Абсолютное оружие (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 32

— Развлекаетесь, единицы штурмовые? — тихо, неразборчиво прорычал он.

— Направлены знающим Нирташем в столовую для принятия пищи, управляющий Райш, — поспешно оттарабанил Рес, прижав два пальца к точке между бровей — местное уставное приветствие. Опомнившись, я тоже повторила этот жест. Капитан окинул меня хмурым взглядом, тихо и неразборчиво что-то проворчал себе под нос (кажется, это было ругательство). Потом тряхнул головой и ответил.

— Вольно, единицы, — снова поморщившись, проворчал он и, обойдя по, на мой взгляд, излишне широкой дуге Реса, скрылся за поворотом. Штурмовик, буднично отряхивая колени, поднялся на ноги только после этого.

— Что это было?! — с трудом сумела выдавить я.

— Уф, думал, точно по стенке размажет, — беспечно хмыкнул напарник. — Хорошо, сообразил вовремя. А ты-то что стояла? Не страшно, что ли?

— Я. Ничего. Не поняла, — раздельно проговорила я, пристально глядя на боевого и подавляя желание потрясти головой. — Почему капитан был так зол, и почему ты на колени рухнул?!

— Так это поза полного подчинения, — пожал плечами Рес, слегка подталкивая меня в спину, чтобы не стоять посреди коридора, а разговаривать на ходу. Потом, задумчиво покосившись на меня, осторожно попытался объяснить. — Когда горячий в такой ярости, с ним бесполезно разговаривать — убьёт и не заметит. Неужели тебе ещё об этом не говорили? — недоверчиво уточнил мужчина.

— Таммили что-то говорила про позы подчинения, — отстранённо проговорила я. Сцена в коридоре и так повергла меня в шок, а невозмутимое отношение к произошедшему со стороны штурмовика окончательно добило, — Но чтобы вот так! И ты так спокойно…

— Лишний раз присесть коленки не переломятся, — философски хмыкнул Рес. — Зато шкура целее будет. А ты-то что застыла? Жить надоело? Я, конечно, понимаю, что ты женщина, и почти горячая кровь, но всё же не стоит испытывать судьбу. Наш капитан удивительно сдержанный для горячего, с ним такие припадки редко случаются, да и, наверное, не убьёт, вовремя с инстинктами справится. Но зачем лишний раз провоцировать? Думаешь, он порадуется, когда очухается, что человека покалечил? — весело фыркнул штурмовик.

— Я никогда к этому не привыкну, — шумно вздохнула я, растирая обеими ладонями лицо.

— К чему? — озадачился Алирес.

— Кхм. Подобное поведение горячих и подобное к ним отношение, — я неопределённо мотнула головой. — Необходимость падать на колени при виде чьего-то плохого настроения кажется мне унизительной. А тебе нет?

— Я тебя понял, — рассмеялся напарник; как мне показалось, с облегчением. — Это действительно было бы унизительно, будь подобное поведение чьей-либо прихотью. А с горячими… понимаешь, они в таком состоянии — не люди. Ты же не будешь требовать от опасного хищника считаться с твоими моральными принципами, верно? Встретившись на узкой тропе с мантикорой и не имея целью драку с ней, любой нормальный человек, будучи более разумным, чем зверь, постарается или максимально быстро покинуть зону видимости и чутья зверя, или упадёт лицом вниз и прикинется мёртвым. А горячий в ярости — это хищник, зверь; да, смертельно опасный, но при этом вполне предсказуемый.

Я медленно кивнула. Впору было рассыпаться перед простым и прямолинейным штурмовиком в благодарностях. Кажется, благодаря его короткому объяснению моя картина мира наконец-то встала в анатомически правильное положение. Наверное, то же самое мне пыталась объяснить и Тамми, и сам Райш, но у Реса это почему-то получилось. То ли благодаря этой самой прямолинейности, а то ли — просто все звёзды сошлись в нужной комбинации.

— Ладно, допустим. Непонятно только, кто его до такого состояния довёл.

— А что тут гадать? Скорее всего, я, — беспечно пожал плечами Рес.

— Чем? — устало уточнила я. Возмущаться и удивляться уже не хотелось; наверняка очередная местная культурная заморочка.

— Своим поведением, — терпеливо «растолковал» штурмовик.

— Конкретизируй, пожалуйста. Ну, смеялись мы, ну, громко смеялись, не поздоровались по уставу… мне казалось, капитан довольно спокойно к такому относится, разве нет?

