Абсолютное оружие (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 27
— Кхм, — кашлянула я, не зная, что на всё это ответить. Я частично понимала точку зрения Тамми, но никак не могла осознать её полностью; наверное, потому, что не могла принять и примерить на себя. Всё чудилось, что где-то есть подвох. Наверное, к этому в моём случае можно только привыкнуть и смириться, а полностью понять, не будучи частью этого коллективного сознания, невозможно. Или возможно, но не вот так, с ходу. — Какие же все остальные, если капитан сдержанный? — я вспомнила, как за пару непочтительных фраз Райш чуть не убил того холодного. Видимо, в этом «чуть» и проявляется его разумность; другой бы просто убил…
— О-о, вот немного с Крайшем пообщаешься, поймёшь. Хотя нет, на него очень давит присутствие капитана; надо с ним отдельно общаться. Вот братец мой — тот да, тот полный псих, тем более молодой же ещё совсем, — с нежностью, никак не сочетающейся со сказанными словами, вздохнула Тамми.
— Как вы умудряетесь сосуществовать с ними? — покачала головой я. — Если они за какое-то грубое слово убить могут!
— Не говорим грубых слов, — рассмеялась Таммили. — С горячими всё как раз очень просто; надо внимательно следить за их мимикой и думать, что говоришь. Они довольно предсказуемы, мгновенно взрываются от прямой угрозы и попытки давления, и точно так же мгновенно успокаиваются, стоит принять позу смирения.
— Это как? — в растерянности уточнила я.
— Ну… если тебя за шиворот поднимают в воздух, нужно смиренно обвиснуть, опустить глаза и замолчать или начать извиняться, — невозмутимо пожала плечами девушка. И я с содроганием поняла, что вот эти спокойные рекомендации — результат личного опыта. — А если не давить грубо, их очень просто уговорить на что угодно. С холодными гораздо труднее, уж очень сложно просчитать их действия и понять, когда они невозмутимо-благодушны, а когда — замышляют страшную месть.
— К этому будет очень сложно привыкнуть, — печально вздохнула я, качая головой.
— Наверное, — улыбнулась Тамми. — Мы-то так всю жизнь живём, поэтому нам сложно судить. Но у тебя всё получится.
— Вообще, странно, что вы, будучи столь чёткой и инвариантной структурой, так терпимы и восприимчивы для иной точки зрения, — задумчиво проговорила я, пытаясь абстрагироваться от личных переживаний и переключиться на что-нибудь менее… странное.
— Инвариантной? — удивлённо уточнила она.
— Ну, весь ваш вид представляет собой единое государство. У нас не так, у нас есть много культурных, этических и других отличий внутри вида. Например, у вас вся галактика — одно государство; ну, то есть, вы говорите на одном языке, у вас единое управление. У нас не так, у нас есть отдельные независимые планеты, есть — союзы звёздных систем, пару веков назад отколовшиеся от метрополии или вовсе основанные отдельными сообществами людей.
— Ух ты! — ахнула девушка. — Надо тебе это Хансу рассказать, думаю, он будет в восторге. Но я могу найти объяснение тому, что тебя так удивило; мы же общаемся с другими видами уже очень давно, приспособились и нашли с ними контакт, научились если не понимать чужой разум, то по крайней мере воспринимать его как единое целое со всеми особенностями. Сложнее всего, как ни странно, нам оказалось найти общий язык с йали, которые биологически ближе к нам, чем остальные разумные виды. Но тут всему виной инстинкты и глубокое различие традиций семьи. У нас меньше женщин, и мужчины, особенно боевая ветвь, нас очень берегут. Не трясутся, конечно, но обидеть женщину это исторически и инстинктивно обоснованное табу. С этим только у горячих трудности бывают, но не из-за их жестокости, а потому, что у нас женщины по сравнению с ними очень хрупкие, а им под воздействием инстинктов очень сложно в достаточной степени контролировать свою силу. У йали же самки расходный материал, их очень много, на одного самца приходится не меньше десяти. Причём у них сразу три женских пола, и в процессе размножения должны участвовать все четыре пола. И даже понимая умом, что это — их личное дело, по таким законам существует их вид и не нам решать их судьбу, боевым бывает сложно сдержаться. Ну, а йали презирают нас за то, что мы так