И телом, и душой (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 39

Слишком сложно. Слишком просто. Голова раскалывается от подобных мыслей.

Когда в течение многих лет ты веришь во что-то, то когда тебя пытаются уверить в обратном, очень трудно и тяжело перешагнуть через былую веру и поверить вновь.

Дрожь пронзила стрелой, поглощая собою даже наэлектризованную боль.

Лена вздрогнула, повела плечами, из глаз потекли слезы.

— Мне стоило уйти от него, — прошептала Лена надрывно. — Я должна была его отпустить тогда, он этого хотел, — поджала губы, почувствовав на языке соленый привкус. — Нужно было уйти еще тогда.

— Нет, — покачала женщина головой. — Нет, дорогая. Он бы не позволил тебе уйти. И сейчас тоже не позволит. Это невозможно, — погладила девушку по спине, словно успокаивая, а потом прошептала, умоляя: — Дай ему… время. Еще немного времени.

— Времени? Еще?! — зашептала Лена с горечью. — А девяти лет оказалось недостаточно?!

Лидия Максимовна отстранилась и заглянула в заплаканные глаза своей невестки.

— Недостаточно. Для моего сына недостаточно, — проговорила она уверенно и, увидев боль, отразившуюся на лице девушки, снова прижала ее к себе. — Не уходи от него, он этого не переживет. Не вынесет еще одного предательства. Дай ему еще один шанс. Пожалуйста.

— Я не собиралась уходить! — воскликнула девушка удивленно, прикрыла глаза, и по щеке тут же скользнула слезинка. — Не собиралась… Но и жить так я больше не могу, — распахнула глаза, горящие болью и сожалением. — Я задыхаюсь. Я умираю. Меня словно уничтожают. Моей виной, моей ложью, моим предательством. Я просто… теряюсь, теряю саму себя. И не могу больше так жить, — взглянула на свекровь, та смотрела на нее, не отрываясь. — Для меня девять лет… это слишком много.

Молчание, повисшее в воздухе, можно было поджечь, настолько наэлектризованным стал кислород. А потом вдруг превратилось в вакуум, вынуждая вновь и вновь вдыхать спасительный кислород, но не ощущая насыщения и удовлетворения.

— Что ты собираешься делать? — проговорила Лидия Максимовна дрожащими губами.

Лена опустила глаза, тяжело вздохнула, втянув воздух через нос.

— Я встретила друга детства, — проговорила она и проследила за реакцией свекрови на это заявление, застыла с непроницаемым выражением на лице. — Он предложил мне встретиться. И я согласилась.

Пауза, а затем:

— Максим знает?

— Нет.

Нахмурилась и поджала губы.

— Ты собираешься сказать ему?

— Нет.

Лидия Максимовна выдохнула, Лена видела как эмоции, одна за другой, сменяют выражение на ее лице, она устремила взгляд в сторону и немного наклонила голову вниз.

Лена сцепила дрожащие пальцы и сжала их на коленях.

Молчание снова убивало, уничтожало, травило и парализовало.

Лена так много могла бы сказать, объяснить, заверить, но ни одного слова с языка так и не сорвалось.

Лидия Максимовна посмотрела на нее, пронзив взглядом.

— Делай так, как считаешь нужным, дорогая, — проговорила она медленно. — Я не знаю, что можно тебе посоветовать в этой ситуации. Возможно, ты и права, что согласилась на встречу. Запирать себя в четырех стенах… не стоит.

— Мы просто встретимся с ним, и все, — принялась защищаться Лена. — Поговорим, выпьем кофе, нам много чего нужно оговорить. Мы не виделись десять лет…

Она так наделась, что ее поймут!! А вместо этого…

— Хорошо, — сдержанно выдавила из себя Лидия Максимовна. — Поступай, как знаешь, но не забывай, что Максим любит тебя.

Любит?… Любит. Слишком призрачная надежда, чтобы оказаться реальностью.

Лена кивнула, но ничего не ответила. Да и вряд ли нужны были слова.

Сердце рвалось на части, обливалось кровью и не заживало. Не могло зажить. Вновь и вновь кровоточило, сочась кровью через незаживающие раны.

