Клинки севера - Илларионова Алина. Страница 41

– Не слишком разумно сравнивать с цепной шавкой волка, когда он не в духе, – с прохладцей заметил Вилль.

– Пресветлая Богиня! Да вы мне угрожаете?! – «испугался» Шантэль.

– Отнюдь. Просвещаю для полноты собственного портрета.

– Неужели не удивлены?

– Если отвечу положительно, то потешу ваше самолюбие в ущерб собственному, если отрицательно – то солгу перед богиней и пращурами. Поэтому я скажу: доброй ночи, л’лэрд.

Какое-то время Шантэль созерцал делано апатичное лицо аватара, наконец изрек:

– То ли гордыня, то ли спесь. То ли дурь в голове, что вернее всего.

– Я никогда не принадлежал ни одной из Ветвей, и просить о снисхождении высокого л’лэрда не стану. Если вам угодно барыжничать своими знаниями на стороне… хм, валяйте!

– Да как с тобой прислуга уживается?!! На месте полукровки я бы подметки стер, но сбежал!

– Фехтуя на саблях, предавались мы как-то размышлениям о Силль-Миеллоне. И сошлись во мнениях.

– Я, к слову, советник короля Саридэла…

– Припоминаю. Если не ошибаюсь, это его сын Савиэль ходил с дипломатической миссией по равеннским домам терпимости, а ваши агенты потом заметки с вестовых тумб сдирали. Их еще за хулиганов приняли и чуть не арестовали…

– Принц Савиэль еще молод и не женат, – усмехнулся Шантэль. – Ведь только у аватар принято, чтобы первая брачная ночь была… первой?

– Это такая же истина, как общеизвестная версия нашего «предательства», – ляпнул Вилль прежде, чем сообразил, что силль-миеллонец только и ждал, когда он взбрыкнет.

Шантэль, рассмеявшись, довольно закивал.

– Я уже и забыл, что эльфы бывают молодыми… настолько. Ты присягнул императору, верно?

Вилль осторожно угукнул.

– Это хороший выбор и для тебя и для него. С другой стороны, ответственность на грани опасности. Повелитель доверяет аватарам, как себе, а твое чутье еще слабо развито. Через тебя враг может добраться до Аристана.

– Кто и как?

– Пока не знаю. На твоем месте я бы держал ухо востро с этой девочкой, Летти. Да, я тоже знаю про феромоны, но это еще не все. Не удивлюсь, если она подбросила тебе ехидну. Накануне она крутилась с мешком возле твоей комнаты, думая, что все мы внизу.

– Я знаю…

– И я даже могу предположить, откуда ты это узнал! Она пришла и рассказала сама, эта несчастная девочка, до дрожи боящаяся хозяина Дарьена… и меня. Скорее всего, она плакала, а ты ее утешал, неохотно, но вынужденно, и горячо убеждал в ее же собственной невиновности. Верно, Арвиэль?

– Сострадание есть одна из светлейших добродетелей… – тоскливо протянул в небо Вилль. На плотной границе солнечно-желтый цвет еще боролся с наступающим грязно-лиловым, но с каждой минутой слабел, неотвратимо сдавая позиции.

…Люди и аватары под знаменами грифона дорого продавали каждый вздох, каждый шаг назад. До тех пор, пока пятиться стало некуда. Скорпионы карабкались по трупам, наседали на ворота. Вражеские нарвалы [10] превратили западную стену в гряду оплавленных магией валунов, из которой торчал сбитый наземь шпиль Академии магии.

И тогда совсем юная девушка подняла меч и бесстрашно сдернула шлем…

– Дождь начнется через полчаса, не раньше, так что вымокнуть я не боюсь. – Как всегда, Шантэль не нуждался в прямом вопросе. – Я понимаю твою неприязнь, Арвиэль. Более того, могу заверить, что Высокие короли довольно скоро пожалели об опрометчивом проклятии. Блага это никому не принесло. Силль-Миеллон ослабел, а аватары погибли. Поэтому повторяю: будь осторожнее, последний из рода. А теперь доброй ночи.

– Подождите! – Шантэль обернулся. – Откуда вы знаете обо мне?

– Твоего деда звали Дарсиль Фелленвирд из Ветви Багряного Клена. Он погиб в карательном походе на Скадар, который окончился у подножия Поднебесной Цепи, и на нем завершился род Фелленвирд. Эту фамилию – фамилию мужа первой отступницы – в Силль-Миеллоне предпочли забыть, а вашего отца, вероятно, взяли на воспитание родичи матери, Винтерленны.