бережём своих самок, которые для них представляют ценность ларга: вроде полезное животное, но когда надо — можно свернуть шею и отправить в суп. Учитывая, что своих мертвецов они употребляют в пищу, достичь взаимопонимания оказывается невероятно сложно. Именно потому, что биологически они к нам близки, и мы пытаемся приравнять их к себе. Остальные виды нам гораздо более чужды, поэтому их как-то проще воспринимать целостно и отвлечённо. С йали обычно только холодные и общаются, когда возникает такая необходимость. Ну, или особенно уравновешенные и устойчивые мирные. Даже специальное распоряжение Совета на эту тему есть, запрещающее ведение переговоров с йали боевой нейтральной и, особенно, горячей ветви. Ты потому и попала именно в наш корабль, — с улыбкой пояснила Тамми. — На том месте, откуда ты в последствии появилась, возникла сначала странная энергетическая аномалия, которую кинулись исследовать учёные всех видов, включая йали. Вот туда и направили капитана; во-первых, чтобы у них не было соблазна что-нибудь натворить, а, во-вторых, чтобы не натворил что-нибудь слишком несдержанный капитан, они же почти все из горячих. А те, что не из горячих — из нейтральных, что в данной ситуации не спасает. Был, правда, один великий капитан из числа мирных, но он сейчас уже очень старый, живёт на планете, а стариков йали презирают едва ли не больше, чем женщин. И это, кстати, тоже вполне объяснимо с биологической точки зрения: старость у йали наступает скачкообразно, и страдает у них в первую очередь разум, совершенно деградируя до примитивного уровня за считанные дни.
— М-да, мне ещё учиться и учиться пониманию, — грустно резюмировала я. — Давай мы с тобой сменим тему на что-нибудь менее масштабное?
— Давай, — легко согласилась Тамми. — Я вот очень есть хочу, это достаточно узкая тема? — захихикала она. Я не удержалась от ответной улыбки.
— Нет, это как раз ещё более сложная проблема, потому что я тоже очень хочу.
— Ладно, сейчас прилетим, и закажем какую-нибудь еду домой. А то знаю я этих мужчин, у капитана небось кроме стандартных армейских пайков ничего нет!
— А чем они плохи? Вкусно же!
— Э-э, да это разве вкусно, — пренебрежительно фыркнула она. — Чем же вы там питались, если это — вкусно? — девушка сочувственно качнула головой. — Ну да ладно, скоро привыкнешь, у нас на корабле замечательный повар. Оба. У нас, видишь ли, вкусно поесть — одна из любимых народных традиций, поэтому на больших, и даже на не очень больших кораблях всегда есть штатный повар. Но мне кажется, или ты хотела ещё что-то спросить? Перед тем, как я про еду сказала.
— Да, два маленьких вопроса. Кто такие всё-таки ларги и что такого примечательного в их яйцах, и чем сутки от нормосуток отличаются?
— На Колыбели — ничем, — засмеялась она. — Это привычка, по которой можно легко определить, космонавт перед тобой или житель метрополии. Нормосутки равны суткам на Колыбели, нормочас — часу. Просто в космосе приходится различать такие понятия, на разных планетах же время разное.
— Ну, я что-то подобное и подозревала, — кивнула я. — А ларги?
Оказалось, ларг — это забавная местная яйцекладущая млекопитающая зверушка, по нише в народном хозяйстве сравнимая с курицей для землян, которую активно выращивают из-за вкусного мяса и ценной шерсти. Она со своими яйцами вошла в народный фольклор благодаря специфическому механизму защиты от хищников. Ларг очень неординарно подходит к откладыванию яиц; сносит два-три настоящих, и ещё десятка полтора ложных. При этом настоящие тщательно закапываются в песок (если зверёк их не путает), на котором стоит гнездо, а на поверхности лежат ложные. Хищник, будучи существом неразумным, пытается сожрать такое яйцо и тут же получает огромный спектр мерзких ощущений, потому что яйцо довольно хрупкое и содержит слабую кислоту с кошмарным резким и очень стойким запахом. Так что в природе у них немного врагов; либо хитрые, которые умеют аккуратно вскрывать яйца, чтобы выбрать «нормальные», либо упорные пофигисты без обоняния и с нечувствительной слизистой, либо, наоборот, с очень хорошим чутьём (нюхом, слухом, не важно), способные отличить яйцо с обманкой от яйца с не намного менее вонючим детёнышем.