Держи Меня Крепче. Часть 2 (СИ) - "Душка Sucre". Страница 69

– Я же не акробат, зайка.

– Глупо, – отбрила его суровая Соня. – Теория твоя глупа и дебильна. Например, ты какие фрукты больше всего на свете любишь?

Не задумываясь, он заявил, что мандарины:

– Но, я еще и арбузы люблю… Только это ягоды. Так что мой ответ – мандарины!

– Вау! Какой нежданчик! – она притворно удивилась. – И мой любимый фрукт – мандарин! Как делить будем?

– Ну-у-у… Думаю, я как джентльмен…

Соня беспардонно его перебила:

– У тебя что, синдром рыцаря? Или ты во мне леди разглядел? Короче, делить мы его точно не будем. Ты захочешь съесть мандарин – он же безумно вкусный! И я захочу. И оба будем хотеть сильно-сильно! Но делиться мы не захотим. А значит? Значит, война!

– Ты чересчур брутальна, Соня, – щелкнул он ее по носу.

– Чего клешни распустил? – Соня перехватила его руку. – А если сломаю?

– Ломай, – меланхолично отозвался парень, но в его глазах мерцал вызов.

Девушка секунду подумала и отпустила. Тепло его рук приятно грело ладони, но мысли рождало совсем безрадостные. Она уже успела пожалеть, что затеяла разговор, но сдержать себя не могла.

– Ты ведь меня не любишь, Оливер Басс.

Все, она сказала ему. И что он ответит? Будет отрицать иди согласится? А как ей себя повести? Да, зря она начала. Но отступать – не ее метод. В ее манере – принять бой и победить.

– С чего ты взяла? – усмехнулся парень, но внутренне напрягся.

С какого перепугу она решила спутать ему карты? Или разгадала коварный план?

– Это видно. Но это не страшно и я помогу тебе.

– Как же? – в голосе Оливера промелькнула заинтересованность.

Поменять один план на другой – легко. Лишь бы игра выгорела, а то, что она стоит свеч – без сомнения.

– Тебе – Лена, мне – Охренчик.

Оливер рассмеялся, но его настоящие эмоции было понять невозможно, вот если бы Соня была психологом, она бы сразу раскрыла, что этот смех не носит характер ни радостного, ни злостного – он призван скрыть волнение и небольшое замешательство:

– Не-е-е, моему братцу никто кроме нее не нужен.

– Значит, тебе нужно стать для нее лучше, чем Шерхан, – слова вылетали из нее безжалостно, хотя раскаяния о том, что она поступает неправильно и негуманно вовсе, продолжали ее преследовать, невидимыми темными крыльями вырастая из спины.

– Я и так лучше, – возразил уверенный в себе донельзя Олли. – Но я хоть и есть, меня ей не нужно.

Теперь грусть в его голосе прозвучала неожиданно неприкрыто. Словно нагая Маргарита пролетела на помеле над городом, окрасив этой домашней утварью темно-синее небо в угольно-черное, мазнув также и по настроениям Басса и Сонечки.

Но Соня вновь удивила саму себя, выдав саркастичную фразу:

– Ща расплачусь от сожаления, бедняжка, – она усмехнулась, поддерживая как-то случайно выбранный образ стервы. – Плохо стараешься.

– Можно подумать, ты лучше?

– По крайней мере, я что-то делаю, прилагаю усилия, стараюсь.

– Вот и я так же.

– Да уж. Стараешься… – неожиданно, она очень зло выкрикнула ему прямо в лицо, наконец-то повернув к нему голову: – Нафиг надо было устраивать игры со мной, если тебе Лена нравится?

Но Оливер словно надел на лицо непроницаемую маску:

– И долго ты это вычисляла?

– Вот минут… несколько назад в голову прилетело. Озарение. Когда мы из подъезда вышли глазами ее поедал, потом дверцу в машину открывал и чуть ли не запрыгал как зайчик на ушах. И как всю дорогу в зеркальце заднего вида пялился, будто торт свадебный сзади везешь. Да и раньше ты ей всегда внимание уделял. Одно к другому, бисеринка к бисеринке и вот полная картина, которую ты даже не смеешь отрицать.

Оли неопределенно хмыкнул:

– И тебе даже не обидно, что не ты королева моих снов?

– Мне обидно, что я не королева твоих кошмаров, – парировала мандариновая девушка, как иногда про себя ее называл Оливер. После минутного молчания она добавила свою правду: – Я Шера люблю. А не тебя, хотя были… А нет, не важно.

