В плену страстей - Джеймс Джулия (Julia). Страница 26

Он снял руку с ее плеча и ошеломленно, посмотрел на нее.

– Я не знаю тебя, – повторила она. – И никогда не знала. – Алекса немного отстранилась. – Но… я и не пыталась узнать за те месяцы, что мы были вместе… хотя если посчитать, то вместе мы были, наверное, немногим больше чем несколько недель. Но ты создал вокруг себя столько барьеров, отгораживая меня ото всех. Я уважала твои принципы, понимала, почему ты это делал – ты ведь не любил внимания к своей личной жизни. Я тоже такая. Я никого к себе не пускаю. Держу свои чувства при себе. Как и ты. Вот почему я не была против того, чтобы наши отношения были такими… не публичными. Только потом, когда ты снова пришел ко мне, я по-другому на это взглянула. Заставила себя посмотреть на это по-другому. И увидела, что… это унизительно, что ты просто использовал меня как удобную партнершу по вызову.

Она увидела боль в зеленых глазах Гая.

– Но это было не так. Мне следовало… доверять тебе. А я… – говорить было тяжело, – я просто убежала и не дала тебе возможности поговорить со мной, рассказать о своих намерениях.

Он смотрел в сад. Последние лучи солнца отражались в каменном пруду. Поверхность воды покрылась рябью от легкого ветерка.

– Я ни разу так и не поговорил с тобой. О нас не поговорил. Я просто принимал все как есть. И радовался. Радовался тому, что нашел женщину, которая для меня словно оазис. А когда мне пришлось оборвать наши отношения, когда согласился жениться на Луизе, все, что я смог тогда сделать, – это уйти, оставить этот оазис и уйти в пустыню. Увидев тебя снова… – на его лице появилось измученное выражение, – я словно увидел мираж, который манил меня… обещал все то, чего мне так хотелось и чего у меня больше не было. Я потянулся к этому миражу и понял… понял, что это всего лишь игра моего воображения.

Он подался вперед и сидел, сгорбившись, с безвольно повисшими руками, уставившись на журчащую воду в пруду. Солнце постепенно садилось за деревьями парка, где-то пели птицы. Алекса молча сидела рядом. Шквал чувств в ее душе утих.

Она сидела и смотрела на то, что ее окружает. Как здесь чудесно! Перед ней раскинулся парк, за спиной – древний замок, уходящие солнечные лучи касаются верхушек высоких деревьев. Заповедная красота. Тишина. Покой.

И на сердце тоже покой.

Алекса протянула руку, дотронулась до руки Гая и сплела пальцы с его пальцами. Он сжал ей ладонь. И ничего не сказал.

Но сказал все.

Повернувшись к Алексе, он увидел, как по ее лицу текут слезы. Он вздрогнул. Обняв за плечи, он притянул ее к себе. Они сидели, прижавшись друг к другу, а слезы все струились у нее по щекам.

Слова были не нужны. Видя, что она продолжает молча плакать, он стал поцелуями стирать слезы с ее лица, целовать дрожащие губы, руки.

–  Ma belleАлекса, – шептал он. – А я-то думал, что ты меня ненавидишь.

– Я и ненавидела, – призналась она. – Но я ошибалась. – Она поцеловала его в губы. – Очень ошибалась. Я… продолжала тебя любить.

– Продолжала? – неуверенно спросил он.

– Это произошло давно. Я даже не знаю, как давно. Я просто полюбила тебя, зная, что не должна любить, что это… неразумно. Folie d'amour. [23]На что я могла надеяться? Ты принадлежишь к совершенно иному миру, тебе от меня нужно только одно, да и то на краткий миг. А потом я узнала о твоей помолвке, потом ты вернулся, потом я от тебя убежала и отказалась слушать твои объяснения… После всего этого смысл в любви вообще пропал. Осталась только ненависть. И я излила всю свою ненависть в том портрете, который ты увидел.

Сзади, от раскрытых окон, раздался голос:

– Так же, как вы излили всю свою любовь в тот портрет, который Гай подарил мне.

Гай вскочил, потянув Алексу за собой.

– Мама?

На террасу вышла мадам де Рошмон. Как она сюда попала? Хотя для Рошмонов не проблема прилететь на втором частном самолете.

