Голод - Смит Лиза Джейн. Страница 32

Однако Дамон не оставлял ни малейшей надежды на жалость или сочувствие. Он был охотником, убийцей, и более слабые неизменно оказывались его добычей. Елена припомнила звериный оскал, что перекосил его привлекательное лицо, и поняла, что никогда не позволит ему добраться до Маргарет.

Все происходило словно в замедленной киносъемке. Елена видела, как рука Дамона сжимает дверную ручку, видела его безжалостные глаза. Затем она перешагнула через порог, оставляя позади единственное безопасное место, какое она знала.

«Смерть в этом доме», – сказала тогда Бонни.

А теперь Елена должна была по своей собственной воле встретить эту смерть лицом к лицу. Она наклонила голову, пытаясь скрыть беспомощные слезы, что навернулись ей на глаза. Все было кончено. Дамон победил.

Елена так и не подняла глаз, чтобы увидеть, как Дамон на нее надвигается. Но она почувствовала, как воздух вокруг шевелится, заставляя ее дрожать. А затем мягкая, бесконечная чернота окутала ее подобно крыльям огромной птицы.

Глава 13

Елена пошевелилась, затем открыла тяжелые веки. Полоски света виднелись по краям портьер. Двигаться было нелегко, и Елена так и осталась лежать на кровати, пытаясь слепить воедино обрывочные события прошлой ночи.

Дамон. Дамон пришел сюда и стал угрожать Маргарет. Елене пришлось к нему выйти. Он победил.

Но почему же он с ней не покончил? Елена подняла вялую руку, чтобы коснуться своей шеи, заранее зная, что она там обнаружит. Да, все верно: две крошечные ранки были весьма болезненны.

И все-таки она жива. Дамон остановился в шаге от выполнения своего обещания. Почему?

Воспоминания о последних часах были спутанными и туманными. Только отдельные фрагменты казались ясны. Глаза Дамона смотрели на Елену сверху вниз, заполняя собой весь мир. Острый укол в горло. Еще позднее – Дамон оттягивает воротник своей рубашки, кровь сочится из небольшого пореза у него на шее.

Затем он заставил Елену пить его кровь. Если, конечно, «заставил» – подходящее слово. Елена не помнила, чтобы она оказывала какое-то сопротивление или испытывала хоть малейшее отвращение. К тому времени она уже сама этого хотела.

Но теперь Елена вовсе не была мертва или даже серьезно ослаблена. Дамон не превратил ее в вампира. И этого она решительно не понимала.

«У Дамона нет совсем никакой морали и никакой совести, – напомнила себе Елена. – Так что остановило его вовсе не милосердие. Скорее всего, прежде чем убить, он просто хочет затянуть игру и заставить меня страдать. Или, может быть, он хочет, чтобы я стала как Викки. Чтобы я одной ногой стояла в мире Теней, а другой на свету, медленно сходя с ума».

Одно было несомненно – Елену нельзя было обманом заставить поверить в то, что случившееся стало проявлением доброты со стороны Дамона. Он был просто не способен на доброту. Не мог заботиться о ком-то, кроме себя.

С трудом отодвинув одеяло, Елена встала с постели. Она слышала, как тетя Джудит ходит по коридору. Наступило утро понедельника, и нужно собираться в школу.

27 ноября, среда

Мой милый Дневник!

Не буду притворяться, будто я спокойна. Я отчаянно боюсь того, что будет дальше. Ничего хорошего это притворство не принесет. Завтра День благодарения: через два дня после него – День основателей. А я так и не придумала, как мне остановить Кэролайн и Тайлера.

Я просто не знаю, что делать. Если мне не удастся изъять мой дневник у Кэролайн, она наверняка прочтет его перед лицом всего города. У нее будет для этого идеальная возможность. Ведь Кэролайн избрали одной из тех старшеклассниц, что будут читать стихи на церемонии закрытия. Здесь можно добавить, что избрал ее школьный совет, куда входит отец Тайлера Смоллвуда. Интересно. Что подумает мистер Смоллвуд, когда все закончится?

