Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт. Страница 71

– Сыщик – дерьмовый кадр, – сказал он, когда они сели за стол.

– Ну почему сразу «дерьмовый»? – Нина смягчилась. – Просто работа тебя не отпускает.

На него смотрели ее огромные, по-мышиному выкаченные глаза.

– Мне вчера приснился про тебя жуткий сон, – сообщила она.

– Обнадеживающее начало, – заметил Страйк, и она рассмеялась.

– Нет, не совсем про тебя. Мы с тобой вместе разыскивали кишечник Оуэна Куайна. – Не сводя глаз со Страйка, Нина сделала большой глоток вина.

– Ну и как, нашли? – Страйку не хотелось серьезных разговоров.

– Нашли.

– Где? Я уже хватаюсь за любую наводку.

– У Джерри Уолдегрейва, в нижнем ящике стола. – Нина, как показалось Страйку, невольно содрогнулась. – На самом деле это был такой кошмар. Я открываю – а там кровь, кишки… и ты ударил Джерри. Тут я проснулась – все было настолько жизненно.

Нина отпила еще вина, но к еде не притронулась. Страйк, успевший от души подкрепиться (чеснока перебор, но с голодухи – терпимо), решил, что не выразил достаточного сочувствия. Торопливо проглотив мясо, он сказал:

– Прямо мурашки по коже.

– Это еще из-за вчерашнего выпуска новостей. – Она сверлила его взглядом. – Никто же не догадывался, никто не знал, что он… что его убили таким способом. Как в «Бомбиксе Мори». Ты ведь мне ни слова не сказал. – Сквозь чесночный дух до Страйка долетели обвинительные нотки.

– Не имел права, – ответил Страйк. – Такие сведения может раскрывать только полиция.

– Сегодня эти сведения уже на первой полосе «Дейли экспресс». Оуэн был бы счастлив. Герой дня. Но я напрасно это прочла, – добавила она, косясь на Страйка.

Он уже сталкивался с подобными сожалениями. Некоторые из знакомых сразу отдалялись, как только начинали понимать, что ему довелось видеть, или делать, или трогать. Можно было подумать, от него пахнет смертью. У одних женщин вызывает восхищение такой типаж, как солдат или полисмен: они хотят опосредованно напитаться, насладиться жестокостями, которые видел или творил мужчина. А у других женщин такой типаж вызывает отторжение. Нина, как подозревал Страйк, прежде относилась к первому типу, но теперь, когда ей сунули под нос жестокость, садизм, тошнотворность, склонялась к переходу в другой лагерь.

– На работе вчера был траур, – сказала она. – После выпуска новостей. Люди прямо… Но ведь если его убили именно так, если убийца руководствовался книгой… Это сужает круг подозреваемых, правда? Никто уже не смеется над «Бомбиксом Мори», я тебе точно говорю. Все это напоминает какой-нибудь старый сюжет Майкла Фэнкорта, когда критики еще обвиняли его в чернушности… Да, между прочим, Джерри подал заявление об уходе.

– Я слышал.

– А почему – непонятно, – с тревогой сказала Нина. – Он работал на «Роупер Чард» с незапамятных времен. А теперь бродит сам не свой. Все время злится, хотя всегда был таким лапушкой. И опять сорвался. Запил.

Она по-прежнему не притрагивалась к еде.

– Джерри был близок к Оуэну Куайну? – спросил Страйк.

– По-моему, он был к нему ближе, чем сам мог предположить, – задумчиво проговорила Нина. – Их объединяли долгое годы совместной работы. Оуэн его доводил… Оуэн всех доводил… но Джерри совершенно подавлен, уж я-то знаю.

– Не представляю, как Оуэн мог терпеть, что его правили.

– Наверное, иногда кипятился, – сказала Нина, – но сейчас Джерри никому не дает сказать худого слова о Куайне. Он одержим версией нервного срыва. Ты же слышал, на фуршете Джерри говорил, что Оуэн, с его точки зрения, психически нездоров, а потому не заслуживает упреков за «Бомбикса Мори». А кроме того, он до сих пор зол на Элизабет Тассел, которая дала ход этому роману. На днях она приходила обсудить издание одного из своих подопечных авторов…

– Доркус Пенгелли? – спросил Страйк, и Нина смешливо ахнула:

– Ни за что не поверю, что ты читаешь такую дрянь! Вздымающиеся груди на фоне кораблекрушений?

