Уровень: Война (СИ) - Мелан Вероника. Страница 3

Что с тобой? Что случилось, Ани? — слышался в голове встревоженный голос бывшей подруги. И что ответить? Что она больше не та Ани, которой была когда-то? Что той Ани больше нет и не будет? Простите, что зашла навестить вас, чудачка, я просто хотела сказать, что все изменилось и изменилось слишком сильно…

Нет. Не нужно ходить в гости. Когда-то друзей и знакомых было много — теперь нет. Может, и хорошо. Люди хрупкие — теряются, уходят, едва успеваешь их полюбить, умирают на твоих руках. Довольно.

Ани допила едкий лимонный напиток и зачем-то потрясла тару — зашуршала о дно пластиковая трубка; пустой стакан отправился в урну.

Как сильно, однако, может измениться жизнь: раньше слово «хорошо» означало радость. Хорошо получить очередную зарплату, хорошо прогуляться с подругой, хорошо урвать для себя час-другой и сходить за покупками. Хорошо раз в две недели завалиться на диван с чипсами и посмотреть полюбившийся фильм — расслабиться, отпустить вожжи, наесться запретного мороженого, и уснуть сытой, как бурундук…

А теперь смысл у «хорошо» выцвел — стал недоступен. Слово осталось, а ощущения пропали. Не нужно квартиры в оранжевом доме, не нужно Инессы рядом, вообще ничего не нужно. А хорошо то, что сегодня ее не поймали, не скрутили и не убили. Хорошо, что будет еще один шанс осуществить месть — единственное, что важно. И хорошо, что однажды она ее осуществит.

Ани сжала челюсти, поднялась, закинула вымокший чехол за спину, зачем-то натянула молчащие, неподсоединенные к плееру наушники и побрела в старую квартиру на Ривертон-драйв.

— Значит, у меня появился личный враг.

Они стояли у полуразвалившейся каменной кладки — единственной, частично уцелевшей стены, над поверхностью подземного бункера. Под ногами множество ходов, экранов и кабинетов — штаб управления Уровнем, а сверху черное облачное небо без единой звезды. Колыхалась от ветра трава — коричневая, выжженная; здесь, в этом месте редко звучали выстрелы и рвались гранаты; повстанцы сюда не добирались, а солдаты предпочитали отдыхать внизу. Что делать на поверхности, где лишь заросшие бурьяном черные камни и никогда не слышно стрекота сверчков. Эльконто сомневался, что в этом забытом Создателем месте вообще водятся насекомые. Шуршал в его руках пакет с печеньем, изо рта доносился хруст пережевываемых крекеров.

Лагерфельд стоял рядом — руки в карманах широких штанов, куртка расстегнута, душно. Смотрел на небо, покачивался на подошвах мягких ботинок, молчал.

— Пришел отчет. — Дэйн вытер с губ крошки и потянулся за новым печеньем. — Знаешь, что в нем сказано? Стрелком был либо тощий парень, либо…

— Девушка. — Закончил доктор и кивнул чернильному небосводу.

— Ты веришь, что это возможно? Девушка в руках с МБ-12. Стреляли именно из нее. Не из «пукалки», не из дешевого пугача, не из любительской «Ванны» [1], как я вначале подумал. А из МБ!

Эльконто смачно выругался и вздохнул. Даже перестал шуршать пакетом.

— Я бы сам ее выбрал, если бы хотел пришить кого-нибудь. Отличная машина. Но только не тогда, когда из нее целятся в тебя самого.

— Может, целили не в тебя?

— Угу, не в меня… как же.

На горизонте вспыхнуло короткое зарево — звук от взрыва до бункера не долетел, лишь прохрустела под подошвами галька. Какое-то время мужчины стояли молча, слушали колышущий сорняки ветерок, вдыхали долетевший с очередным теплым порывом, запах гари. Затем Эльконто не удержался и съязвил.

— Что-то мы с тобой не как «настоящие» мужики. Стоим, не курим. Ни самокруток, ни табака.

Доктор хмыкнул.

— Наверное, в нас уже превышен запас плохих качеств.

В рот двухметрового собеседника отправился новый крекер; качнулся полупустой полиэтиленовый пакет.

— Это каких?