Хотя какая разница? Если только я не смогу придумать какой-нибудь план, к тому моменту, как правда всплывет наружу, мне уже будет все равно. И Стефан пропадет, изгнанный из городка добрыми гражданами Феллс-Черча. Или, если он не вернет себе хоть часть своих Сил, вполне вероятно, они просто его убьют. А если Стефан умрет, я тоже умру. Вот так все просто.

А это значит, что я должна найти хоть какой-то способ вернуть себе дневник. Просто должна.

Но не могу.

Я знаю, ты уже ждешь, что я об этом скажу. Да, есть верный способ вернуть дневник – попросить об этом Дамона. Все, что мне требуется, это согласиться на назначенную им цену.

Но ты не можешь понять, как сильно это меня пугает. Причем меня не просто пугает Дамон. Нет, я боюсь того, что случится, если мы с ним опять окажемся вместе. Я боюсь того, что случится со мной… со мной и со Стефаном.

Я больше не могу об этом говорить. Сущее несчастье. Я чувствую такую потерянность, такое одиночество. Нет никого, с кем я могла бы поговорить по душам, к кому я могла бы обратиться за помощью. Нет никого, кто смог бы меня понять.

Так что же мне теперь делать?

28 ноября, четверг, 11:30 вечера

Мой милый Дневник!

Сегодня все кажется мне ясней. Может быть, это потому, что я приняла решение. Это решение меня страшит, но оно лучше любого другого, приходившего мне в голову.

Я намерена рассказать Стефану обо всем.

Это единственное, что я могу теперь сделать. День основателей отмечается в субботу, а никакого собственного плана я так и не придумала. Но, может статься, Стефан его придумает, когда поймет, какая отчаянная сложилась ситуация. Я намерена провести завтрашний день в пансионате. Как только я туда доберусь, я должна буду рассказать Стефану все то, что мне следовало с самого начала ему рассказать.

Все. И про Дамона тоже.

Просто не знаю, что он на это скажет. Я прекрасно помню, какое лицо было у него в тех моих снах. Я помню, как он тогда на меня смотрел – с таким гневом и с такой горечью. Так, будто он ни капельки меня не любил. Если он завтра так на меня посмотрит…

Ах, я так боюсь. В животе все переворачивается. Я едва прикоснулась к обеду в День благодарения – и до сих пор не могу толком поесть. Я чувствую себя так, будто готова разлететься на миллион осколков. Даже не надеюсь, что мне удастся сегодня выспаться.

Пожалуйста, пусть Стефан меня поймет. Пожалуйста, пусть он меня простит.

Я хочу, чтобы он видел меня только с лучшей стороны. Я хочу быть достойной его любви. У Стефана есть незыблемые понятия о чести, о том, что такое хорошо и что такое плохо. И вот теперь, когда он выяснит, что я ему лгала, что он тогда обо мне подумает? Поверит ли он, что я просто пыталась его защитить? Будет ли доверять мне в дальнейшем, еще когда-нибудь?

Завтра я это узнаю. Господи, как бы я хотела, чтобы все уже закончилось! Просто не знаю, как я это переживу!

Елена выскользнула из дома, даже не сказав тете Джудит, куда направляется. Она устала от лжи, и ей не хотелось ввязываться в скандал, который непременно бы случился, скажи она, что отправляется к Стефану. С тех самых пор, как Дамон обедал у них, тетя Джудит все время о нем говорила, вставляя в каждый разговор смутные и не очень смутные намеки. Роберт вел себя не лучше. Порой Елене казалось, что именно он подстрекает тетю Джудит говорить о Дамоне.

Она устало ткнула кнопку звонка рядом с дверью пансионата. Интересно, где все последнее время была миссис Флауэрс? Когда дверь, наконец, отворилась, за ней стоял Стефан.

Одетый как на парад, он поднял воротник своей куртки.

– Я подумал, что мы можем пойти прогуляться, – предложил Стефан.

– Нет, Стефан, – твердо ответила Елена. Ни на какую искреннюю улыбку она была не способна, так что даже не стала пытаться. – Давай пойдем наверх, – продолжила она. – Нам нужно поговорить.