– Мне просто имя запомнилось, – ухмыльнулся Страйк. – Рассказывай дальше про Уолдегрейва.

– Он увидел, что мимо его кабинета идет Лиз – и как грохнул дверью! А дверь – ты сам видел – стеклянная, чудом не разбилась. Закрывать дверь не было никакой нужды, Джерри это сделал демонстративно, все прямо вздрогнули. Вид у нее кошмарный, – добавила Нина. – У Лиз Тассел. Ужасающий. Будь она в силах, ворвалась бы к Джерри в кабинет и устроила бы ему выволочку за хамство…

– Она такая вспыльчивая?

– А ты сомневался? О ее вспыльчивости ходят легенды.

Нина посмотрела на часы.

– Сегодня в девять по телику будет интервью Майкла Фэнкорта, я собираюсь записать, – сказала она, наполняя их бокалы. К еде она так и не притронулась.

– Можно и посмотреть, – оживился Страйк.

Она бросила на него странно оценивающий взгляд, и Страйк догадался, что Нина прикидывает, в чем он заинтересован больше: выудить дополнительные сведения или насладиться ее по-мальчишечьи стройным телом.

У него опять зазвонил мобильный. За секунду-другую он сопоставил возможную обиду и вероятность получить нечто более существенное, чем Нинино мнение о Джерри Уолдегрейве.

– Прости, – сказал он, вытаскивая из кармана телефон.

Звонил его единокровный брат Ал.

– Корм! – воскликнул голос в трубке. – Здoрово, что ты позвонил, брат!

– Привет, – пресек его излияния Страйк. – Как жизнь?

– Все супер! Я в Нью-Йорке, только что увидел твое сообщение. Что тебе требуется?

Он знал, что Страйк звонит только по необходимости, но, в отличие от Нины, не обижался.

– Хотел в пятницу с тобой поужинать, – сказал Страйк, – но раз ты в Нью-Йорке…

– Да я в среду возвращаюсь, так что заметано. Давай я закажу столик?

– Давай, – сказал Страйк. – Только не где-нибудь, а в «Ривер-кафе».

– Понял тебя, – сказал Ал, не спрашивая почему: как видно, решил, что Страйк любит добротную итальянскую кухню. – Точное время пришлю тебе эсэмэской, лады? Жду не дождусь!

Страйк отсоединился и уже готов был принести свои извинения, но Нина вышла в кухню. Атмосфера, вне сомнения, накалялась.

34

– Любовь – это мираж, – вещал Майкл Фэнкорт с телеэкрана. – Мираж, химера, иллюзия.

Робин сидела между Мэтью и своей матерью на выцветшем, продавленном диване. Шоколадный лабрадор дремал на полу перед камином, изредка постукивая хвостом по коврику. Робин клевала носом после двух почти бессонных суток, неожиданных стрессов и переживаний, но всеми силами старалась сосредоточиться на интервью Майкла Фэнкорта. Миссис Эллакотт, высказав оптимистическую надежду услышать от Фэнкорта какие-нибудь меткие фразы, подходящие для сочинения по Уэбстеру, вооружилась ручкой и блокнотом.

– В определенном смысле… – начал телеведущий, но Фэнкорт его не слушал.

– Мы любим не конкретного человека, мы любим свое представление об этом человеке. Очень мало кто это понимает и способен принять. Людьми движет слепая вера в свои созидательные способности. По большому счету любовь – это всегда любовь к себе.

Мистер Эллакотт, у которого очки сползли на кончик носа, тихонько похрапывал, откинув голову на спинку кресла, ближайшего к собаке и камину. Трое братьев Робин незаметно ускользнули из дому. В субботний вечер приятели ждали их в «Бэй-Хорс», на площади. Джон приехал из университета специально на похороны, но не собирался ради жениха сестры отказывать себе в пинте-другой «Блэк-шип». Сейчас он сидел вместе с братьями за бугристым латунным столиком у открытого огня.

Робин подозревала, что Мэтью охотно составил бы им компанию, но опасался нарушить приличия. Теперь он вынужден был смотреть литературную передачу, которую не потерпел бы в своем доме. Просто взял бы да переключил без согласия Робин, считая само собой разумеющимся, что ей не могут быть интересны сентенции этого желчного типа. А Робин сейчас размышляла о том, как трудно испытывать симпатию к Майклу Фэнкорту. Изгиб его губ и бровей выдавал неистребимое высокомерие. Известный телеведущий слегка нервничал.