– Они стали вождями нашего клана, Араисс и Далила Винтерленн.

– Вот как? Твой отец изменил фамилию, взяв по первому слогу от материной и отцовской. Но, поверь, тем немногим, кто помнит Россэлин, достаточно одного взгляда на тебя, чтобы все понять. – Шантэль засмеялся. – Твоя бабушка тоже предпочитала сабли расческе.

Окоем застило до горизонта низкими набрякшими тучами; казалось, вот-вот одна зацепится за острую пику елки в смешанном полесье Орлики, и пойдет трещина по небу, ветвясь и расползаясь, как сыпучая тафта в руках неумелой швеи. Хлынет дождь: сразу – резко, с первых капель – яростно, не размениваясь на пробные темные бляшки в неостывшем еще песке.

Но гроза не торопилась. Она ждала слишком долго, чтобы позволить себе еще немного торжества над присмиревшим миром.

– Войди, Дан! – разрешил Вилль прежде, чем в дверь постучали. Судя по отчетливому звуку, сапогом.

Сперва показалась обтянутая белой рубахой спина с толстым черным канатом косы посередине. Следом в щель лаской шмыгнул ее обладатель, а уж потом дверь открылась нараспашку, являя серебряный поднос величиной с обеденную поляну, убранную традиционными фруктами, печеной рулькой и…

«Винище!» – Желудок истошно заголосил, перед глазами замелькали картинки: торчащая из жбана с помоями когтистая дуля, удирающий из-под обстрела косточками пеликан, песня «Про коня» с выходом из-за камина за неимением печки…

– Брр!

– Л’лэрд не любит грозу?

– Л’лэрд не любит ссориться с братом. – Вилль сидел на подоконнике, удобно привалившись спиной к стеклу.

Дан, поставив поднос, замешкался на пороге.

– Что-то случилось? Быть может, вина?

– Нет! Может, просто гроза. А может, препирался с Шантэлем и у меня мозги набекрень от словесных пируэтов. Вина сам выпей, если хочешь.

– Не откажусь. Хорошее у них вино, крепкое, терпкое, сливово-алое, как гранат. Глотнешь прохладу, а она потом бежит живым огоньком по крови, и будто сам оживаешь, – забормотал Дан, всего на полногтя не долив до краев и теперь разглядывая рубиновую жидкость под свечкой. – Служанка мне все рассказала.

– Да ну?

– Она служит у Дарьена год, до конца срока осталось еще четырнадцать лет. Когда расквитается с материным долгом и получит удостоверение личности, ей будет за тридцать. Ни образования, ни положения в обществе. Только увядшая юность. Она хотела, чтобы по весне я тайком провел ее на корабль и увез в Неверру.

– И что, поможешь бедняжке?

Дан замялся. Кричать через всю комнату было неудобно, и он присел на край кровати, поставив кувшин рядом на пол и грея в ладонях массивный серебряный не бокал даже, а маленький кубок, украшенный опалами.

– Никому и никогда не позволю использовать себя.

– Не зарекайся.

– Это – мой принцип, Вилль. Жизненный. Тот феромон был похож на опий: чем больше вдыхаешь, тем чаще хочется. Никаких мыслей кроме, никаких желаний. Нет, помогать я не буду. К побежденным сочувствия нет.

– Сурово!

– Те близняшки тоже не особо нежничали, когда воткнули мне нож под ребра.

– Близняшки?

– «Рыбачки»-науми, что напали в Веселом переулке, – пояснил Дан, прихлебывая вино и совершенно не замечая очумелого лица брата. – Хотел бы я с ними встретиться в более приятной обстановке. Мм… Гибкие, ловкие, словно их не две было, а больше…

– Это доппели.

– Кто?

– Доппели, Дан! Доппели! Двойники, выращенные из донорской крови. Вот оно! – Вилль прищелкнул пальцами, игнорируя скептическое хмыканье Дана. – А я говорил, что с ехидной дело нечисто! Ее действительно подбросили ко мне, чтобы заманить в клятый переулок и усыпить. Если бы я не знал о ней, то пошел бы следом, как на поводке, прямо к твоим «рыбачкам» в сети!

Мигнуло вновь. На сей раз гром ответил азартнее, аж стекло задребезжало. Дан побулькал кувшином над ухом – еще много осталось – и, явно наслаждаясь процессом, опять взялся за разлив, церемонно, боясь уронить даже каплю.