Мир, где все наоборот - Коган Татьяна Васильевна. Страница 16

И Егор рассказал все. Откуда только красноречие взялось. Он говорил и говорил, впервые открываясь другому человеку. С каждым словом он будто сбрасывал часть одежды и вскоре почувствовал себя полностью обнаженным. Но странное дело: нагота не унижала, не заставляла его сжиматься под пристальным оком наблюдателя. Нагота обостряла чувства, будила позабытые эмоции. Это было ново и необычно. И не так болезненно, как Егор предполагал.

Он признался в том, что с детства мечтал стать учителем. После школы дважды пробовал поступить в педагогический институт, но не набирал нужное количество баллов. Собирался предпринять третью попытку, но незадолго до экзаменов его уволили с работы, и все свободное время он пропадал на собеседованиях, а потом и вовсе слег с тяжелейшим бронхитом. В итоге, чтобы получить хоть какое-то образование, он поступил в первый попавшийся техникум. Когда всерьез увлекся резьбой по дереву, в жизни появился просвет. Он даже наивно полагал, что при профессиональном подходе это хобби принесет ему какие-то деньги. Увы, деревянные статуэтки не пользовались большим спросом. Имей Егор коммерческую жилку, нащупал бы возможность достучаться до покупателя. Изделия его были объективно неплохи, но для успешного бизнеса качественного товара недостаточно. Так или иначе, от идеи зарабатывать тем, что приносит удовольствие, парень отказался. А потом произошло чудо, вспыхнуло и бесследно развеялось по ветру. Именно тогда Егор сдался окончательно.

– Ты ведь помнишь, как мы встретились? – неожиданно спросил он.

Змейка кивнула:

– Конечно. Ты стоял у стены и держался…

– … за сердце, – закончил он за нее. – Тебе показалось, что мне плохо, и ты ринулась на помощь. На самом деле все было не так. В тот день я спустился в метро с особой целью. Несколько месяцев тщетных поисков работы оставили меня без копейки. Я задолжал за комнату и пребывал в отчаянии. Моя хозяйка – чудесная женщина, но ей тоже нужно на что-то жить. Я понимал, что если не заплачу за аренду в ближайшие дни, то мне придется уйти на улицу. По какому-то чудовищному стечению обстоятельств у меня не получалось найти ни единой подработки. То ли звезды так выстроились, то ли я производил на людей предельно жалкое впечатление, но мне отказывали даже в самой никчемной халтуре. Я не ел нормально несколько недель и еле держался на ногах. Голодный обморок на пороге квартиры стал критической точкой. Я осознал, что ниже пасть невозможно. Взял кусок картона и написал фломастером: «Помогите, добрые люди». Тогда, в метро, я не держал руку на сердце. Я доставал свернутую вдвое картонку из нагрудного кармана. Это было трудно, унизительно, но я почти решился. Оставалось одно движение…

– Но тут появилась я, – голос Змейки дрогнул. – И, сама того не ведая, не дала тебе совершить задуманное.

Губы Егора тронула слабая улыбка:

– Я воспринял это как знак свыше. Как надежду на то, что еще не все потеряно; что достоинство можно сохранить. И словно в подтверждение этому, на следующий же день мне подвернулся шанс немного подзаработать. Раздавать флаеры не самое прибыльное занятие, но в моем положении не сильно привередничаешь. Я с радостью воспользовался предложением.

Парень умолк. В повисшей тишине его тяжелое дыхание звучало почти зловеще. Он закрыл ладонью глаза, пытаясь унять головную боль.

Змейка молча следила за Егором, боясь спугнуть его робкую искренность. Признание потрясло ее. Она хотела облегчить боль друга, но пока не знала, как. Фразы застревали в горле и казались неправильными. Змейка кусала палец, отчаянно подыскивая нужные слова.

