Последний поцелуй на ночь (ЛП) - Шоуолтер Джена. Страница 18
— Она не приз.
Соло был таким же плохим, как Икс и Доктор Зло.
— Ого. Узнаю этот взгляд, — простонала Крисс.
Соло попытался расслабить все мышцы на лице, чтобы больше ничего не выдать.
— Какой взгляд?
Она иронически фыркнула.
— Я тебя умоляю. Вика — дочь большого парня, ты должен понимать, это не сулит ничего кроме неприятностей.
Понимать? Она — яблоко, упавшее недалеко от яблони.
— Кроме того, мне показалось, что ты интересовался нашей сладкой маленькой Кошечкой, — произнесла Крисс, наклонив голову.
Пристальный взгляд Соло метнулся к Киттен, которая все еще лежала на полу клетки.
— Вика делает то, что велит ей отец, и даже если бы ты был красив… мм… в любом случае, она не поможет тебе, — настаивала Кортэз. — Я не хочу быть жестокой, просто честна с тобой.
— Достаточно правдиво, — произнес Таргон. — Давайте развлечемся! Я хочу увидеть, как ты пытаешься очаровать нашу Маленькую Мисс Мышь, мистер Фагли.
Все кроме Киттен и Криссабелль захихикали.
Словно по сигналу, доктор Зло появился на сцене, обосновываясь на плече Соло, словно птица на жердочке. Он был бледнее обычного и немного шатался. Интересно почему?
— Они смеют дразнить тебя? Ну, пора преподать им урок, разве ты так не думаешь? Если скажешь Джекису, что готов немного подраться в клетке бесплатно, то сможешь разорвать этих существ на тысячу частей, не получив наказания. Это взаимовыгодно.
— Они также расстроены и сердиты, как и он, — парировал Икс, появляясь на правом плече Соло. Он выглядел лучше, чем обычно, и в этот раз крепко стоял на ногах. — Пленники накинулись на свои обстоятельства, а не на тебя.
— Достаточно! — прорычал Соло, внезапно уставший от иных, Икса, доктора Зло и всех его многочисленных недавних неудач. Мужчина хотел уйти. Ему было это необходимо. Накачанный наркотиками или нет, способ нужно найти.
Каждый из существ смотрел на него с разными эмоциями. Некоторые с ужасом, некоторые с ликованием. Но никто не критиковал его, и доктор Зло, рассмеявшись, внезапно приобрёл цвет, Икс же вздохнул с сожалением, побледнел и исчез.
Соло схватился за прутья решетки и начал трясти. Конечно, они были крепкими, заставляя разочарование, расти и пожирать остатки его контроля.
— Мм, не советую делать это, — предупредила Крисс. — Ты пожалеешь.
Соло не мог остановиться, поскольку был достаточно силен для этого. Еще встряска. Но снова решетка выдержала. Гнев перешел в ярость, а разочарование образовало, зазубренные края и пронзало его, заставляя кровоточить.
Сейчас, сейчас, сейчас. Еще одна встряска — уже более сильная. Трясти, трясти, трясти.
Ярость… объединяющаяся с внезапным порывом слабости…
Разочарование… смешивающееся с неожиданным взрывом ледяной волны…
«Наркотики,» — понял Соло сквозь затуманенный разум. Наркотики активируются более сильными эмоциями, потому что с каждым моментом, недомогание возрастало, а ледяная волна продолжала накатывать на него, пока не осталось больше сил, чтобы сжимать решетки.
Руки Соло опустились, голова наклонилась вперед, и подбородок прижался к груди. Мужчина потерял ориентацию и свалился на пол. Прямо перед приземлением ему показалось, как Крисс произнесла:
— Я же говорила.
Глава 9
Ибо так говорит Господь к мужам Иуды и Иерусалима: распашите себе новые нивы и не сейте между тернами.
Вика расхаживала внутри своего трейлера, второго по величине транспортного средства на стоянке. (Номер один принадлежал её отцу, конечно). Стены, которого были покрыты розовыми кружевами и украшены разными драгоценностями в тон стен.
Каждый предмет мебели отделан дорогим белым бархатом. Кофейный столик сделан в стиле викторианской эпохи с резными ножками, которые напоминали драконов. На тумбочках возвышались хрустальные вазы, и стояли изысканные чаши.
