Мой лучший враг - Филипенко Алена. Страница 75

– Я тебе покажу жидкий блинчик! – кричу я и накидываюсь на Серегу.

– Голову! Голову осторожно! Я все утро ее вырезал!

Все смеются, глядя на нас. Настроение улучшилось. Невозможно больше находиться в депрессии, когда к тебе в комнату приходит человек в картонной коробке.

– А у нас теперь своя музыкальная группа! – радостно вопит коробка, когда мы немного утихомириваемся, – Смотри, как мы умеем. Так, пошли тарелки…

Антон начинает теребить себя за щеки, издавая влажные хлюпающие звуки.

– Так, ударные пошли…

Рома засовывает палец в рот и оттягивает щеку, издавая при этом веселый чпок.

– Так, а теперь вступает солист.

Серега начинает свистеть.

– Ну что, узнаешь песню?

–Неа, – качаю я головой.

– Эх ты! – огорченно протягивает Серега. – Совсем нет слуха у старикашки Томаса. Это же «Смуглянка-молдаванка!!» Ну ты даешь!

Набор свистяще-хлюпающих звуков меньше всего напоминает мне «смуглянку», но я говорю:

– Да, точно. Очень похожа.

Парни лыбятся. Мы не обсуждаем то, что произошло. Я даже не знаю, что с ними было, после того, как Стас дал команду "фас". Мы поговорим об этом позже, не сегодня. Мы болтаем и смеемся и делаем вид, что ничего не произошло. Они сидят у меня несколько часов. Не замечают во мне изменений. И я очень стараюсь вести себя, как обычно. Когда они уходят, я снова ложусь на кровать и пялюсь в потолок.

Хочу, чтобы приехала Даша. Она сейчас у бабушки, и я не хочу ей писать и пугать ее. Я расскажу ей все, когда она приедет.

Я просыпаюсь оттого, что кто-то тихонько стучит в дверь. Входит бабушка.

– Там к тебе пришел один молодой человек, – тихо говорит она.

Сердце замирает от страха. Я думаю, что это ОНО. Но в ту же секунду понимаю, что бабушка знает Его и она бы назвала Его по имени.

– Говорит, он твой одноклассник. Представился Егором. Беспокоится о тебе. Пустить его?

Я молча киваю.

Ко мне пришел Егор? Это странно. Интересно, зачем? Просто поинтересоваться, как дела?

Осторожный стук в дверь – входит Егор.

– Привет, – говорит он. – Как себя чувствуешь?

– Нормально уже. А ты уже, конечно, откуда-то знаешь… – говорю я.

– Конечно, – он садится на угол кровати, смотрит на меня. – Да у нас в округе все уже знают. Я несколько раз приходил к тебе, разговаривал с твоей бабушкой. Я рад, что все обошлось.

Обошлось?? Все, что со мной произошло – это «обошлось?»

– Но сами сведения я получил, так сказать, из первоисточника, – продолжает Егор. – От Стаса.

Руки мертвой хваткой вцепляются в одеяло. Стискиваю зубы.

– Он все мне рассказал.

– И как он? Раскаивается? – хмыкаю я. Стараясь не показывать страх.

Егор задумчиво смотрит в сторону. Отводит руку к затылку.

–Он рассказывает это так, как будто все нормально, все так и должно быть. Говорит, он бешеный психопат и что с него взять… Но я не верю, не верю, что ему все равно. Ты знаешь, мы ведь по-прежнему с ним друзья, несмотря ни на что. Несмотря на то, что он такой. Не такие друзья, как вся его компания. Они делают все, что он им прикажет. А я умею вовремя сказать «Стас, ты перегибаешь палку». Я единственный человек, которого он слушает. Не всегда правда… Но все равно он прислушивается к моему мнению. И я думаю, что сейчас я виноват в том произошло.

«Нет. Не смей брать его вину», – хочу сказать я, но лишь молча смотрю на него.