Егор открыл глаза и посмотрел в окно. Ночь шла на убыль, но высотки напротив еще сливались с окружающим сумраком. Лишь в редких окнах горел свет – отпетые гуляки продолжали праздновать наступление Нового года. Парень перевел взгляд на закутавшуюся в одеяло подругу:

– Я допустил ту же ошибку, что и прежде. Позволил себе поверить в лучшее. Сегодня я даже захотел вырезать из дерева нечто волшебное. Думал, закончу и подарю тебе, чтобы выразить свою благодарность. За то, что ты есть. За то, что меня не покидаешь. Достал инструменты и не смог сделать ни одного движения. Руки стали чужими. Я сжимал пальцами кусок дерева и не чувствовал его. – Егор уронил лицо в ладони и несколько минут сидел неподвижно. – Понимаешь, – наконец вымолвил он, – пусть я и сдался, но в глубине души ощущал, что есть нечто, неподвластное внешним обстоятельствам: мое умение извлекать запечатанные внутри материи образы. Оказалось, я заблуждался. Я утратил даже то, что по праву считал своим, личным. Мне горько. И страшно. И я не знаю, зачем все это вылил на тебя. Смалодушничал. Прости. Не должен был…

Змейка вскинула руки:

– Да что ты такое говоришь! Какое «смалодушничал»? Какое «прости»? Я счастлива, что ты поделился со мной, и мы вместе обязательно справимся. Слышишь? Ты меня слышишь, Егор? Я не мать Тереза, не нужно причислять меня к лику святых, что ты постоянно делаешь. Я просто твой друг. И помочь тебе – не мой долг, не мой крест, а моя радость. Все наладится. Обещаю. Все наладится.

Егор смотрел на Змейку и думал о том, что она тоже скоро исчезнет. Сперва перестанет звонить, потом будет находить причины, чтобы отменить встречи, а однажды просто не ответит на звонок…

Глава 10

– Разрешите пригласить вас? – промурлыкал над ухом тоненький голос. Сан Саныч неловко повел плечами:

– Я не специалист по танцам.

Девушка улыбнулась:

– Это обычный медленный танец. Тут профессионализм не требуется.

Он неохотно поднялся и подал руку своей визави.

Корпоративная вечеринка в пафосном ресторане длилась уже третий час, и Тубис ждал удобного момента, чтобы незаметно испариться. Он собирался направиться в гардероб, когда девчонка из бухгалтерии, весь вечер поглядывавшая на ведущего менеджера по продажам, наконец осмелилась подойти.

Против Олеси (вроде так ее звали?) Сан Саныч ничего не имел. Неглупая, смазливая. Который месяц выказывает ему незатейливые признаки симпатии. Но надеяться ей не на что по двум причинам. Во-первых, служебные романы Тубис считал для себя неприемлемыми. А во-вторых, предпочитал выбирать женщин сам.

Олеся обвила руками шею партнера, наслаждаясь долгожданной близостью:

– Вы прекрасно ведете.

– Не преувеличивайте, – последовал сухой ответ.

Девушка прикусила губу, обидевшись на несправедливую холодность. Отвернулась. Упругие пряди ее волос скользнули по щеке Тубиса. Он невольно вздрогнул, уловив знакомые нотки пряного аромата. Слабый запах напомнил о другой женщине. Тамара не пользовалась духами, ее кожа благоухала сама по себе. Бывало, после страстной ночи сладкий запах преследовал его весь день. Шел ли он по многолюдной улице, ехал ли в лифте, сидел за рабочим столом – призрак Тамары следовал по пятам, не отпуская его от себя ни на шаг.

Тубис любил эту женщину. Их отношения были непросты, иногда ее дерзость доводила его до бешенства, и он едва сдерживался, чтобы не накричать на Тамару. И все же ему удалось ни разу не повысить на нее голос. Он находил другие методы смирять ее нрав. Тамара уступала пядь за пядью, пока не становилась мягкой и податливой, как плавленый воск.

Тубис помнил, как выгибалось ее хрупкое тело. Как рождались стоны в ее слабой груди и вырывались наружу приглушенными хрипами. Как тонкие пальцы искали, во что бы вцепиться, и, не найдя опоры, замирали в воздухе. Она была сама страсть. Само искушение.

– О чем вы думаете? – спросила Олеся, справившись с обидой. Ей всегда нравились мужчины постарше. С ними было интересно. Обычно у нее не возникало проблем со знакомством: стоило ей пококетничать, и внимание к собственной персоне было обеспечено. Когда в коллектив пришел новый сотрудник, Олеся сразу поставила галочку: надо узнать его поближе. Выглядел Тубис непримечательно, хотя черты его лица были правильны, плечи широки, а руки крепки. Весь его облик говорил о натуре не изысканной, а простой, крестьянской, если хотите. Первое впечатление обмануло. Чем больше Олеся общалась с Тубисом, тем сильнее ощущала скрытую в нем загадку. Чувствовалось в нем что-то куда более сложное, чем можно предположить. Что-то порочное и манящее.