Офицер Красной Армии (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 5

Помахав рукой разгоняя дым сгоревшего пороха, я проверил, есть ли пульс у семейного подряда, провел контроль Грише, тот ещё дышал и, зевнув, подошёл к столу, взяв из миски солёный огурчик.

Особых моральных терзаний от уничтожения этой мрази я не испытывал. Во-первых, накрутил себя, думая о пользе этого дела. Во-вторых, я фронтовик. Брать на себя ответственность и действовать умею.

Добив огурчик, был он очень даже неплох, я подошел к сундуку, перешагнув лужу крови под Гришей и взяв командирские синие галифе, надел их. Надо бы конечно красноармейское надеть, да перешить на них петлицы согласно моему званию, но подождёт. Как я понял, лётчик фактически на улице пережидал в сарае третий день. А это непростое дело, уж поверьте мне.

Надев на все пуговицы френч, я застегнул свой командирский ремень, на котором была кобура Гриши, убрал её назад, после чего привычным жестом согнал туда же складки. После этого достав из-за печки сапоги, проверил. Они всё еще были сыроваты, однако у убитых был не тот размер, я уже проверил, поэтому намотав портянки, вбил ноги в сапоги. Ух чую, намучаюсь я их потом снимать, уже знаю, проходил.

Кроме шести пилоток, правда, без красноармейских звёздочек я нашёл две фуражки. Немного мятые, но хоть что-то. Обе были с пехотным околышком, подобрав ту, что подходила по размеру, надел и проверил как я в форме. Смотрелось нормально, настоящий кадровый командир с отличной выправкой. Повесив на правое плечо обе винтовки и карабин Гриши, на левое набросил все три ремня снятые с полицаев. Оставлять оружие в хате без присмотра не хотелось. Ничего не соломинка не преломлюсь всё таскать на себе.

Кобуру со своим 'ТТ' я сунул в найденный за печкой, висевший на гвозде, мешок с заплечными ремнями. Туда же отправилась горбушка хлеба и небольшой шмат сала, всё что осталось. Прежде чем покинуть деревню надо будет хорошенько обыскать эту хату и особенно ту, где проживали полицаи. Думаю, я изрядно обогащусь средствами выживания на оккупированной территории. Это я не только про оружие, но и про продовольствие. Финку сунул в сапог, ножницы тоже не забыл, убрав их в мешок, завернув в запасные портянки.

Оставив убитых в доме, я накинул на себя высохшую плащ-палатку, надев сверху капюшон и кутаясь в неё, на улице снова заморосил весенний дождик, направился по улице на другую сторону деревни, внимательно разглядывая хаты и особенно бани. Как ни странно, но на улице всё так же отсутствовали жители. Заметив, что из трубы одной из бань поднимается тепло, там свет преломлялся, это было видно, я открыл калитку и громко крикнул-спросил:

— Хозяева! Есть кто дома?

Эти территории были оккупированы, и для меня уже всё казалось опасным, поэтому, не смотря на висевшее не плече оружие, я держал в руке перезаряженный 'наган', укрыв его полой плащ-палатки.

В окне мелькнуло бледное старческое лицо, которое с близоруким прищуром посмотрело на меня, после чего оно исчезло. Через пару секунд скрипнула входная дверь и оттуда зашипели, стараясь не повышать голос:

— Уходи, полицаи тут, они всех хватают, потом немцам отдают.

'Смотри-ка, разглядела' — с весельем подумал я.

— А сколько их? — на всякий случай спросил я.

— Трое бандитов, да мать одного. Совсем извела карга нас, житья не даёт.

— Тогда всё в порядке бабушка. Померли они.

— Как так? — спросила бабушка и вышла на крыльцо, больше не прячась за дверью. Теперь я смог её разглядеть. Хотя смотреть там было не на что, обычная старушка в черном платке и старой серой одежде с когда-то белым передником.

— Побил я их. В хате у Ирины Васильевны лежат. Я что к вам зашел, у вас банька натоплена? Разрешите воспользоваться?

— Конечно-конечно, — засуетилась старушка. — Сейчас я её подтоплю.

— У меня ещё одна просьба. Вы не подскажите, в каком доме жили немецкие приспешники, и где содержат пленного лётчика?

— Ванька! — вдруг закричала старушка. — Ванька! Подь сюды!

В хате что-то упало, и через несколько секунд на пороге появился паренек лет шестнадцати-семнадцати на вид.