Не только Максу было больно. Эти девять лет страдала и она. Страдала больше и глубже, чем он.

Терпела, надеялась, верила, любила. Ждала признания, прощения, отпущения вины.

Так и не дождалась.

Лена вздохнула и закрыла глаза.

Если Максиму не хватило девять лет, чтобы разобраться в себе, то для нее этого было больше, чем достаточно.

Слишком много, слишком больно, слишком… одна.

Пришло время что-то менять.

Теперь встреча с Андреем не виделась изменой, Лена смотрела на нее под другим углом и ракурсом.

Всего лишь еще один поворот судьбы. Не более.

Она не сможет уйти от Макса, он не сможет ее отпустить.

Но она должна сделать так, чтобы десятый год ада не наступил в их жизни. Его не переживет ни она, ни он.

9 глава

Уверить себя в том, что это нормально, не стоило и пытаться. Но Лена и не пыталась.

Застыв около кафе и не решаясь войти, она лишь сильнее сжимала руки в кулаки, чтобы унять дрожь в теле и вспотевших вмиг ладонях.

Изменница, предательница, обманщица?…

Из горла рвался стон безысходности, а сердце грохотало в груди так сильно, что почти оглушало ее.

Да, она таковой себя считала.

Вот только к чувству предательства, сжимавшего, словно тисками, ее горло, примешивалось еще и чувство удовлетворения. Глубокого, нежного, обволакивающего словно паутиной, словно наилегчайшей вуалью, трепетное чувство удовлетворения.

Девушка тяжело вздохнула, почти с силой втягивая в себя воздух.

Она не могла понять, почему радуется. Отчаянно, эмоционально, ярко, как маленький ребенок, который ожидает подарок на Новый год от Деда Мороза, или как человек, совершивший благородный поступок и ожидающий теперь награду или хотя бы поощрение за него. Эта радость, такая опьяняющая, такая живая, такая искренняя и светящаяся, подобно огромному огненному шару засела глубоко внутри нее и, взорвавшись, разлетевшись на сотни маленьких искорок, теперь сияет в каждой клеточке ее тела, вселяя в тело невиданную силу, стойкую решительность и уверенность в правильности своего поступка.

Лена на мгновение прикрыла глаза, на губах застыла полуулыбка, озаряя лицо.

Все ведь правильно?… Правильно, так?! И она не совершает ничего плохого.

Ведь встречу со старым другом нельзя назвать предательством, нельзя назвать ее и изменой?!

Она верная, она не изменяет Максиму, не предает его.

Она просто… старается выжить в этой вечной гонке за жизнь, в этом мире девятилетнего ада, в который сама себя загнала, в этом хаосе, в который ее жизнь превратилась.

А Андрей… он просто друг. Друг, который поможет ей выжить. Он, подобно Ане, станет тем огоньком надежды и лучиком света, который мелькает в конце туннеля, когда уже нет шансов на спасение.

Сердце забилось сильнее, заглушая все посторонние звуки своим частым биением.

И все же, все же… Что-то было не так. Что-то было… неправильным, нелогичным, безнравственным для ее тонкой, ранимой, нежной и верной натуры.

Что-то словно ядом проникало в кровь и, надавливая на болезненные точки, кричало о том, чтобы она не делала этого. Не заходила в кафе. Не встречалась с Андреем. Не делала того, о чем потом будет жалеть.

Лена приоткрыла глаза, улыбка слетела в лица, в уголках губ появились морщинки.

Слишком призрачной и невзрачной была та грань, что отделяла ее от «правильно» и «неправильно», от «можно» и «нельзя». Слишком призрачная, почти нереальная…

И перешагнуть через нее было слишком просто, оставляя позади себя сомнения и нерешительность.

Она не могла объяснить, почему вместо стыда за свой опрометчивый поступок, за свое нелепое согласие на эту встречу с Андреем, вместо испуга, страха из-за того, что Максим может обо всем узнать, и разозлится, жутко разозлится, почему вместо острой саднящей боли в груди сердце учащенно и завороженно бьется внутри нее, легко касаясь нервных окончаний, словно крыльями бабочки?!