Урожай собрать не просто - Васильева Юлия. Страница 39
— Сколько раз мне придется вам повторять, что я веду свои дела честно, и прежде чем выдвигать обвинения, неплохо было бы убедиться в полноте и достоверности информации. Будь вы мужчиной, дело уже дошло бы до дуэли. — Он раздраженно развернул лист на своем столе — это оказалась карта — и хлопнул ладонью сверху. — Вот, смотрите.
Я вздрогнула, но посмотрела: тут были Кладезь с окрестностями, включая наше имение и соседние. Сквозь город, захватывая краем наши земли, шла схематичная, почти прямая линия, через равные промежутки разделенная мелкими штрихами. Я не сильна в картографии, как и в прочих разных графиях, поэтому не постеснялась спросить:
— Что это?
На лице господина Клауса отразилось нескрываемое разочарование: он явно ожидал от меня большей сообразительности, что льстило и сердило одновременно.
— Это, — фабрикант ткнул пальцем в линию, — будущая железная дорога.
— Железная дорога? — разочарование на лице хозяина кабинета стало более явным. — Нет, не думайте, я слышала это название раньше. Просто мне сложно представить… тем более в Кладезе.
Железная дорога — это две железные балки, лежащие на земле, по которым движутся паровозы, перевозящие вещи и людей без помощи лошадей. Наверное, это что-то вроде моего велосипеда. Только кто будет крутить педали в паровозе? Пассажиры? Рабочие? Магия?
Господина Клауса не удовлетворила идиотская мечтательность, в которую я впала при звуке незнакомых слов.
— Железная дорога уже давно есть в Катоне. Соглашение о том, что она протянется вплоть до Грелады, было подписано еще на предсвадебном визите короля. Находясь при дворе, вы не могли этого не знать.
— К сожалению, при дворе сфера моих интересов лежала совсем в другой плоскости.
— Наслышан, — ядовито уронил фабрикант и поморщился так, будто в его присутствии упомянули о какой-то непристойности.
Я не собиралась глотать подобные оскорбления, равно как и объяснять, что плоскость эта проходила через кухню, кладовые, теплицы садовников и хозяйственные помещения всего дворца.
— Не вы ли пять минут назад говорили, что не стоит выдвигать обвинения, не располагая полной информацией?
Кажется, мне наконец-то удалось немного смутить господина Клауса. Может быть, даже не немного, учитывая слегка порозовевшие щеки фабриканта. Он откашлялся и заходил передо мной по комнате, наверняка решая, стоит ли извиняться и в какой форме это сделать, чтобы ненароком не оскорбить гостью еще раз. Его итоговый выбор был самым верным в данной ситуации:
— Компания, занимающаяся строительством, будет выкупать земли, по которым пройдет железная дорога. При этом цена превысит рыночную в два, а то и в три раза — если рассматривать участки, непригодные для сельского хозяйства. Люди просвещенные, любопытные и азартные, в том числе ваша матушка, уже давно начали охоту на эти угодья.
— Так же, как и вы?
— Нет. Я распоряжаюсь своими деньгами иначе. Строительство дороги может начаться завтра, может через год, через три, а может быть, и вовсе никогда не начнется. Мой капитал должен оборачиваться, постоянно работать. Таких покупок я позволить себе не могу. Тем более что дела на фабрике последнее время идут не совсем гладко.
— Но кому будет выгодно, если мы не выполним свою часть договора? Ведь все равно земля отойдет вам.
— Кому угодно. Я уже объяснил вам, что не собираюсь оставлять ее за собой, а продам так скоро, как только мне это удастся. Надеюсь, я оправдал себя в ваших глазах? — Господин Клаус успокоился, сел на стул и стал почесывать по загривку все еще настороженную Зельду.
Я задумчиво подошла к окну. Он меня почти убедил. Но давайте смотреть правде в глаза: легче всего убедить того, кто сам хочет, чтобы его убедили. И поэтому…
— Господин Клаус, вы горите! — воскликнула я, присмотревшись к тому, что творилось за окном.
— Что? — такого ответа фабрикант не ожидал и поэтому не сразу сообразил, о чем я. Но через пару секунд все же подскочил ко мне и тоже выглянул из окна.
Над углом одной из деревянных построек фабрики поднимался черный дымок. Со двора это пока вряд ли кто-то мог заметить, потому что постройка находилась около самого забора, но вот из окна кабинета хозяина на втором этаже все было видно как на ладони.
