Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт. Страница 30

Просто из интереса он резко остановился и сделал вид, будто забыл дорогу. От неожиданности темная фигура приросла к месту. Страйк двинулся дальше и через пару секунд услышал у себя за спиной стук шагов. У женщины даже не хватило ума понять, что ее засекли.

Впереди показалась станция метро «Уэстборн-парк»: вытянутая, низкая постройка из золотистого кирпича. Страйк решил, что там-то и обернется к своей преследовательнице, спросит, который час, и рассмотрит ее лицо.

В вестибюле он быстро отошел к дальней стене и, скрывшись от наблюдения, стал выжидать. Секунд через тридцать появилась высокая темная фигура, которая, не вынимая рук из карманов, спешила сквозь блестки ливня ко входу. Женщина испугалась, что упустила его, что он уже вскочил в поезд.

Страйк сделал стремительный, уверенный шаг вперед, чтобы оказаться прямо перед незнакомкой, но протезированная нога заскользила по мокрому кафельному полу.

– Черт!

Неуклюже растянувшись в полушпагате, Страйк потерял равновесие; перед глазами, как при замедленной съемке, поплыла жирная слякоть; он грохнулся на пол и больно ударился о лежавшую в пакете бутылку, но при этом успел заметить, как женский силуэт замер в дверях и тут же перепуганной ланью сорвался с места, чтобы раствориться в темноте.

– Зараза! – выдохнул Страйк, лежа на грязных плитах и привлекая к себе взгляды пассажиров, толпившихся у билетных автоматов.

При падении у него опять подвернулась нога; ощущение было такое, что он порвал связку; колено, которое до этого лишь тихо ныло, теперь протестующе взвыло от боли. Проклиная нерадивых уборщиков и жесткую конструкцию искусственной голени, Страйк пытался подняться. Никто не решался к нему подойти. Оно и неудивительно – все принимали его за пьяного, тем более что подаренная Ником и Илсой бутылка виски теперь выскользнула из пакета и с дребезгом покатилась по полу.

В конце концов ему на помощь пришел дежурный по станции, который стал бормотать что-то насчет сигнальной стойки, призывающей соблюдать осторожность на скользком полу; разве джентльмен ее не заметил; для кого же она размещена на самом видном месте? Дежурный догнал укатившуюся бутылку и подал ее Страйку. Сгорая от стыда, Страйк выдавил слова благодарности и похромал к турникетам, чтобы как можно скорее скрыться от множества любопытных глаз.

В поезде, который следовал в южном направлении, он расположился на свободном месте, вытянул травмированную культю и сквозь ткань костюмных брюк ощупал колено. Оно отозвалось острой болью, в точности как минувшей весной, когда он упал с лестницы. Всерьез разозлившись на свою преследовательницу, Страйк попытался осмыслить все, что произошло.

В какой момент она за ним увязалась? Неужели следила за домом Куайнов и увидела, как Страйк туда зашел? Не могла ли она принять его (нелестное сравнение) за Оуэна Куайна? Ведь именно такую ошибку допустила – пусть в темноте, пусть ненадолго – Кэтрин Кент…

Страйк заблаговременно встал, чтобы подготовиться к пересадке на станции «Хаммерсмит»: в его нынешнем состоянии ожидавший там спуск мог даться нелегко. Доехав наконец до «Бэронз-Корт», он начал сильно хромать и пожалел, что не может опереться на трость. В вестибюле, облицованном зеленой викторианской плиткой, он с осторожностью ступал по мокрому, черному от грязи полу. С излишней поспешностью он покинул это небольшое убежище, расцвеченное огнями, украшенное надписями в стиле ар-нуво и каменными фронтонами, и под нескончаемым дождем побрел в сторону грохочущей автострады, проходившей совсем рядом.

Страйк благодарил судьбу, что оказался именно в той части Тэлгарт-роуд, где стоял нужный ему дом.

Хотя Лондон на каждом шагу демонстрировал всяческие архитектурные аномалии, Страйк еще не видел таких градостроительных контрастов. Старинные дома из темно-красного кирпича сомкнулись в шеренгу, как свидетели более стабильной и творческой поры, а мимо них с беспощадным ревом в обе стороны неслись машины, поскольку это была главная транспортная артерия, ведущая в Лондон с запада. Многие из этих вычурных викторианских домов служили художественными мастерскими: окна первых этажей были закрыты витражами и коваными решетками, а огромные, выходящие на северную сторону арочные окна смотрелись как фрагменты утраченного «Хрустального дворца» {15}.