– Уж скажи, сделай милость, – зацепился он за ее недоговоренную фразу, в которой, возможно, скрывалась безумно важная информация.

– Проехали.

Но парень не желал «проезжать». Он чувствовал, что должен знать:

– Скажи.

– Ты глухой? Неважно это.

– Все важно, – ответил он и, не выдержав, решил воздействовать силой. Он схватил ее за руки, практически заключив в объятия: – Я все же требую.

– Ты псих.

Она не сводила с него немигающего взгляда, и в ней боролось одинокое чувство, граничащее с либидо. Он умеет быть грубым, но при этом не пугает до дрожи в коленках, но крышу начинает сносить. И эти чувства ее страшили. И запах от него исходил приятный, дурманящий. А слова, сказанные шепотом почти в губы: «Я знаю…»? Нереал полный.

Ей действительно показалось на несколько незабываемых мгновений, что они могут быть вместе, чтобы вместе спасаться от одиночества. А в его глазах она именно одиночество и видела. Словно выброшенный за борт маленький человек, барахтающийся в пучине черных зрачков и не способный влезть в спасительные круги голубых радужек. Страшное чувство одиночества. Оно преследовало ее давно. Но в его глазах, помимо этого, плескалась еще и какая-то скорбь.

– Были моменты, – она заговорила, но Оливер лица так и не отодвинул, практически вдыхая ей горячий воздух прямо в рот, – когда мне казалось, что у нас может что-то получиться…

Соня зажмурилась, покачала головой, стукнувшись носом с носом Олли, он отпрянул, потому что и сам не понимал, почему она так завороженно смотрит в его глаза, будто читает мысли. А она усмехнулась.

– Продолжай, – он все еще был рядом, но теперь его лицо было в сантиметрах пятнадцати от нее.

– А что продолжать? Это же глупости все! – она рассмеялась. Он тоже улыбнулся, хотя ни одному из них смешно не было. Все было просто странно. – Чушь собачья. К тому же, у тебя чувства к Лене, а у меня к моему Тёмочке… Слишком высокие барьеры. Да и поезд… ушел. А торчать на станции в ожидании следующего как-то не прет.

Она скривила лицо, выражая тем самым нежелание продолжать.

– Жаль, что мы его упустили… – прегрустно сказал Оливер, вернувшийся на свое сидение.

– Ой, не могу. Рэпперочек ты наш, а ты, оказывается, талантище. В актеры не пробовал поступать? – она говорила все это предельно-веселым голосом, но это она вновь включила грубиянку и хамку, которая не постесняется «обласкать» старушку в автобусе, посягнувшую на ее сидение. – И в итоге – проехали. Короче, ты мне с Шером поможешь? Со своей стороны обещаю поддержку в завоевании Лены.

– Мне не нужна твоя помощь. А тебе следует выкинуть его из головы.

Его слова показались Соне хамскими и она, все еще в эмоциях от неудовлетворения своих тайных желаний, сорвалась на крик:

– Тогда мне не нужна твоя помощь! Кем ты себя возомнил?

– Просто не лезь в это, – спокойно посоветовал ей парень.

– Поздно. И, кстати. Я тебя бросаю. Ищи себе другую мнимую девушку.

С мыслями, что ее использовали и как грязную салфетку просто отправили в мусорный контейнер, крайне недовольная, она, громко хлопнув дверцей машины, выскочила наружу, оставив Оливера наедине со своими безрадостными мыслями.

Использовал и бросил. Так он и поступил с рыжей лисичкой. Нехорошо и некрасиво. Вообще, античеловечно. Вот только другого выхода нет. Да, ему бы не помешала предложенная ею помощь, но чем бы это было? Очередным использованием ее в своих целях. Хотя и она бы получила свою выгоду, но нет. Она – не вариант. А у него сейчас новый план действий и в первом его пункте значится пойти и порыдать в плечо Лены о том, что они с Сонечкой расстались, а «он ее так любил»…

Девушка с мандариновым взрывом на голове резко перехотела идти на концерт. У нее с самого начала не было на это особого настроения – встретить там Шера не предвиделось. Зато можно было нагрянуть в его новые пенаты (ей уже рассказали о переезде ее любимчика) и продолжить свои атаки. Если бы «этот долбанутый кретин» Оливер действовал в отношении нее решительно, а не мямлил всякую чепуху с жалостливыми глазами, она бы, может и оставила свои попытки. О своих глубоких чувствах к Артему теперь она не могла говорить однозначно… И все же Олли – тряпка, чье сердце отдано волку в овечьей шкуре – Лене, а Шер так просто от нее, Сони, не отделается!