Перехлестье - Алексина Алена. Страница 43
Оглушенный, растерянный, Глен исчез, а маг прикрыл глаза, продолжая ждать появления жены.
– Ну что, отыскал свою беглянку? – Дед Сукрам нагнал дэйна на обратном пути в город.
Палач магов мрачно кивнул. Рассказывать попутчику о встрече с Повитухой, применившей против него запретную волшбу, ему не хотелось, но как отделить одно от другого?
– Нашел, – в итоге ответил он и коротко поведал о том, что раскрыла ему память дома, а после замолчал, размышляя на неприятную для себя тему. О встрече Грехобора и Повитухи. Насколько он помнил эту особу, она переворошит весь город, но мага найдет. И как же он устал держать этих двоих на расстоянии друг от друга!
– …с тобой.
Мужчина очнулся, понимая, что, погрузившись в невеселые думы, прослушал длинную речь старого торговца. Обидится дед.
– Так ты не против? – тем временем спросил попутчик.
– Нет, – коротко ответил дэйн, так и не поняв, на что именно соглашается.
– Вот и ладненько! А то разговоров об этой стряпухе – аж уши вянут. Да и интересно, как девка на новом месте-то устроилась. Сразу в харчевню поедем иль тебе еще куда надо? – обрадовался Сукрам.
Палач магов лишь вздохнул, смиренно принимая наказание судьбы, – теперь за собственную рассеянность придется ему сопровождать болтливого старика в «Кабаний пятак», куда дэйн, по чести говоря, не особо стремился попасть. Потому что был абсолютно уверен, что непременно столкнется там с Повитухой. А столкнувшись, по закону будет обязан ее покарать. На глазах Грехобора. Снова. И если маг и в этот раз сойдет с ума от злости, харчевня Багоя простоит недолго.
…Повитуха конечно же оказалась в харчевне. И конечно же она сидела за тем самым столом, где обычно устраивался Грехобор. Девушка угрюмо следила за перемещениями Василисы, которая ее свирепо не замечала. Вот совсем.
Это было чем-то новым. Неужто отчаянная стряпуха не побоялась магессы? Хотя… Грехобора ведь она тоже не испугалась. Дэйн прищурился. Интересно, что тут произошло за время его отсутствия и почему Повитуха сидит одна? Может, стоит подождать со справедливой карой? Внутреннее чутье подсказывало – именно сейчас с Василисой нужно подружиться, ее поддержка и задор окажутся весьма и весьма кстати.
– Прости меня.
Васька чуть не налетела на мужчину, внезапно возникшего у нее на пути.
– Ты… – начала было она, тыча пальцем ему в грудь, словно намереваясь расстрелять или хотя бы проковырять ногтем. – Ты…
– Прости, – и дэйн обезоруживающе улыбнулся. – Когда дело касается Грехобора, я… плохо собой владею.
Девушка смерила его изучающим взглядом и сварливо поинтересовалась:
– Думаешь, вот так просто, да? Сказал «прости» – и все?
– Не все? – Он вздохнул. – Ну… могу седмицу провести без сладкого. Это будет достаточно сурово. Что скажешь?
Лиска покачала головой. Чего уж греха таить – обижаться подолгу она не умела, да и не любила. Это ж сколько сил душевных надо потратить на то, чтобы подогревать в себе злобу? Да тьфу на них! Есть дела поинтереснее.
– Иди уже, садись, – махнула она рукой. – Пирогом накормлю с капустой. Раз уж без сладкого остался.
Дэйн усмехнулся, подсаживаясь к Сукраму.
– Добрая девка, – заметил дед. – За что ты прощения-то просил?
– За глупость, – ответил палач магов, которому теперь все произошедшее между Грехобором и Василисой представилось в несколько ином свете. – Она магу невестой стала. О том и повздорили.
– Да ты сам хотел засватать никак? – догадался прозорливый торговец.
– Хотел. Теперь уж поздно.
– Значит, не твоя она, – утешил дед. – Твоя бы другого не выбрала.
Старик, конечно, заметил тень, пробежавшую по лицу мужчины, но не стал ударяться в расспросы. Зачем?
– Наверное, – согласился дэйн. – Хотя… невеста – не жена. Невеста вполне может на другого смотреть, да и жених тоже. Это ведь если поженятся…
– Что? – Василиса, подошедшая с подносом, выхватила последнюю фразу разговора и заинтересовалась. – Что – «если поженятся»?
Палач магов хотел было сказать, мол, сама не знаешь? А потом вспомнил… не отсюда девка.
