Уровень: Война (СИ) - Мелан Вероника. Страница 55

— Эй, старина, а ты знаешь, что у тебя в косу вплетен шнурок от ботинка?

— Мда-а?

— Точно. Не поверил бы, если бы сам не увидел…

Доктор, кажется, потерял дар речи, а Эльконто, задумчиво глядя на экран, ответил:

— А я все утро думал, куда он делся? Пришлось найти запасной.

— Слушай, так она переплела тебе ее, пока ты спал?

— Наверное.

— И ты позволил?

— Я же спал.

— Ну, ты даешь. Сначала ты спал, пока она косички плетет, потом будешь спать, когда нежно в щечку поцелует, затем проснешься и обнаружишь, что она уже сверху на тебе сидит.

Дэйн развернулся вместе с креслом и грозно взглянул на доктора.

— А ты что, ревнуешь?

— Я?!

— Ага. Ну, вот еще…

Лагерфельд на мгновение смутился, потоптался на месте, затем аккуратно сменил тему.

— Голова после вчерашнего не болит?

— Ты уже спрашивал с утра.

— И теперь не болит? А то, я смотрю, хорошо вчера повеселились. Так, смотри, и до интрижки недолго, а от интрижки до настоящих крепких чувств. Это ведь не туда клонится?

— Чего ты пристал ко мне, а-а-а?

— Я не пристал — я забочусь. Ты не забыл, что эта дама тебя ненавидит?

— Не забыл. А вот она пока забыла.

— Но вспомнит.

— Вот когда вспомнит, тогда и будем разбираться.

Непривычно раздраженный Дэйн поднялся и вытянул вперед руки, разминая пальцы.

— Ты так и скажи, что завидуешь тому, что Пират тебя расчесывать не умеет.

— Уже умеет. Когтями.

— Твою волосатую грудь?

— Яйца, блин… Снова отшучиваешься?

— Ты же знаешь, у меня есть два состояния: я или отшучиваюсь, или сворачиваю шею.

Стив задумчиво посмотрел на друга, затем хмыкнул.

— Тогда лучше отшучивайся. И давай уже закругляйся, пора в бар.

Он был с ними и будто не был.

Сидел вместе со всеми за столом, слушал разговоры, шутки, умеренно, так как еще за руль, выпивал и почти не участвовал в беседе. Рассматривал налитые до краев стаканы, ногти на собственных пальцах, ловил, словно доносящиеся из параллельного мира, голоса друзей и сам не знал, о чем думал.

— Дэйн, ну ты совсем притих. Неужто еще дуешься на нашу выходку?

Голоса сделались громче — волна происходящего в баре накинулась на тихий берег острова, где Эльконто мечтательно притих на песочке, и вынесла того в настоящий момент. По ушам ударили звуки: бубнеж телевизора, раскатистый хохот Баала, чье-то чавканье, лопанье пузырьков на пивной шапке в стакане напротив; на плечо легла рука Халка.

— Да, что ты, друг! Я уже давно придумал, как отомстить. Вот, жду подходящего момента.

— Ух! Боюсь-боюсь. Ты у нас изобретательный на шутки, лучше нам поостеречься.

— Точно. В этот раз я превзойду самого себя.

То был единственный диалог на данную тему, в остальном бравурно обсуждался завтрашний поход, подготовка к нему, вчерашний спортивный матч по риплингу, поломавшийся двигатель машины Дэлла, новая прическа Логана и последний рассказанный доком анекдот на тему: «Я такой, да, я могу…»

Он покинул бар первым: извинился за спешность, отбился от тысячи невидимых стрел и уколов по поводу вплетенного в косичку шнурка, пожелал всем удачи, кивнул Стиву, завтра, мол, увидимся, и ушел.

Домой, хоть часы и показывали начало девятого, поехал не сразу — зарулил на угол двадцать четвертой, нырнул и вынырнул в круглосуточный цветочный магазин, положил на заднее сидение букет роз и тогда вздохнул с облегчением.

Дама живет в его доме уже три недели, а он ни разу не сводил ее в ресторан и ни разу не купил цветов. Заводя двигатель, Эльконто надеялся на то, что его «косолапые» извинения будут приняты.