— От этих прячу. Увезти его хотели, — пояснила мне старушка и тут же скомандовала пареньку. — Помоги командиру.

— Хорошо бабушка, — кивнул тот. — Пойдемте, товарищ капитан.

— Старший лейтенант. Это не мой френч, — поправил я его, а когда мы отошли от дома, спросил. — Как бабку-то зовут?

— Глафира Ивановна. А меня Иваном Ранет. Курсант артиллерийской школы Иван Ранет, — вдруг вытянувшись сообщил паренёк. — Товарищ старший лейтенант, заберите меня с собой. Я хорошо стреляю.

— А бабушка? Как ты вообще тут оказался?

— Эшелон на котором нашу школу эвакуировали, разбомбило. Меня контузило и в ногу ранило осколком, когда лечился в госпитале, попал в окружение. Не далеко отсюда. Вот и добрался. Трудно было с раненой ногой-то, но смог, подвозили на телегах… А бабушка поймёт. Она у меня вон видели какая? Бригадиром была. Только этих боялась, они ведь как бандиты, во всё стреляли. Вечером и ночью запрещали выходить из домов. Трёх убили. Деда тоже, вот бабушка и боится за меня… А я всё равно к фронту уйду. Два месяца уже ночами хожу, ногу разрабатываю. Я и форму сохранил, до бабушки в гражданской добирался, тогда тут везде немцы были.

— Посмотрим, — рассеянно ответил я, останавливаясь у калитки, и спрашивая. — Этот дом?

— Этот. Я близко не подходил, издалека смотрел, да и то ночью. Прятался, они шестерых из деревни отправили в Германию, молодых отлавливали. Тут дом, конюшня и два сарая. Где держат лётчика, я не знаю. У них псина во дворе очень злая, сразу гавкать начинает, так что не подберёшься. Подачки не берёт.

— У них лошадь есть? — заинтересовался я.

— Даже две, и корова ещё. У соседей отобрали.

— Корову вернём.

Совсем уже стемнело, хотя из-за низких свинцовых туч и так ничего не было видно, когда я, откинув щеколду, вошел во двор и направился к дому держа в руках револьвер. Сбоку зазвенела цепь, и Иван испуганно дёрнулся в сторону. Раздалось глухое рычание.

— Не бойся. Цепь короткая не достанет, — сказал я, мельком посмотрев на пса.

Здоровая псина стояла у собачьей будки и недобро поглядывала на нас, но нападать не спешила, так и пропустив нас к дому. Подойдя к крыльцу, я прислушался.

— Стой тут и не шуми, — тихо велел я Ивану.

Сбросив с плеча ношу, оружие и ремни с боезапасом, оставив горбом на спине мешок и держа наготове 'наган' скользнул в неосвещённую хату.

Когда я вышел Иван, державший в руках карабин, испуганно дёрнулся от неожиданности, отчего пришлось перехватывать оружие за ствол, чтобы тот не ткнул им меня.

— Оружие это не игрушки, — сказал я, но карабин забирать не стал.

— Пусто?

— Людей нет, но вот вещей… Барахольщики. Пошли, осмотрим сараи. Поглядывай вокруг, мало ли.

В конюшни были обнаружены дремлющие на соломе лошади да корова, из соседнего помещения доносилось блеянье. Пройдя к следующему строению, я обнаружил, что там был сеновал, крышка погреба и небольшой склад оружия, видимо собранного на поле боя. В основном оружие было повреждено, из трёх десятков я не обнаружил ни одного целого. Снова огонь догорающей спички лизнул пальцы и я махнул ею, гася. Осталось последнее строение, небольшой сарай.

Иван сторожил двор, охраняя тылы, так что действовал я один.

На двери был замок и я понял, что мы на верном пути. Тремя ударами приклада винтовки сбив замок, я распахнул ворота, вглядываясь в темень, что стояла внутри. Заходить было опасно, если лётчик в порядке, он может атаковать. Его состояние я не знаю, хотя Гриша сказал что его 'слегка' попинали.

— Ей, есть тут кто? — спросил я.

В ответ была тишина, но внимательно прислушавшись, затаив дыхание, я вдруг различил хриплое дыхание больного человека.

— Вот чёрт, — быстро зашёл я в сарай и зачиркал спичкой. Склонившись над беспамятным парнем лет двадцати двух на вид, я потрогал его лоб и, погасив почти договорившую спичку, позвал Ивана:

— Курсант, давай сюда.