Зимний крокус (СИ) - Лазарева Лёна. Страница 14

А я была как пьяная. Хотя я никогда в жизни не была пьяной – один лишь раз, помню, я сильно замерзла, и Мири, закутав меня в огромную старую шаль, налила мне особого пьяного меда – того, что крепче пива и крепче вина.

Я не опьянела… но почувствовала некую легкость, мои заботы и страхи куда-то ушли – н совсем, они остались где-то глубоко, но не мешали больше. Мне казалось тогда, что нету ничего невозможного, и у меня всё получится… Хотя я даже не помню теперь, что же именно должно было получиться?

И вот сейчас – неведомая прежде легкость наполняла каждую жилочку, пела, поднимала ввысь… подпрыгнешь – и улетишь. «Зачем мне любить зиму, когда у меня есть ты?»

Это продолжалось, пока мы с Мири не занялись истерзанными руками Айдесса… Посетившая меня счастливая волна отхлынула, и остался жгучий стыд. Я эгоистка. И глупая курица. О чем я думаю? Я же ведь немного маг – так лечи, а обо всем остальном будешь думать потом!

К величайшему моему стыду, бинтовала Мири лучше меня. Я пригодилась только для вспомогательных дел – держать, отрезать, протирать, прижимать… Как же ему было больно, моему любимому! Как он терпел вообще?! А он ещё улыбался… целовал меня… и смог сделать невероятной красоты цветок. Я буду его помнить, Айдесс, ты не думай, - пусть он и развеялся, туманный крокус… мне всё равно его не забыть.

А потом, когда мы забинтовали его руки, укрыли и закутали, вытерли кровь с лица и головы , – я со страхом обнаружила, что кровотечение было и из уха и из носа, и судя по тому что я видела на снегу, сильное… но даже не это было самое страшное.

Теперь, когда Айдесс, забинтованный и умытый нами, лежал на лавке и как будто спал – я стала обследовать его магией. И похолодела. Все мои счастливые мысли, маячащий перед глазами цветок и воспоминания о поцелуе – разбились и разлетелись осколками где-то внутри… Колкими такими и холодными…

Он был вычерпан. Полностью. Я не думала, что так бывает. Весь магический резерв и жизненные силы, ответственные за то, чтобы человек попросту сопротивлялся болезням и хотел жить – всё отсутствовало. Разве что.. это можно было сравнить с пустой чашкой, которая… просто ещё оставалось влажной. Но воды уже не было…

- Что, Олэ? – тихо и серьезно спросила Мири. – Что нужно сделать? У меня жир барсучий есть, может, растереть и к печке?

- Может, - бесцветным голосом отозвалась я. – Вдруг это всё-таки… немного поможет.

- Да он вроде не шибко замерз, только вон кончики ушей обморозил слегка, а так… Парень-то молодой, справится же.

- У него не осталось сил, - пояснила я. – Он всё отдал… урагану. Вернее, отдал, чтобы его остановить…

Каким чудом мой любимый смог сделать этот несчастный цветок? Наверное, ему очень хотелось… Немудрено, что после этого он потерял сознание.

- Эээ, да он просто иссяк, - протянула Миррэ. – Тогда не знаю. Но тепло в любом случае не помешает. На печь мы его не закинем, конечно, так что надо пожарче растопить. И боль чем-то унять… может, макового отвару сделать? Правда, кажется, я последний мешочек старому Химру отдала…

- Поищи, пожалуйста, - тихо попросила я. – Он не пожалуется… но наверное, ему ужасно больно.

Мири ушла на поиски, а Тёрнед продолжал топтаться рядом. Наконец он не выдержал и спросил:

- Олэ, он же выживет, правда?

- А ты что, сомневаешься?! – воскликнула я так, словно это Тёрнед был всему причиной. – Он просто… безмерно устал. Вы, кстати, как добрались-то сюда?

- На ялике, - мрачно отозвался братец. – Под магическим парусом. Ох, Олэ, ты даже не представляешь, какой он красивый! Я тоже хочу так уметь!