Не теряя времени, господин Клаус выскочил из комнаты, и его шаги загрохотали по лестнице, ведущей вниз, во двор. Зельда преданной тенью бросилась следом. У меня был выбор: остаться в кабинете и наблюдать за происходящим через окно либо последовать за фабрикантом и попытаться помочь. Я нашла третий вариант: несколько секунд повоевав с задвижками на окнах, распахнула их во всю ширь и, набрав воздуха в грудь, возвестила над двором:
— ПОЖАР! ПОЖАР! ПОЖАР! ГОРИМ!
Фабрикант, бегущий по двору, даже споткнулся, но оглядываться не стал — голос у меня хороший, звонкий, только вот продемонстрировать его удается нечасто в силу полного отсутствия музыкального слуха.
Может быть, конечно, поступок нелепый, но при пожаре главное что? При пожаре главное — поскорее всех о нем оповестить, а крик летит гораздо быстрее, чем господин Клаус со своим догом. Поэтому, когда в ответ на мои вопли кто-то во дворе тревожно забил в колокол, я сочла свою миссию выполненной, одновременно захлопнула и рот, и окно: а то так еще и простуду схватить недолго.
В этот момент я заметила еще одну струйку дыма, которая поднималась совершенно с противоположного угла все той же постройки. По неосторожности или по случайности здания так не горят. Это поджог! Причем сам поджигатель наверняка все еще находился на территории фабрики.
Я помедлила немного в нерешительности, а потом плюнула на все вопли здравомыслия и побежала во двор. Там внизу уже сновали работники с ведрами и тачками, груженными песком. Под руководством фабриканта выкатывались пожарные цистерны с водой, специально заготовленные для таких случаев. Если повезет, то постройку успеют потушить, а уж на соседние здания огонь точно не перекинется. Проблема была в том, что пока тушили один цех, злоумышленник, пользуясь суматохой, мог поджечь и остальные.
Мимо пробежал давешний приказчик. Я попыталась схватить его за рукав, чтобы поделиться ценной мыслью, но он только нетерпеливо стряхнул мои руки:
— Не сейчас, леди! Сидите в доме и не высовывайтесь!
Я оглянулась в поисках самого фабриканта — возможно, он будет менее глух к моим идеям — но того поглотила людская толпа.
Ситуация складывалась безвыходная.
Из главного цеха и конторы на улицу высыпали почти все служащие и работники, лица тех немногих, кто не был занят тушением пожара (в основном женщины и конторские), обратились в сторону горящей постройки. За их спинами сейчас можно было хоть в сабакские узоры расписать здания главного цеха, хранилища и конторы — никто ничего не заметил бы, а уж подпалить с четырех сторон…
Не в моих правилах легко сдаваться. Я вспорхнула (ладно-ладно, залезла, едва не подвернув обе ноги) на ящик, который кто-то бросил прямо посреди двора, и пустила звонкий голос в дело уже во второй за сегодня раз:
— Внимание! Послушайте меня, пожалуйста!
Речь моя была проникновенной и красочной, определения точными и безжалостными, но конторские реагировали на выступление как-то вяло. Я уже совсем отчаялась, когда какая-то крепкая женщина в ярком платке воскликнула:
— А ведь барышня дело говорит! А ну-ка, девки, берите лопаты, айда на окарауливание!
Хм, значит, это так называется. Я поспешила слезть с ящика, пока он подо мной не проломился, и присоединиться к шумной женской ватаге. В моем чутком руководстве, к сожалению, женщины не нуждались, но я тешила себя призрачной надеждой, что у нас есть шанс поймать поджигателя.
Никакого поджигателя мы конечно же не поймали. Я бы подумала, что его и вовсе не было, если бы не обнаруженный костер у стены главного цеха, сложенный преступником из щепок и ветоши. Победа над очередным источником возгорания породила во мне неиссякаемое желание организовывать, давать поручения, восстанавливать и наставлять, лечить раненых и утешать испуганных… Понимая, что ни к чему хорошему такой настрой не приведет, я взяла себя в руки и тихонечко села на крыльце, ожидая, пока фабрикант расправится со всеми делами. Тем более что, как выяснилось, раздавать поручения было некому (все и так оказались организованы), восстановят обгоревшую стену и без меня, нуждающихся в лечении не наблюдалось (обошлось без жертв), а мои утешения и наставления фабричным и даром не нужны. Так что боевой настрой пропадал впустую.