– Семьи разные бывают, – пододвигая к себе тарелку с пирогом, произнес он. – Брать Кольца в Чаше Откровений смелости хватает не у всех. Многие обходятся без них. Боятся смерти, но и одни оставаться не хотят. Поэтому следуют не воле богов, а обычной приязни. То есть не ищут нареченных, а живут с теми, кого сочтут достойными.
– Нареченный-то ведь и умереть мог, а счастья всем хочется, – поддакнул дед Сукрам, улыбаясь Василисе.
Та присела на лавку, с любопытством внимая.
– Семей без колец много. Но жизнь их всегда одинакова – привязанность вроде бы есть, но ссоры и измены – тоже. Другое дело – нареченные, соединенные богами. Кольца оберегают их семью. Жена не посмотрит на другого, муж не заглядится на другую.
– Что так? – недоверчиво удивилась Василиса. – Изменить, что ли… не получится?
Девушка вспомнила рассказ Зарии о том, что боги оберегают женщин, и мужчина не может… Ха-а-а…
– Так не захочет, – в этот миг развеял ее не совсем приличные подозрения старик. – Не нужен никто ему, кроме жены. Так-то…
– Хм-м-м… – глубокомысленно промычала Василиса, потирая подбородок. – И… магов это тоже касается?
Дэйн хмыкнул. Сукрам спрятал усмешку в бороду.
– Всех касается, девочка, – ответил за дэйна дед. – Иначе что ж это за воля богов, ежели ее кто угодно нарушить может?
– Хм… – опять изрекла Лиска и на всякий случай уточнила: – То есть если какая-то драная коза посмотрит на моего мужа, мне бояться за его благоразумие нечего?
Дэйн подавился пирогом и закашлялся.
– Ни боже мой! – успокоил стряпуху торговец и, похлопав сотрапезника по спине, продолжил: – Дальше взглядов дело не пойдет. Да и то… взгляды эти сластолюбия будут лишены. Как есть говорю. Хотя… тут еще все ж таки помнить надо, что иные козы пытаются другой раз извести жен.
– Хм…
Василиса просияла и поднялась. На губах ее цвела улыбка. Очень медоточивая. Слишком. И вот, распространяя вокруг волны чудовищного обаяния и жуткой радости, стряпуха направилась прямиком к одиноко сидящей Повитухе.
Зария и волк в овечьей шкуре
Он вернулся! Вернулся!
От понимания этой потрясающей, невероятной, восхитительной истины на лице то и дело расцветала блаженно-счастливая улыбка. Даже искалеченная нога почти не тревожила. Казалось, вот-вот оттолкнешься от пола и взлетишь! Надо же, как быстро привыкаешь к хорошему…
Зария все реже робела, все меньше и меньше боялась. Она уже не стеснялась разговаривать, даже задавать вопросы и иногда возражать! Пока еще не совсем уверенно, но все же… Она не просто говорила, ее слушали!
А пару дней назад, когда незаметная колченогая чернушка собирала со столов опустевшие миски и кружки, один из посетителей ей улыбнулся и поблагодарил. На нее больше не смотрели с отвращением. Из взглядов людей пропадала брезгливость, не появлялась в них и злоба.
Девушка покачала головой. Надо же, как все изменилось. Багой не позволил ей вернуться в дом, где она раньше жила, сказав в своей обычной грубоватой манере:
– Нечего шляться туда-сюда. Вас, дур, только выпусти за порог, мигом учудите чего-нибудь. Разбирайся потом. Тут живи.
И хотя было непонятно, в чем он разбирался и что именно могла учудить Зария, бродившая словно тень, несчастной стало будто бы теплее от этой неуклюжей заботы.
Правда, хозяин нет-нет да и бухтел о том, что «девки эти проклятые кого угодно разорят, оставят в одних подштанниках по миру бродить с протянутой рукой». Однако бродить в подштанниках, собирая милостыню, прижимистому харчевнику явно не грозило. И Зария это понимала, однако понимала и то, что, не будь Багой человеком добросердечным (пускай и сварливым), он не оставил бы ее жить при «Кабаньем пятаке» даже в том случае, если бы купался в барышах.
Поэтому на ворчание хозяина девушка не обижалась. Ей было хорошо здесь. И впервые хорошо оттого, что на нее не смотрели как на пустое место. Может, потому и дышалось тут легче? Даже надоедные хвори и те отступили – не осталось противной слабости, не кружилась голова, не мелькали перед глазами белые пятна. А кашель? Кашель, который был ее постоянным спутником, который душил, заставлял захлебываться и давиться – исчез. Закончилось постылое супружество, и будто крылья душа расправила…