– Мой мальчик, – кивнула Гаю мать. Затем подошла к Алексе и расцеловала ее в обе щеки. – Как вы думаете, – спросила она Алексу, – почему я позаботилась узнать, когда вы возвращаетесь в Лондон? Когда я абсолютно уверилась в том, что мой сын не должен сделать то, что сделали его отец и я, то есть жениться без любви, я поняла, что обязана приложить максимум усилий, чтобы этого не случилось. Я не знала, как сделать это деликатно. Иногда такие браки бывают удачными. Видишь ли, Гай, мой брак был таким, потому что я в результате полюбила твоего отца, а он – меня. – У нее слегка дрогнул голос. – Я знала, что ты уже влюблен… и что тебя любят. – Она встретилась глазами с Алексой. – Вот почему я сказала вам, что благодарна за портрет Гая. Этот портрет объяснил мне все, что я хотела узнать. – Ее лицо смягчилось. – Я смогла понять, кто любит моего сына так же сильно, как и я. И я могу определить, – она ласково взглянула на Гая, – когда мой сын глядит на кого-либо с такой же любовью, с какой он – время от времени! – глядит на меня. Оставалась только одна последняя загадка: почему вы оба не вместе. Загадка была разгадана три часа назад, – закончила она, театрально взмахнув рукой. – Вы, дорогая, упомянули мою невестку, когда я, в полном отчаянии от неспособности разрубить этот запутанный узел, упросила вас полететь к Гаю. – Мать сердито посмотрела на него. – Как ты мог не сказать ей, что Луиза ушла к другому и тем самым очень просто разрешила твою проблему?

– Мама, это было совсем непросто, – хотел объяснить Гай, но мадам де Рошмон величественным жестом остановила его.

– Любовь всегда проста. Вы мужчины – глупцы, раз так не думаете! Вы со мной согласны, ma cherieАлекса?

– Я думаю, мадам, что женщины тоже могут быть глупыми… как я, например.

– Уверена, что Гай дал вам повод. Но теперь, как я вижу, все наконец разрешилось, и для меня это огромное облегчение. А… как раз вовремя.

Гай и Алекса обернулись. К ним, вдоль фасада замка, приближалась целая процессия во главе с важного вида особой в бархатном пиджаке, который обеими руками нес серебряный поднос. На подносе в ведерке со льдом возвышалась бутылка шампанского рядом с тремя фужерами. За главным персонажем следовали не менее торжественные особы в количестве трех человек тоже с подносами, где стояли блюда с канапе и другими закусками. За ними десять слуг в униформах несли позолоченный антикварный стол и три стула. Вся эта мебель с большой осторожностью была установлена на террасе. Подносы один за другим опустились на стол, шампанское было откупорено и разлито по фужерам с точностью до миллиметра.

После этого слуги отошли назад и замерли, глядя поверх головы хозяев, но Гай знал, что на самом деле их глаза прикованы к Алексе. Ее неожиданное появление, а также прилет его матери – и то, что он до сих пор не отпустил руку Алексы, – свидетельствовало о том, что эта молодая женщина станет новой хозяйкой замка.

Гай вежливо всех поблагодарил, и слуги гуськом удалились.

– Прости, – извинился он перед Алексой за эту помпезность.

– Твои извинения ни к чему, – заявила мать. – Мы с Алексой уже обсуждали мое увлечение искусством рококо, и я с нетерпением жду возможности показать ей картины в замке. Огромное удовольствие говорить о живописи с профессиональным художником. Их взгляд совершенно отличается от того, как это видят такие любители, как я. Но об этом позже. У вас еще будет много времени, моя дорогая, чтобы дать мне совет и, конечно, самой пополнить коллекцию. Гай в этом отношении просто варвар, поэтому к его вкусу я не прислушиваюсь.

С этими словами мадам де Рошмон направилась к столу.

Она заняла место в конце стола, дав возможность Гаю сесть во главе как хозяину дома. Гай передал один бокал с шампанским матери, другой – Алексе.

Алекса была как в тумане – в тумане невероятного счастья. Счастья такого огромного и полного, что ей казалось, будто она по переливающейся красками радуге поднимается к небу. Она пыталась осмыслить происходящее, но это было невозможно. Все, что было возможно, это позволить Гаю через стол взять ее за руку и держать. Они подняли бокалы, и мадам де Рошмон произнесла тост: