Приручи меня, если посмеешь (СИ) - Лунгу Ирина Владимировна "Missis Cullen". Страница 29

Если Полине и казалось до этого момента, что она совершенно не умеет злиться, то теперь она поняла, что злиться очень даже умеет. Внутри вспыхнула такая обжигающая буря злости, что оставалось дивиться самой себе. Этот мужчина считает, что имеет право говорить о ребёнке, как о своём! И это после того, что он наговорил её тогда, у него дома!

«- И тебя, и папашу этого…ребёнка!», - всплыли перед мысленным взором слова Степана, и девушка в очередной раз поразилась тому, как сильно она была зла сейчас. Внутри властвовала самая настоящая фурия, способная уничтожить любого, кто собирался хоть каким-то образом заявить свои права на то, что принадлежало только ей.

- О каком ребёнке речь, Степан? – Язвительно улыбнувшись, поинтересовалась Поля, с удовольствием наблюдая за тем, как на лице мужчины расплывается растерянность, - Твоего ребёнка больше нет.

Всего на мгновение на его лице проступило просто ужасающее выражение, которое напугало Полину, заставив усомниться в том, что она говорила. Страх, неверие, ужас от того, что он услышал.

- Как нет? – Тупо переспросил Степан, и вмиг постарел лет на десять.

- Так нет. Твоего ребёнка больше нет.

Ей казалось, что она не врёт ему. Его ребёнка больше не было. Был только её малыш, которого она собиралась защищать от всех всеми правдами и неправдами. ЕГО ребёнок умер тогда, когда он сказал эти свои дурацкие поздравления.

- А теперь уходи, - прошептала она, прикрывая глаза. На неё накатила просто жуткая, удушающая слабость. От всего пережитого, от призрачного ощущения, что всё окончено. И в этой слабости было на удивление привычно и приятно. Она расслабляла, убаюкивала, обнимала.

- Уходи, - снова выдохнула Поля, и Стёпа подчинился, вставая со своего места и скрываясь за безликими дверями палаты.

Разум словно бы отключился, а тело действовало само по себе, устремляясь из кабинета туда, где была Полина. Она была, была, была…Именно эти мысли преследовали Степана, когда он чётко и выверено вёл машину в сторону трассы Скандинавия. Больше он не мог ни о чём думать, кроме этих жутких слов Артура, которые до сих пор звучали в его голове.

Разбилась. Насмерть.

Она разбилась, а вместе с ней разбился его мир. Он вспомнил, как она приходила к нему в последний раз (нельзя, нельзя говорить себе слово «последний»!) и как сообщила о ребёнке. Теперь он знал, чувствовал, что это был его ребёнок, потому что по-иному быть не могло. Никогда бы Полина не пришла к Стёпе, чтобы сообщить ему о чужом малыше, слишком бредово это звучало даже наедине с самим собой. Что же он будет делать, если слова Артура подтвердятся? Похоже, останется просто лечь и тихо сойти с ума.

Она была первой, кто смог приручить его. И с кем ему хотелось просыпаться каждое утро, просто обнимая и прижимая к себе тёплое податливое тело. До этого он предпочитал любить на расстоянии, и именно эти чувства считал самыми правильными. Для себя, по крайней мере. И вот теперь, когда он потерял Полину, все его дурацкие принципы оказались просто до примитива отвратительными!

Большая площадка неподалёку от трассы Скандинавия была полна народу. Множество ребят, большинство из которых были одеты в разноцветные слитные костюмы, стояли небольшими группами, и никто не спешил разъезжаться.

Степан припарковал автомобиль, двигаясь на чистом автопилоте, медленно распахнул дверцу и вышел в жаркий майский день, тут же ища взглядом Артура. Пусть за это время выяснится, что всё это неправда, и кто-то на небе что-то чертовски напутал. Пусть одной из этих людей в комбинезонах окажется Полина, и он тогда просто обнимет её, прижмёт к себе и скажет, что больше никуда не отпустит.

Степан двинулся к центру этой площадки, безостановочно ища глазами в толпе Артура, и стараясь думать только о том, что всё это – чудовищная ошибка.

- Стёпа, я, - Артур нашёлся сам, просто возникнув рядом со Стёпой, который перевёл на него невидящий взгляд. А потом Артур произнёс фразу, которая выбила из Степана воздух. – Тут возникла неразбериха. Насмерть разбился водитель почти такой же машины, как у Поли. Произошла ошибка, с Полей всё в порядке, она во второй областной…

Дальнейшее Стёпа уже не слушал, разворачиваясь на месте и быстро шагая к своему автомобилю.

«Поля жива, с ней всё в порядке. Тело, только благодаря тебе мой разум всё ещё жив и способен к восстановлению. Только благодаря тебе!»

У неё была очень нежная кожа, а глаза, которыми она взглянула на него, едва пришла в себя, были полны жидким агатом, и в этом агате плескалась странная угроза. Полина и угроза, - совершенно несовместимые вещи. Он что-то говорил ей, какие-то абсолютно неважные и одновременно очень важные вещи, ведь самым главным было то, что он и она сейчас рядом и всё позади. А Поля смотрела на него, и в её взгляде плескался арктический холод. Он не знал причину этого холода, но долго теряться в догадках ему не пришлось. Полина объяснила ему всё сама. Казалось бы, ещё несколько часов назад он и думать не мог о том, что у него будет ребёнок, а именно сейчас, когда оказалось, что она потеряла их малыша, чувство невыносимой потери, сродни тому, что он ощутил от известия о смерти Поли, охватило Стёпу целиком. А когда она добавила ужасающее в своей простоте слово «уходи», мужчина снова впал в состояние, когда тело двигалось само по себе. Нужно было исчезнуть, скрыться, пропасть, чтобы только больше не приносить боль тем, кто был рядом и кто любил его.

Перспектива оказаться пьяным в хлам оказалась на удивление привлекательной, и Стёпа буквально помчался в сторону дома, покинув палату Поли. Сейчас было неважно всё, кроме желания спрятаться. Всё остальное было призрачным.

Глава 21

Время летело быстро, мелькая калейдоскопом серого цвета. И было неважно, какое время года за окном – лето, осень или лето, похожее на осень, - Степану было всё равно. Только сейчас, потеряв то, что так быстро исчезло из его жизни по глупости, он понял, насколько неинтересным и пресным было его существование до этого. То, что казалось настоящим, дорогим и важным, теперь стало настолько ненужным, что мужчина удивлялся, как раньше ему хотелось быть в этом всём. Заниматься какими-то делами, испытывать к ним интерес.

Поначалу он вообще впал в некоторое подобие душевной комы, когда все рецепторы чувств души умерли за ненадобностью. Секунды превращались в минуты, а те в часы, но Стёпа не замечал этого, вполне комфортно существуя в его мирке, который он называл про себя «конура». Гостиная загородного дома, в ней был удобный диван, большой телевизор фоном, полумрак и много выпивки. А большего Стёпе было и не нужно. Лето промчалось быстро, став одним вечером, вместившим в себя чуть более девяноста суток. Часто приезжал Влад, что-то говорил, грозился чем-то, но Степану не было никакого дела до друга. Пока однажды тот не приехал и не заявил, что так больше продолжаться не может. Вместе с ярким солнцем, ворвавшимся в окно, которое распахнул Владислав, в жизнь Степана вошёл стыд за то, что он творил, а ещё Борис Ефимович, которого друг привёз с собой в качестве спасательного круга для Стёпы.