– Я должен был предугадать, что все так будет, – Егор боится встречаться со мной глазами. Его взгляд блуждает по комнате, не задерживаясь на каком-то месте дольше секунды. – Но тяжело предугадать поступки Стаса. Его поступки вообще никакой логике не поддаются. Но иногда раньше мне удавалось его останавливать. Я вовремя его одергивал. Он понимает, что опасен для тебя. Я до сих пор не понимаю, что произошло между вами двумя, но знаю точно, что вам обоим стоит держаться друг от друга подальше. При виде тебя у него будто бомба внутри взрывается. Слишком сильные и абсолютно противоречивые чувства. «Эта малая, – говорил он со смехом, – мы либо убьем друг друга, либо будем вместе». А когда он далеко от тебя, он становится спокойней. Он давно стал говорить об этом. О том, что хочет уехать. Говорил, что всем будет от этого лучше. Он разрушает здесь все. Мать из-за него спилась, сестренка рыдает целыми днями. С таким сыном и братом по-другому и невозможно жить…

«Нет. Не смей жалеть его. Оправдать его попытки сумасшествием или чем угодно. Нет. Не смей. Не пытайся разжалобить меня».

Молчу. Стиснув зубы, молчу. Хотя хочется кричать. Кричать на весь мир о своей боли.

Я отворачиваюсь к стене.

– Зачем ты это говоришь мне? – шепчу я в стену.

Егор замолкает. Через некоторое время продолжает разговор:

– Я пришел просить за него прощения. Я прошу тебя не подавать на него. Он уедет и больше не причинит тебе вреда, обещаю. Обещаю тебе, что я больше не выпущу его из виду. Он мой друг и я… Я не хочу, чтобы его жизнь сломалась. Я хочу вытащить его. Не обращайся в полицию.

Мне хочется смеяться. Дико и отчаянно. Он пришел просить за Него?

В полицию? Не собиралась. Полиция видится мне некой бессмысленной организацией, нужной только для того, чтобы развести кучу ненужных бумаг, а потом закрыть их. Это организация всегда казалась мне даже враждебной, никогда я не видела, чтобы кому-то она реально помогла, а не сделала хуже.

И кроме того… Полиция… Я знала, что нужно будет перед целой толпой народа рассказывать и наглядно демонстрировать, что он со мной сделал. Это выше моих сил.

– Ты сломаешь ему будущее. Я обещаю, что буду с ним рядом. Что больше не допущу этого.

«О, нет, Егор. Это я обещаю, что больше не допущу этого. Я прекращу это раз и навсегда. Но тебе я не скажу ничего».

– Тома, скажи хоть что-нибудь.

Но я лежу, отвернувшись к стене, и молчу, показывая, что разговор окончен.

– Выздоравливай, – печально говорит он и уходит. Я чувствую, как по щекам текут слезы.

Стас Шутов. Я так много могла ему простить. Слишком много.

Каждый раз он убивал меня, а я возрождалась вновь. Сколько у меня было жизней? Сколько еще осталось?

Я встаю с кровати. Смотрю на часы. Около восьми вечера. Подхожу к шкафу, достаю черную толстовку. Одеваюсь. Открываю окно, спускаюсь вниз, тихонько выскакиваю за калитку.

Я знаю, куда мне идти.

Я шагаю по тротуарной плитке, стараясь не наступать на швы. Мне кажется, что если я наступлю на линии, то плитки подо мной разойдутся и я провалюсь под землю.

Навстречу мне идут люди. Они возвращаются с работы, идут домой с электрички. Я плыву против течения, вглядываюсь в лица. Мне хочется схватить кого-нибудь за руку и закричать:

– Выслушайте меня! Пожалуйста, послушайте! Я не могу больше держать это в себе!

Но я знаю, что меня никто не будет слушать. Все будут просто выдирать свою руку из моей и шарахаться в сторону. Никому нет до меня дела. Мне остается только молчать.

Что он сделал со мной? В кого превратил?

Внутри меня теперь – такой же человек, как и он.

Но человек ли?

Я иду по переходу через железную дорогу. Сворачиваю в сторону леса. Бреду среди деревьев, спотыкаюсь о корни. Ветки больно хлещут по лицу. Мне все равно – я уверена, что на моем лице столько шрамов, что пара царапин от веток затеряются среди них.

Когда я удаляюсь довольно далеко от городской черты, останавливаюсь. Набираю в грудь побольше воздуха и кричу. Кричу отчаянно. Безнадежно. Меня слышит только лес. Крик пронзает легкие и горло сотнями ножей. Не остается никаких сомнений –помощи ждать не от кого. Я живу в мире, где власть принадлежит убийце. По законам этого мира значение имеет только способность причинять боль. И нужно просто подчиниться этому и принять такой порядок вещей.

Тяжело дышу. Внутри все кипит от ненависти.

Я хочу забить стеклами его горло, хочу слышать его крик.

Дрожащими руками хватаюсь за голову, глажу себя по волосам и лицу.