Магический парус, значит. Да еще и красивый! Интересно, Айдесс умеет делать что-нибудь НЕ красиво?! Вряд ли… Он тратил себя сегодня не считая, пригоршнями и кусками, отрывая от живого. И в переносном и в прямом смысле. Неужели – ради меня? Хотя бы в малой степени… Теперь уже я должна отдать всё, что могу. И хорошо бы еще и то, что не могу…

- Может быть, ты и научишься… когда-нибудь… - медленно проговорила я, думая о другом. Смогу ли я… ведь что греха таить, не целительница я – так же как и не маг стихий, увы! Наверное, мне предназначено было хранить и приумножать богатство и благополучие родного Линдари. Сажать цветы и фрукты, которые не растут нигде больше, готовить вкусную рыбу…

При мыслях о рыбе я сжалась и стала кусать губы, чтобы не заплакать. Милый мой, бесстрашный! Всё отдал, не жалея, бросил под ноги… цветок. Как жаль, что я не видела радужного паруса!

Я никогда не призналась бы в этом Тёрнеду – но на самом деле меня мучил страх. Очень страшно, невыразимо страшно – видеть беспомощным того, кто всегда был для тебя символом надежности, силы… верности… И даже не просто лежащим в постели – случаются же болезни, каждый из нас хоть раз в жизни, хотя бы в детстве, лежал и болел! Не просто лежащим – а вот так… без сознания, израненный… Мне показалось даже, что у Айдесса появились седые волосы. Вот только сейчас, при этом освещении, невозможно было понять – у него и свои волосы были почти белыми, что очень шло ему. А ещё… я осторожно прикасалась к его лбу раз за разом, и всё хотела обмануться – но в глубине души уже знала, что он не просто согрелся. У него начинается жар. И это было совсем худо…

Мне надо попробовать… нет, не попробовать! Я обязана его вылечить! Пусть не целиком… но всё, что смогу…

Как же жаль, что родители не придавали значение моим «успехам» в целительстве. А зачем? Лечить понос служанкам и детям разбитые коленки? Так у нас в Линдари маг-целитель не из последних. А твоё, мол, Холлэ – это цветы и фрукты, варенье и грибы, и рыба… Рыба…

Я вспомнила, как на балу Айдесс признался, что боялся подойти лишний раз и попросить у меня рыбы. Знала бы я тогда! Тогда, золотой, горьковатой осенью, стоя возле своего костра…

Я взяла маленькую низкую скамеечку и поставила рядом с ним. И смотрела… неужели я теперь – невеста?! Мне не верилось до сих пор… Даже в самых смелых мечтах я не заходила дальше того, что мы просто подружимся… что он будет приезжать в гости, и я представляла, как мы идем вместе по лесу. Всё! На большее я не осмеливалась. Только пусто-пусто становилось внутри и больно, когда кто-то рядом со мной заговаривал о моем замужестве или о женитьбе Айдесса. Я прекрасно понимала, что и то и другое когда-нибудь произойдет, и тогда… тогда, наверное, он уже не пройдет со мною по лесу. Максимум, что мне останется, это танец раз в год на праздничном балу. А теперь… нет, я не буду сейчас мечтать. Нашла время! Эгоистка, равнодушная, глупая эгоистка… Ему плохо… и более ничего не должно быть важно для тебя.

Среди моих домашних не все и знали, что я немножко умею лечить. Мири знала, и Тёр тоже – так уж получилось. Но всё равно я стеснялась. Очень. Хорошо, что они оба молчали. Мири, кажется, заняла брата каким-то несложным делом, так как уложить его спать у нее не получилось.

Я всё смотрела, не в силах оторваться…

Какой же ты красивый. Если бы были другие обстоятельства… о, я бы сейчас поцеловала тебя, тихо-тихо, легко-легко… а во сне тебе приснилось бы, что это птица, подлетев, прикоснулась крылом… Или бабочка.

Всё! Хватит. Я закрыла глаза и сосредоточилась.

И очень скоро перестала думать, как я выгляжу и что обо мне подумают… это всё было такой чепухой…

Ткань, линии ауры, которую я всегда видела похожей на кружево, была смята и порвана. Как будто бы кто-то вырвал цветные, радужные линии, и они жалобно мерцали, готовясь погаснуть… а местами в ауре просто зияли дыры, словно выжженные огнем.

Кажется, я говорила своему любимому, что умею вышивать? Да… я вышиваю… и ещё вот так. Вышиванье, вязанье или плетение кружева – вот на что была похожа моя магия. Откуда-то я знала, что вот этот узор – его сердце, и он пылает ярко, и линии вспыхивают ровным светом, регулярно пульсируя. А вот этот – легкие… он более блеклый, неяркий… и я не знаю, как сделать сейчас его ярче… И его бедные руки – две рваных дыры в кружеве. Здесь и здесь.