Сказочный дом для сказочной принцессы, как часто повторял её отец.
Множество различных тюков дорогой ткани, грудой валялись в углу трейлера. Бархат, атлас, шелк, и даже очень дорогой хлопок. Вика умела шить и, как предполагалось, должна иметь «гардероб, достойный дочери короля». У нее его не было. И Вика не была дочерью короля.
В дополнение к одежде, у нее были нефритовые ожерелья, рубиновые браслеты и сапфировые подвески. Ко всему этому у неё были блестящие ногти, пальцы усеяны золотыми кольцами до костяшек, а также брошь в форме львиной головы с гривой цвета янтаря и глазами из эбенового дерева.
Каждая штучка сверкала, когда верхний свет отбрасывал мягкие, золотые лучи. Так симпатично. Так бесполезно. Вика не могла продать сейчас эти украшения, потому что отец мог заметить пропажу.
— Почему бы тебе не носить вещи, которые я даю? — Требовал Джекис, по крайней мере, раз в неделю.
— Они не в моем стиле, — отвечала девушка. И поэтому он пробовал, снова давая ей что-то еще, что-то большее, не понимая, что она не хотела носить вещи, которыми Джекис пытался загладить вину.
Но вчера вечером на обеде все изменилось. Вика одела одно из ожерелий, и, как планировалось, Джекис чрезвычайно довольный взъерошил ее волосы, не заметив выпуклую повязку под рубашкой.
Ужас, что за жизнь я веду.
Ее маме понравились бы трейлер, и одежда, и драгоценности. Она сшила бы как можно больше платьев и танцевала бы по всему дому, смеясь и кружась, вынуждая Вику хихикать.
Внезапный укол печали пронзил Вику. Ее красивая мать, которая утверждала, что любит Вику больше, чем кого-либо, всё же оставила своего единственного ребенка, сбежав с любовником.
Спустя несколько дней Джекис нашел ее и вернул назад. А на следующее утро он собрал всех подчиненных в одном месте и объявил, что его жена умерла от черного, гнилого сердца.
И это было правдой. У Джекиса было черное, гнилое сердце, и это он убил ее.
Вика не имела ни малейшего понятия, что случилось с любовником матери.
В любом случае Вика не собиралась размышлять над прошлым, напомнила девушка себе. Она подумает о настоящем: о дне открытия цирка в Новой Атланте.
Ей приходилось оставаться в своем трейлере, пока отец не закончит со всеми обязанностями и выступлениями.
Ей следовало отдыхать, поедать конфеты и наслаждаться этим, словно безделье час за часом и подсчеты сбережений (в трехтысячный раз) были забавой, пока все остальные в цирке — «семья» — работали за еду и жилье, не только помогая с одеждой, палатками, аттракционами и транспортными средствами, но и выступая.
У Вики была лишь одна обязанность заботиться об иных после того, как посетители уезжали. Таким образом, горожане никогда не видели ее, никогда не пытались причинить ей вред, а значит, головы не приходилось никому отрывать.
Что еще более важно, цирк никогда не должен был переезжать в новое место раньше, чем это было запланировано, тем самым избегая закона.
Джекис хотел обезопасить Вику ото всех… кроме него самого.
«Когда же ты научишься, Вика? Не может быть двух хозяев в одном доме. Ты делаешь то, что я говорю и когда я говорю, иначе пострадаешь. Я люблю тебя, но не будет поблажек, только потому, что ты мой единственный ребенок».
Отец, который любит дочь, не ударит ее. Отец, который любит дочь, не станет калечить и изгонять одного из двух ее друзей, вынуждая бросить другого из страха, что с ним будет тоже самое. Отец, который любит дочь, не станет убивать ее любимых домашних животных.
Я просто хочу жить мирно.
И все же сегодня Вика нарушила правила, и не осталась внутри, а потратила пять минут, чтобы сбегать в зоопарк и проверить новенького.
Пять минут и все, но, по мнению отца, этого было слишком много.
От дрожи у нее подкосились ноги, и она упала на кушетку. Как она желала, чтобы Джекис стал тем человеком, каким был раньше, человеком, который слушал ее истории о бабочках и заправлял ночью ее одеяло, но всё изменилось, когда ее дедушка умер, и Джекис занялся цирком.