Промокший, замерзший, истерзанный болью, Страйк все же помедлил, разглядывая уникального вида дом номер 179 и прикидывая, сколько могли бы выручить за такую недвижимость Куайны, если бы Фэнкорт смягчился и дал разрешение на продажу.

Страйк тяжело взбирался по ступеням. Парадная дверь была защищена от непогоды кирпичным навесом, богато украшенным резными каменными фестонами, завитками и медальонами. Окоченевшими, непослушными пальцами Страйк начал один за другим проверять ключи. Четвертый без возражений вошел в замочную скважину и повернулся с такой легкостью, будто использовался годами. Мягкий щелчок – и путь оказался свободен. Страйк переступил через порог и затворил за собой дверь.

Шок, резкий, как пощечина, как ушат холодной воды. Немного повозившись, Страйк поднял воротник пальто как можно выше, чтобы закрыть рот и нос. Там, где должно было пахнуть только пылью и старой древесиной, на него хлынул острый химический запах, липнущий к ноздрям и горлу. Страйк сощурился, ощупью нашел выключатель и зажег две голые лампочки, свисающие с потолка. Узкий пустой коридор был обшит деревянными панелями медового цвета. Витые столбики из такого же дерева поддерживали арку высотой в половину стены. На первый взгляд здесь царили покой, благородство и гармония. Но Страйк, приглядевшись повнимательнее, заметил на обшивке стен широкие, вроде как выжженные потеки. Стало быть, все стены были облиты – видимо, в припадке бессмысленного вандализма – едкой, зловонной жидкостью, от которой плавился неподвижный, удушливый воздух. Она уничтожила некогда покрывавший старые половицы лак, лишила налета старины голые деревянные ступени, видневшиеся впереди, и даже попала под потолок: крашеная штукатурка в верхней части стен покрылась обесцвеченными, белесыми пятнами.

Через несколько секунд, когда Страйк приноровился дышать через плотный габардиновый воротник, ему пришло в голову, что для необитаемого строения в доме слишком тепло. Отопление было включено на полную мощность, отчего невыносимый химический запах, который мог бы развеяться на холоде, сгустился до предела.

Под ногами зашуршала бумага. Опустив взгляд, Страйк заметил ворох рекламных листовок с предложениями доставки блюд и еще конверт, адресованный АРЕНДАТОРУ/УПРАВЛЯЮЩЕМУ. Страйк поднял конверт с пола и нашел в нем гневное, написанное от руки требование соседей устранить запах.

Оставив эту записку лежать на коврике в прихожей, Страйк двинулся по коридору и стал отмечать для себя все дефекты поверхностей, образованные разбрызганным химическим составом. Слева была какая-то дверь; он толкнул ее. Темная, пустая комната не пострадала от этого вещества. На первом этаже оказалось еще только одно помещение – обшарпанная кухня, также без мебели. Здесь, напротив, химический дождь не пощадил ничего и пролился даже на половину буханки черствого хлеба.

Страйк пошел наверх. Тот, кто втаскивал или, наоборот, спускал по ступеням объемистую канистру с беспощадной, едкой жидкостью, постарался облить все, что только возможно, даже подоконник на лестничной площадке, да так, что краска вздулась пузырями и отслоилась.

На втором этаже Страйк остановился. Даже через толстую ткань воротника он почувствовал какой-то другой запах, неподвластный жгучему промышленному химическому составу. Сладковатый, гнилостный, тухлый: запах разлагающейся плоти.

Дергать две ближайшие к нему закрытые двери Страйк не стал. Вместо этого, не выпуская из рук злосчастный пластиковый пакет с бутылкой именинного виски, он медленно пошел по следам злоумышленника, которые тянулись еще выше, по следующему лестничному пролету, где даже резные балясины лишились своего воскового блеска. С каждой ступенькой трупный запах крепчал. Страйку вспомнилось, как в Боснии они загоняли в землю длинные шесты, а потом вытаскивали и нюхали заостренные концы – это был верный способ обнаружить массовые захоронения. Поплотнее прижав воротник к губам, он поднялся на последний этаж – в студию, где в Викторианскую эпоху работал художник, которому был на руку неизменный северный свет.