Наемник - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 76

— Для нас это дети, — тихо ответил полковник.

— Для нас — нет. К тому же я был в таком состоянии, когда обнаружил сестру, что, даже если бы знал о дискотеке, приказа бы не изменил. Не тот я человек, чтобы прощать. В данном случае имели место случайные жертвы, признаю. В будущем я постараюсь их избежать. Это все, можете идти. Кстати, мы связались с вашим главным информационным каналом и напросились на интервью в прямом эфире. Это все будет происходить через два дня. Местом для интервью я выбрал борт моего крейсера. Бот за журналистами мы пришлем. Всего хорошего.

Молча развернувшись, Кириллов направился к стоявшей вдали машине.

— Так, бойцы, нам нужно заехать в еще одно место, потом на орбиту и отдыхать. Все ясно?

— Так точно, товарищ капитан. Однако хотелось бы знать куда, чтобы спланировать вашу охрану, — добавил Данти.

— Куда? В центр города. За вашим будущим командиром.

— Темно, товарищ капитан, — сообщил мне очевидную вещь Данти.

— Без разницы, у них у обоих бессонница, — отмахнулся я.

— Простите?

— Эта болезнь появляется в старости…

— Я знаю, что такое бессонница, товарищ капитан, меня заинтересовало другое. Обоих?

— Да, с адмиралом живет его старый боевой друг. Хочу обоим предложить работу. Меня беспокоит одно — могут не согласиться. Принципиальные, старой закалки офицеры.

— Почему они могут не согласиться?

— После того как мы повеселились в Москве, могут. По местным меркам мы творили полный беспредел.

— Эта планета не входит в состав империи, и наши действия не попадают под юрисдикцию… — менторским тоном начал было говорить Данти, но я оборвал его. Тоже мне адвокат нашелся.

— Да знаю я. Законы империи немного запутанные, но хорошие, написаны именно для народа, а не как на Земле — для правительства и преступников, что зачастую одно и то же. Ладно, поехали.

Что мне нравилось в законе о кровной мести, так это то, что можно вершить ее везде, там была маленькая приписка: если я совершу правонарушение на территориях империи при совершении мести, то могу попасть за решетку. Однако в диких местах действует только закон кровной мести. Уничтожу ли я планету или одних кровников — зависит только от меня. Видимо, с кем-то такое уже происходило, раз внесли эту поправку. Правда, планету уничтожить я не смогу, да и не хотелось, честно говоря, мне не даст это сделать закон Содружества о защите диких планет. Твори, что хочешь, если, конечно, в рамках закона, но планету не трогай.

Наша колонна выехала с парковки гипермаркета и углубилась в пригород, двигаясь к сердцу Москвы.

Квартиру в этом доме сталинской постройки я снимал, она была не моя. Когда два с половиной года назад я заселился сюда, то, согласно добрососедским законам, выставил пару литров на новоселье. Соседи мое предложение встретили на ура, и мы тогда всем домом до поздней ночи сидели за самодельным деревянным столом, врытым в тихом дворе в тени черемухи. Именно там я познакомился с двумя примечательными стариками, со старыми мятыми морскими фуражками на седых головах. «Осколки былого прошлого» — именно так они себя называли.

Мы часто засиживались с ними за этим столом, то за игрой в шашки, то в шахматы, а то и в карты. Двор был тихий, только свои, поэтому мне безумно нравились эти вечерние посиделки, и если было свободное время, я не упускал возможности посидеть с ними. Во дворе было много примечательных людей, о которых можно было вспомнить добрым словом, но сегодня меня интересовали именно эти старики, с которыми за время своего проживания на одной площадке успел сдружиться.

Хозяин квартиры и муж милой старушки Ирины Владимировны, адмирал в отставке Иннокентий Павлович Астахов. Войну он встретил пятнадцатилетним «принеси-подай» на сухогрузе. Закончил младшим лейтенантом, командиром торпедного катера с пятью боевыми орденами. Адмирал был боевой, участвовал во всех конфликтах, где использовались корабли Советского флота. Его вышибли из флота на пенсию во время перестройки, так что все, что последовало за этим, он ненавидел люто.

