Клинки севера - Илларионова Алина. Страница 63
Император свесил руку, и в нее тотчас ткнулся широкий влажный нос с чуткими ноздрями, затем другой. Аристан потрепал по ушам черного с подпалинами выжлака Бурана, да и выжловка Арса не осталась без хозяйского внимания. Хорошие гончие были, паратые – цвет стаи. Сильные, выносливые, умные. К сожалению, время их триумфа миновало, и дети ушли в полаз без престарелых родителей. А чету пенсионеров ждет войлочная подстилка в шатре императора и почетный кусок оленьего окорока. Судя по еле слышному, сдержанному повизгиванию, собаки предпочли бы заработать его честным трудом, но, увы, они уже не выдерживали темпа гона. Теперь их главной обязанностью было нахаживание молодняка и по возможности пополнение стаи новыми выносливыми и чуткими щенками. Друзья… Те, кого нельзя ни подкупить, ни обмануть. Те, кто всю свою жизнь останется верен только одному запаху и не променяет его ни на один другой.
– Хорошая Арса, хороший Буран…
Два толстых хвоста слаженно завиляли. Буран, развеселившись, попытался стащить хозяйскую перчатку, и Аристан со смехом отнял руку. Вот уж верно: маленькая собака до старости щенок. Хотя… Мал, да удал – так тоже говорят. Коротышка Буран ни волка не боится, ни рыси, да и Арса от «супруга» не отстает. А до Сумеречного предлесья от Рижской пущи рукой подать, и оттуда забредают темные звери: черные медведи, карсы, иногда и хищные олени-крагги – желанная, но редкая добыча.
Хрустнул иней под конским копытом, в пронзительной тишине звук взвился ввысь и разбился, раздробился эхом о ледяное поднебесье. Солнце слепило, но не грело: осень только начала крыть сусальным золотом равеннские липы, а здесь, в северных широтах, уже ступила на порог зима. Аристан глубоко, полной грудью, вздохнул, неспешно выпустил облачко пара. Вслед за Повелителем дохнул и целитель Огдэн. Действительно – хорошо! Расстелившуюся по полю траву обметало утренней изморозью как сахарной глазурью; рытвинки искрят ледяными оконцами вчерашних луж; над полем бабочкой порхает пустельга, выглядывая добычу.
А как чудесно обедается у костра в такую погодку!
Симка горестно мяукнул. Погладив его, Аристан поправил ремешок арбалета.
– Долго они! Мой Стриж уже поднял бы! – Граф Эстэр, страдальчески морщась, почесал подбородок. Как и остальные охотники, включая самого императора, он надел серый кожух, опушенный мерлушками, но грубоватая одежда «селянского пошива» ему не нравилась, а жестковатый каракуль докрасна натер шею. «Надо было вместо платочка шарфом обвязываться», – неприязненно думал Симка.
Свои выезды Эстэр планировал заранее: на выбранную дичь устраивали облаву и выпускали в загородном имении за несколько часов до прибытия охотничьей команды. Император предпочитал охотиться спонтанно, как первые Эскабиан, полагаясь исключительно на везение. Пока бог Удачи не подводил.
– Получаса не прошло, Велиар, обожди! – укорил его Аристан. – И – тише. Еще немного…
Будто в подтверждение его слов пущу огласил звонкий лай.
Взвыл рог кого-то из выжлятников. Император, а вслед за ним и Симка, и доезжачий, и остальные охотники напряглись, подобрав расслабленные поводья.
Черный как смоль самец стрелой вылетел в поле, гордо неся свинцового цвета рога, что идут на вес редкого белого золота.
– Крагги! – громко прошептал Аристан.
– Дадим ему фору? – волнуясь, предложил доезжачий Михел. Император согласно кивнул.
Симка крепче вцепился в луку.
Олень, высоко вскинув голову, мчался далеко впереди стаи, подстрекаемый задорным, переливчатым лаем. Псы гнали ровно, ухо в ухо, и Михел одобрительно крякнул, наблюдая за черным Горном – голосистым ведущим выжлаком. Когда-то его место занимал Буран, однако сын ни в чем не уступал родителю. Стая привязалась крепко, но олень попался крупный, молодой и имел все шансы пересечь поле и уйти в березовый подлесок, а оттуда – в чащу, недосягаемую для наездника. Пешком Его Величество не охотился, и собак отозвали бы рогом.
