Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Сапаров Александр Юрьевич. Страница 33

И тут царь спросил меня:

– А скажи мне, Щепотнев, в святой воде такие твари живут?

– Нет, великий царь, святая вода в серебряных купелях стоит не зря, от серебра дух идет, и святая вода из-за этого чистая, без тварей.

Царь стоял в задумчивости.

– От любопытства твоего, Щепотнев, много пользы есть, но и много беспокойства. Послухи говорят, что ты мануфактуры, как в Европе, хочешь у себя в вотчине открыть?

– Так есть задумки, великий царь, вот сейчас первое стекло пошло, будет печь мощнее, будет и стекла больше. Потом вот хочу попробовать бумагу делать, сейчас мельницу переделываем, чтобы тряпье молоть. А художники, коих ты милостью своей поручил мне учить, многие уже меня превзошли. Потом вот лекарей я учу себе в помощники. Так через год они сами смогут уже учить лекарей в твоих войсках. Ведь легче и дешевле одного опытного воина вылечить, чем такого же воина из мальца вырастить.

Царь сказал:

– Вот это верно говоришь, опытные воины нам все время нужны. Каждый год на всех рубежах война идет. Занимайся делами своими, я с митрополитом поговорю, вижу, под Божьим промыслом ходишь. Но в следующем году представишь оружных, как все, по землице пахотной. И потом, боярин, нехорошо тебе бобылем ходить. Так что вскоре найдем мы тебе невесту, и не вздумай сам суетиться, обижусь.

На такой воодушевляющей ноте наше общение закончилось.

Возвращался я домой, с одной стороны, в приподнятом настроении: по крайней мере, мне не закрыли ни одного моего проекта. А вот с другой… Слова царя о женитьбе меня изрядно озадачили. Не будет такой человек просто так что-то говорить. Видимо, уже где-то и с кем-то что-то было обговорено. Наверное, надо уточнить, а не могли ли они в этом походе повстречаться с Хворостининым. Вот так между делом и решили мою судьбу.

В первой моей жизни мне «повезло», пару раз девушки, с которыми я был близок, меня, попросту говоря, кидали. И поэтому у меня был длинный период разочарования, когда я встречался с женщинами чисто эпизодически. Когда же сделался достаточно известным хирургом, женщины в моей жизни стали появляться чаще, они с удовольствием приходили в мою квартиру. И первое время от их присутствия было даже как-то уютнее. Но потом почему-то начиналось одно и то же. Им казалось, что я живу не так, как надо, им почему-то надо было все в доме переставить так, как нужно им, и вообще, две недели были крайним сроком моего терпежа, и очередная претендентка на проживание со скандалом вылетала вон. Потом я даже прекратил встречаться с женщинами у себя, предпочитал делать это в гостиницах, чтобы никто не мог нарушить порядка и образа жизни старого холостяка. И вот теперь, в другой жизни, мне придется бороться с тем же самым.

Но, поразмыслив, я решил, что в эти времена жена вряд ли будет так влезать в мои дела. Это вам не двадцать первый век с его феминизацией и прочими прелестями. Поэтому домой я приехал в отличном настроении.

Первым делом посмотрел родильницу. Состояние ее было хорошим. Послеоперационный шов спокойный. Ребенок как ребенок. Ну не педиатр же я, в конце концов, ничего не понимаю в болезнях новорожденных, и будет лучше, если с детьми ко мне вообще не будут приходить.

Сказав женщине, что завтра она может ехать домой, а появиться у меня должна через неделю, чтобы снять швы, я хотел пройти в стеклодувную мастерскую и посмотреть, как там идут дела, но меня прервали: слуга сообщил, что со мной хочет поговорить какой-то немец.

Я вышел во двор, где увидел пожилого полного человека в европейской одежде. Он поклонился мне и представился:

