фотоателье.

— И?

— Вот это фото, — рука фон Хойдлера чуть коснулась одной из карточек. — Вам знаком этот человек?

— Ну… что-то есть… кто это?

— Шведов Александр Иванович — студент Берлинского университета Гумбольдта. Поступил туда в 1908 году, на кафедру юриспруденции. Вы его знаете под кличкой «Харон».

А вот это был мастерский удар! Рейхсфюрер несколько минут разглядывал фотоснимки. Несомненно, на них был изображен Гальченко — только гораздо более молодой.

— Признаю, профессор — вы меня удивили! Продолжайте!

— Вот этот человек… — тонкий палец собеседника тронул ещё одну карточку. — Вам он знаком?

— Нет. Кто это?

— Карл-Пайпер фон Маруг, профессор психологии. Не скрою, что очень многие наши теории основаны на его исследованиях. В то время он преподавал в университете Гумбольдта.

— И что?

— На этом фото они изображены вместе…

— Вы хотите сказать, что Харон настолько близко знал фон Маруга?

— Более того — участвовал в некоторых экспериментах профессора. Сохранился даже лабораторный журнал… Хотя Шведов и учился на другом факультете, никто не препятствовал ему в свободное время посещать лекции и эксперименты на других кафедрах. Чем он, как мы теперь видим, и воспользовался.