— Спокойно-то спокойно, да только… — он запнулся и посмотрел на меня оценивающе, задумчиво. — Не знаю, имею ли я право тебе это говорить, коль до меня никто не объяснил.

— Я никому не скажу, — пообещала я.

— Да не в этом дело, — отмахнулся Алирес и замолчал. В этот момент мы как раз вошли в столовую, и у Реса возникла возможность обдумать свои слова; я не торопилась его подгонять, понимая, что не в праве хоть на чём-то настаивать.

Вместо этого я раздумывала, насколько стремительно поменялась моя жизнь и поменялась я сама за жалкие несколько дней. Если поставить рядом меня-нынешнюю и меня же, но до перелёта, это были бы два совершенно разных существа. Я уже почти привыкла к мысли, что я — действительно нормальное разумное существо, что я человек, а не объект эксперимента. Мысли об этом, обо всём моём прошлом, стремительно вытеснялись новыми событиями и потоком новой информации, которую необходимо было усвоить. Наверное, у меня просто не было времени на всевозможные глупости.

— В общем, ты можешь мне не верить, — вдруг вернулся к прерванному разговору Рес, когда мы с ним расселись за столиком. — Вы, женщины, вообще обладаете врождённым талантом отрицать очевидное, — он усмехнулся. — Но я почти на сто процентов уверен, что взбесило капитана моё поведение. Точнее, моё поведение рядом с тобой. Проще говоря, мы стали свидетелями приступа типичной мужской ревности, только в более эпических масштабах, принимая во внимание личность ревнивца, — и Рес рассмеялся, разглядывая выражение моего лица.

— Ревности?! — тупо переспросила я.

— Ну да. Это я тебе как мужчина говорю; влюбился наш капитан в тебя как мальчишка. Во всяком случае, на подсознательном уровне, вот оно на инстинктах и вылезло.

— А причём тут любовь, больше на физическое влечение похоже, — с сомнением пробормотала я.

Изучению такого сложного и очень человеческого понятия, как «любовь», я, получив доступ к галанету, уделила довольно много времени. Нельзя сказать, что полностью поняла, что имели в виду все те авторы, на рассуждения которых наткнулась; наверное, потому, что у каждого было своё представление и видение этого чувства. Но определённая теоретическая база накопилась, и, если верить подавляющему большинству источников, инстинкты как раз отвечали за так называемый «зов плоти», а «любовь» являлась чувством значительно более возвышенным и далёким от подобных примитивных понятий.

— Ой, ну не начина-ай, — простонал Рес. — Я только недавно начал верить, что ваше женское племя не всё такое уж… бестолковое, — мне показалось, или он какое-то другое слово хотел вставить? — Уже тысячу лет назад доказано, что все эти высокие чувства в своей основе имеют феромоны и прочую физиологию.

— Но ведь физиология только основа? — уточнила я.

— Всё, молчи! — махнул на меня рукой Алирес. — Я себя идиотом чувствую; выбрали, тоже мне, тему. Женские глупости обсуждай с женщинами!

— Ладно, — я задумчиво хмыкнула, хотя и не поняла причин недовольства напарника. Равно как не поняла, с какой радости один из основных философских вопросов, самые разумные и полные на мой взгляд определения которого были даны именно мужчинами, вдруг стал «женской глупостью». — Я вот теперь думаю, стоит мне к нему вечером на урок идти, или не стоит?

— Да тебе-то чего волноваться? — пожал плечами Рес. — Мне бы точно не стоило, а ты иди, конечно. Наоборот, не пойдёшь — только хуже сделаешь. А что за урок-то?

— Его назначили ответственным за мою социальную адаптацию, — хмыкнула я.

— То есть, Совет передумал, и ему теперь настолькодоверяют? — с лёгкой растерянностью уточнил напарник.

— А это настолько высокое доверие и большая редкость?

— Да нет, обычная практика. Ну да ты в курсе, из-за чего у него проблемы с Советом начались? Вот. А тут ему тебя отдали на воспитание. Не могли же они не заметить вашей взаимной склонности! Значит, настолько доверяют и уверены в нём, что не боятся нежелательных последствий. И это действительно здорово; и капитану спокойней будет, и нам тоже. Тем более, говорят, он шер-лорда в этом году наконец-то официально подтвердил, совсем благодать, — рассудительно заключил Алирес.