– Врач Луиджи Траппа. Занимаюсь врачеванием иностранцев, проживающих в Москве. Мы слышали о ваших успехах в лечении некоторых болезней и никак не могли понять, как человеку без образования и диплома могли разрешить такую практику. Большинство моих коллег, а нас здесь очень мало, считают вас, простите, шарлатаном, но я знаю о некоторых ваших операциях, которые поразили мое воображение. Кроме того, нам известно, что у вас имеется новое вещество для усыпления больных, гораздо более эффективное, чем опиум. До нас дошли слухи, что вы обучаете своих учеников по новой методике, по вашим собственным рисункам и муляжам органов. Из этого мы заключили, что вы, по крайней мере, должны были пройти практику на одной из кафедр анатомии, потому что другое просто невозможно. Мы уважаем ваше нежелание признаваться в том, что вы учились в Европе, но ведь вас учили наши видные специалисты. И вы в свою очередь также должны поделиться своими знаниями. Уважаемый боярин, мы приглашаем вас к нам – прочитать несколько лекций о ваших методах лечения и ваших препаратах. Все ваши лекции будут оплачены. Да, еще… уже разнесся слух об изобретении вами микроскопа и возможности видеть некие живые организмы. С этим изобретением мы тоже хотели бы ознакомиться.

«Ишь, уже набежали, – подумал я. – Хрен вам, а не лекции».

Но вслух сказал:

– Господин Траппа, как истинно православный я не могу решить такое дело без благословения церкви. Сейчас я занят, а когда найду время, обязательно посещу митрополита и испрошу у него разрешения на эти лекции. Если митрополит Антоний благословит меня, то я, конечно, приду и сообщу вам обо всем, что смог сделать за короткое время изучения великого искусства медицины.

Луиджи Траппа поклонился мне с кислым видом и, с любопытством оглядываясь по сторонам, пошел к воротам.

Мой ключник Федор с упреком сказал:

– Что же вы, Сергий Аникитович, над собой так измываться даете, пришел этот схизматик немытый, ни здрастьте, ни до свидания, вонь от него на версту, каким-то словом вас назвал… шарларан какой-то. Да у Дмитрия Ивановича его бы уже батогами попотчевали.

– Ты, Федор, заговорил, тебе и дело делать. Смотри, если этот вонючка с тропинки к воротам сойдет и пойдет что-то разглядывать, так бейте его без жалости, только чтобы живым остался, понял?

– Понял, – с просветлевшим лицом сказал Федор и, схватив приличный кол, двинулся вслед за итальянцем.

Минут через десять в вечерней тишине послышался звук ударов и какой-то поросячий визг. Из темноты к воротам рванулась неуклюжая толстая фигура, что-то вопящая на ходу, а сзади бежали два молодца и, охаживая по жирным бокам кольями, приговаривали:

– Не суй свой нос куды не надо, целее будет.

Ворота распахнулись, и, получив последний подзатыльник, доктор Траппа пропахал носом московскую грязь, смешанную с конским навозом.

Ворота закрылись, и за ними слышалось оханье бедолаги, решившего подсмотреть, что там у боярина делается в усадьбе.

Еще через несколько минут подошел Федор, уже без кола, но с таким довольным выражением лица, что я подумал: «Все-таки тяга к кольям, наверное, заложена в русском народе на генетическим уровне».

И я сразу вспомнил поездку в деревню на картошку, которая произошла в моей первой жизни, и палисадник вокруг дома культуры, совершенно лишенный какой бы то ни было ограды – после танцев все колья из него были выдернуты и употреблены на дело защиты того, что каждый счел нужным в тот момент защищать. К своему удивлению, и я поддался этой тенденции и, крутя колом над головой и крича всем известные слова про маму, обрушил свое орудие на голову какого-то деревенского парня.

Травм, наверное, было мало, потому что предусмотрительные работники дома культуры специально строили заборчик из легких жердочек, которыми особо сильные травмы нанести было сложно. Но тем не менее пробитых голов хватало.

Подошедший Федор, тяжело дыша, сказал:

– Ох, хорошо мы его отметелили, но вот обгадился он под конец, близко к нему нельзя было подойти. Вот, Сергий Аникитович, в следующий раз схизматик вежливей будет и с почтением к вам подходить станет.

Я поблагодарил Федора и отправился в стеклодувную мастерскую. Работа там уже заканчивалась, в печи тлели остатки углей. А на подставках стояла стеклянная посуда. Пока еще ни одно из произведений моего стеклодува не было продано на сторону. Усадьба, как гигантская опухоль, пожирала все, что он производил. Моему ключнику, получившему в свое распоряжение стеклянную тару, было всего мало. Но мне требовались деньги, и поэтому вскоре должна была открыться новая лавка. Кадры для нее готовил мой тиун, с которым у нас сложились вполне деловые доверительные отношения, такие, какие только могут сложиться между боярином и мужиком.