Он ожидал немногого: ее улыбки, робкого жеста, поправляющего выбившуюся прядь обратно за ухо, жалобы на то, что они давно не практиковались в борьбе на лужайке, хитрого и якобы недовольного взгляда, мол, ты, конечно, поздно, но, куда деваться, я все равно сервирую тебе стейк…

А вот чего он не ожидал точно, так это украшенного бархатной скатертью и лентами стола в гостиной, стоящих на нем фарфоровых приборов, зажженных свечей, заполненных до середины бокалов с белым вином, горячей и умопомрачительно пахнущей еды в количестве трех блюд и… одетую в темное с серебристыми вставками, открывающим плечи и спину, короткое платье Ани.

Ани с великолепной прической из вьющихся волос.

Ани с макияжем.

И Ани на шпильках.

Хорошо, что она не обвила его шею при входе и не поцеловала в губы, иначе бы точно атас. Полный и безвозвратный.

Прежде, чем сесть за стол, Эльконто поднялся наверх и долго мыл руки — настолько долго, что подушечки пальцев сморщились.

Она такая красивая, сногсшибательно красивая — мягкая, улыбчивая, податливая… Боже, все это время в его доме жила Женщина с большой буквы, а Дэйн простодушно считал ее пацанкой. Нет, с такими грудями и попой, конечно, не пацанкой, но все-таки. А теперь он боялся выйти из ванной, не оттерев с лица выражение растерянного идиота, неспособного перестать пялиться на ее бретельки, икать при попытке умно ответить и капать в тарелку слюной. Не от вида стейка.

А как бы ей пошли длинные лакированные сапоги — те, что заканчиваются ваше колена, у-у-у…

Он бы так и стоял у раковины, рассматривая собственное отражение, если бы женский голос не вывел его из ступора:

— Дэйн, у тебя там все хорошо? Еда остывает…

— Иду, Ани! Уже иду…

Ужин, во время которого Эльконто ощущал себя находящимся никак не в собственной гостиной, а в зале дорогого ресторана — не хватало только официантов, — даже Барт вел себя прилично. Не сидел у стула, не колотил хвостом по полу и не умилял мордой попрошайки со стажем, вместо этого чинно лежал в углу и одобрительно посапывал.

Салат с каперсами получился великолепным, насаженные на палочки кусочки ветчины и сыра таяли во рту, оливы прекрасно оттеняли вкус, а зажарка в панировке и с овощами — м-м-м, Дэйн едва удерживался от мечтаний о том, чтобы в самом конце облизать блюдо. Нет, перед красивой дамой так делать нельзя. Даже если она живет в твоем доме и знает тебя, как облупленного.

Хотя, Ани, судя по всему, была далека от мыслей, что знает сидящего напротив мужчину достаточно хорошо, а посему вопросы лились, как из ведра: давно ли он купил этот дом? Не скучает ли в нем в одиночку? Что обычно готовит сам? Почему всегда ходит в кроссовках или в военных ботинках, но никогда в туфлях? Есть ли у него в гардеробе хоть один костюм? Какие места в городе считает любимыми? Давно ли обосновался в Нордейле? Есть ли у него начальник, или же преподаватель боевых искусств — сам себе босс? Дорого ли обходится аренда помещения, где проходят тренировки?

Казалось, сегодня она решила узнать о нем «все». Спасибо, хоть не «любит ли он шелковое белье?», «предпочитает ли спать голым?» и не «как относится к нетрадиционному сексу?». Однако вечер еще не закончился, и подобные вопросы вполне могли прозвучать.

— Ани, зачем тебе все это знать обо мне? Я обычный мужик, ничем не примечательный.

— Ну, как же… Ты примечательный всем. Ты умный, хоть стараешься не показывать этого, серьезный, хоть постоянно прячешься за шутками, ты — человек слова и чести. Очень деликатен и вежлив, никогда не ставишь в неудобное положение, не забываешь о мелочах, заботишься о тех, кого любишь…

— Так, хватит. Ты решила меня окончательно смутить?

Ее губы, оттененные розовой помадой, многозначительно улыбались, а глаза казались бездонными. Почему-то «во всеоружии»: с прической, в элегантной одежде и с полным макияжем, Ани казалась ему более далекой — эдакой красивой незнакомкой, к которой он трепетно желал, но боялся приблизиться. Ани в кроссовках и с хвостиком — это знакомая и близкая Ани. Ани в вечернем платье — это глубокая мистическая натура, от которой непонятно чего ожидать.

— А давно ты состоял в серьезных отношениях?

Дэйн долго возил по тарелке кусочек свинины — если бы не поставивший в тупик вопрос, давно бы съел его.