Второй старикан, бывший подчиненный Астахова, капитан первого ранга Михаил Юрьевич Крапивин, ранее, в те же советские времена, командовал тяжелым крейсером. Уволился по собственному желанию, когда на флоте начался передел имущества и боевые корабли продавались за границу по цене лома. Его крейсер продали китайцам, а самому предложили перейти на малый сторожевик, старик не выдержал и ушел со службы. Жил с родной дочкой, через пять лет после того как она вышла замуж, возвращаясь из булочной, на пороге собственной квартиры обнаружил чемоданы с личными вещами и новый замок в двери. Мешать дочкиному счастью он не стал и переехал к старому сослуживцу. С тех пор они и проживали втроем в «двушке» Астахова.

В общем, старики мне эти очень нравились, реальные командиры, не сломленные жизнью и невзгодами. Более того, по моему мнению, они даже закалились в невзгодах.

Однажды, когда в наш тихий двор переселился новый русский и нахамил старикам, сделавшим ему замечание за громкую музыку и быструю езду по тихому двору, мне пришлось вмешаться. Я позвал своих подчиненных, и мы в доступной форме объяснили, что нужно быть вежливым с пожилыми людьми. По-другому было нельзя. Такие понимали только закон силы. С тех пор этот Вован, как он себя называл, был тише воды, ниже травы и всегда здоровался первым, мои парни могли договориться с кем угодно, и этот браток внял их словам.

Ночной двор встретил нас эхом от наших моторов. Поставив машину, я вышел, посмотрел, как паркуются подчиненные, после чего поднял голову и взглянул на окна квартиры Астаховых. Они были темными.

— Ликс, Мелори, вы присмотрите за моей дочкой, а я пока прогуляюсь до нужной квартиры, — скомандовал я.

Я был в курсе, что Ликс, когда была в старшевозрастной группе приюта, два года присматривала за младенцами в отделе для грудничков. Так что я ей полностью доверял.

— Хорошо, товарищ капитан.

Данти без команды послал своих людей проверить подъезд и двор, к моему удивлению, и во дворе, и в подъезде они обнаружили посторонних. Быстрый допрос показал, что ждали именно меня. Приказав убрать шестерых пойманных в «скворечник» «уазика», я направился в подъезд. Подойдя к обитой дерматином двери на третьем этаже, кстати, сам обивал, я нажал на кнопку звонка. Ждать мне пришлось минут шесть, пока за дверьми не послышались шаркающие шаги и не прозвучал старческий голос:

— Кто?

— Здравствуйте, Иннокентий Павлович. Это Антон, ваш бывший сосед.

Бойцы страховали меня, пара на верхней площадке (дом был пятиэтажный), двое других на нижней. Но даже они со своей реакцией ничего не успели сделать. Замок мгновенно щелкнул, и рука с пигментными пятнами на коже, ухватившись за разгрузку, мгновенно втянула меня внутрь квартиры.

— Тебя тут ищут уже какой месяц, а ты так спокойно разгуливаешь, — сердито зашипел Астахов.

— Кеша, кто там? — услышал я голос Крапивина.

«Уф, оба живы», — вздохнул я свободнее.

— Антон объявился.

— Я не один, — ответил я и в микрофон сообщил отбой — бойцы уже готовились ломать дверь, так что связался я с ними вовремя. — Все нормально, тут свои. Отбой.

— Ты не один? — ухватил суть бывший адмирал, закончив обниматься со мной. Я был для них как внук, а они, соответственно, мне как дедушки, так что встретили они меня тепло.

— Да, у меня на улице и в подъезде два десятка бойцов-десантников в полном вооружении. Так что я под плотной охраной.

— Пошли на кухню, — велел старый адмирал.

— А Ирину Владимировну не разбудим? — спросил я, проходя вслед за стариками на кухню.

— Теперь уже нет. Недавно сорок дней прошло, — глухо ответил Астахов.

— Соболезную, — тихо пробормотал я.

Ирина Владимировна заменила мне мать, пока я жил в Москве, и я сильно скорбел о ней.

— Помянем? — кивнув Михаилу Юрьевичу, спросил Астахов.

— Хорошо бы, но нам нужно серьезно поговорить, и лучше это сделать на трезвую голову.