— Ну, ты, например, жрешь слишком много печенья, ругаешься матом и любишь плоские шутки.

— Да? А ты?

— А я все это слушаю.

— Бедолага! — Эльконто расхохотался, и раскушенные половинки крекера вылетели изо рта на чахлую траву.

— Плюешься еще. Причем, не так метко, как стреляешь.

— Я тебе по шее сейчас дам!

— Видишь? Не ценишь заслуг, а доктор, между прочим, старается…

— Стив…

— Не поперхнись. Задолбался я тебя чинить уже.

На угрожающий рык Лагерфельд отреагировал дружеским хлопком по затянутому в кожаный плащ плечу.

— Пошли внутрь, работа ждет.

Через минуту, когда стих шум шагов, ветер принялся теребить коричневые стебельки над лежащими в траве остатками печенья.

(The Gossip — Get A Job)

Промокшие штаны она замочила в тазу с мыльной водой — не стала включать стиральную машину — соседи снизу жаловалась, когда та в процессе отжимания начинала елозить по кухонному полу, а привлекать внимание соседей к тому, что жительница квартиры сверху спустя два с половиной месяца вернулась домой, Ани не хотела. Пусть думают, что там все вымерли — ни телевизора, ни музыки, ни громких слов или шагов. Отсыревшие кроссовки поставила в раковину — сполоснет их мыльной водой после стирки штанов, затем отправилась в гостиную, где на столе, лежа на упорах, уже находилась приготовленная для чистки винтовка.

Подойдя к шкафу, Ани нагнулась и достала из-под него небольшой чемоданчик: принесла к столу, извлекла на свет длинный «шомпол», несколько насадок для наконечника и бутылочку с маслом. Пора почистить оружие — все любят заботу. Все, даже металлические детали, и именно они в последнее время служили ей помощниками больше, чем кто-либо еще.

Пальцы осторожно развернули тряпочку, разложили на столе, затем потянулись к лежащей рядом пачке сигарет, придвинули пепельницу; в открытое окно потянулся сизый дым; сощурились серо-зеленые глаза.

Процесс чистки успокаивал размеренностью и неспешностью: мысли, клубы дыма, дымящийся в уголке квадратной ванночки окурок. Извлеченная спираль блестела от жира; скрутившись дохлой змейкой, свисал с тумбочки шнур от объемистых наушников, висела на вешалке в коридоре одинокая цветастая курточка — по-весеннему яркая — насмешка над настроением внутри и за окном.

(Googoosha — I Live)

На улице сгустились синие сумерки; по подоконнику, разбрызгиваясь на покрытый линолеумом пол, стучали дождевые капли.

Методично меняя насадки на длинном пруте, Ани думала о тех объявлениях, которые прочитала сегодня в газете.

«Специалист. Оплата высокая. Анонимность» — таких или подобных этому нашлось штук шесть.

«Специалист» — сжатые в полоску губы растянулись в усмешке. Конечно, как еще назвать наемного убийцу, не «мясником» же? Мясником — это когда нужен мучитель для жертвы, а если хотят тихо, тогда «специалист» или «профессионал».

Она потратила несколько часов, размышляя, решилась бы сама на подобное или нет: делов-то — получить пакет, фото, детали, а после оплату — очень высокую, к слову, оплату. И это за час-два работы, если не считать предварительной подготовки.

Выстрел. Просто еще один выстрел. Мужчина или женщина… Сколько таких выстрелов звучало совсем недавно? Через какое-то время они даже перестали пугать, стали обычными, «нормальными»… Но, вернувшись, в Нордейл, станет она стрелять? В невиновных? Хотя, если заказали, значит, виновный? И суммы в конвертах достойные — могли бы очень помочь в оплате информаторов, на которых уже ушла приличная часть накопленных когда-то средств.

Один звонок, фраза — «готова взяться за работу», а после пухлый приятный на ощупь конверт; зажатый в губах дымился очередной окурок; дым выедал глаза.

Станет стрелять? Или не станет?

А если эти мишени — мужчины/женщины — кому-то так же ценны, как ей когда-то Ирен, Лиам, Мишель, Вали, Рон…. Как ни за что когда-то умерли они, так теперь, прими она такое решение, бесцельно и беспричинно может умереть кто-то еще. Одно нажатие на курок, один патрон.