Зверь режет поле, едва касаясь травы острыми копытами; свинцом блестят драгоценные рога…
– Вперед! – первым сорвался Аристан.
– Гони-и-и! – в экстазе заревел домовой.
Охота началась.
Гончие неслись навзрячь. Варом варили: гнали дружно, азартно, воздух звенел от слаженного лая. Справа, слева, сзади слышалось атуканье выжлятников, поджигающих и без того горячих собак. А впереди драгоценной искрой летел белоснежный черногривый Адамант, которого четыре года тому назад подарил императору на сорокалетие один из крупных ильмаранских коневодов-бэев. Симка скакал на луке, в такт с хвостом подпрыгивали вислые с помпонами уши шапки. На середине поля домовой решил, что у него глаза на лоб вылезут от растущего с каждой долей секунды напряжения.
Вперед, гони! Эх, видел бы хозяин! Хотя аватар не одобрял псовой охоты, но, как ни крути, лихо!
Олень тем временем прыгнул, сразу вырвавшись далеко вперед, и стало ясно, что до этого момента он дразнился, но теперь решил поиграть с охотниками в полную силу. А может, и заманить кого неосторожного глубже в лес, на свою территорию. На территорию хищника. Еще пара мгновений – и окольцованный рыжим пятном хвост победно замелькал среди белых стволов.
– Ушел! – выкрикнул Михел, раздосадованно махнув рукой: подлесок Рижской пущи переходил в чащу, едва успев начаться.
Повелитель крепче сжал бока Адаманта. Симке на мгновение показалось, что еще чуть добавить скорости, и конь взлетит над замороженным полем вместе с седоками, как огромная стремительная пустельга.
– Оставь, ушел!
Но окрик Эстэра только подстегнул Аристана. На крыльях азарта Адамант вломился в березняк; справа мелькнули кустики брусники, окропленные спелыми алыми ягодами, будто кровью. Голоса остальных охотников звучали все тише и реже. Подлесок нырнул в балку так резко, что домового основательно тряхнуло в седле, а кроличья шапка едва не слетела вместе с головой. Зубы клацнули, а в желудке образовалась пустота.
Выжлаки-пенсионеры, видя прямо перед носом куцый хвост, вдруг поднажали, вырвались вперед коня и легко обошли потомство. Неожиданно олень развернулся, взрыв копытами землю, и склонил к земле ветвистые рога, до ужаса напоминая злобного быка Бурку, в сколку не ставившего всех северингских горожан во главе с хозяином. Подошедшие собаки оплясывали крагги, заливаясь, но не смея рвать хозяйскую добычу.
Император круто осадил коня и потянулся за арбалетом. Судя по нервному храпу, Адамант предпочел бы оказаться подальше от черной твари, роющей землю с такой яростью, что дерн летел, как мякина из механической веялки. При этом он чуть поводил головой, широко раздувая ноздри, словно вынюхивал среди стаи кого-то конкретного.
– Отрыщь! – рявкнул подлетевший Михел.
Гибкое тело Бурана извернулось в торжествующем прыжке.
Сумеречная тварь вдруг, резко дернув головой, схватила пса поперек хребта и отшвырнула прочь – остервенело, будто сводя личные счеты с кровным врагом. Хрустнула, переломившись в стволе, тоненькая березка. Буран с жалобным визгом покатился кубарем. Крагги бешено заревел, сверкнув хищными зелеными бусинками в глубине темно-сливовых глаз, и навострил рога на недобитую жертву…
Нервы у Адаманта сдали.
Неизвестно, что попало под хвост оленю, а вот Симке – седло. Взбрыкнувшая штуковина наддала домовому так, что неведомая сила подкинула его на добрых пару саженей, несколько раз перекувырнула и приземлила точнехонько зверю в морду. От ужаса кот выпустил все восемнадцать когтей и завизжал не хуже столичной барышни, поутру обнаружившей в тапочке вздремнувшую мышь. Рагу из зверюги, ревущей на порядок громче, как-то расхотелось. Олень тоже был против внезапной близости и заскакал так, что стая кинулась врассыпную, не дожидаясь команды. Игорный кубик болтался, щелкая хищника то в глаз, то по лбу. Гарцуя в аршине от сломанной березы, Симка увидел за огрызком ствола вытянувшуюся морду Бурана, и, судя по стеклянному взгляду, пес принял-таки решение уйти на пенсию и оставить травлю достойным.