Признания разгневанной девушки (ЛП) - Розетт Луиза. Страница 13
— Она все еще встречается с Джейми Форта?
— Прошлой ночью да, — сказала я, пытаясь не выдать себя голосом. Странно, что мой брат упомянул Джейми. Но не так странно, как его следующие слова.
— Ты часто видишь Джейми в этом году?
— Хм, мы вместе пользовались одной библиотекой. Ну, до тех пор, пока его не перевели на корректирующий курс английского.
— Вы друзья?
— Нет… не совсем. То есть, как-то, раз он подвез меня до дома, но я не сказала бы, что мы друзья. — Мое сердце бешено колотится, и я практически не слышу себя. — А что?
— Просто. Просто… я знал, что ты была без ума от него, когда я с ним играл в хоккей.
Я сразу же краснею.
— Я никогда не была от него без ума.
— Да, ладно тебе, Рози. Когда ты приходила на мои игры, папа всегда дразнил тебя, что ты смотришь на Джейми, а не на меня. Помнишь?
Я не помнила этого. Что же это значит?
Заблокировала ли я это воспоминание, потому что мне было стыдно, или все, что я делала с папой, стало исчезать у меня из памяти? Я попыталась пробежаться через свой каталог воспоминаний о папе, но мой мозг заклинило, и все что я смогла видеть, так это его, лежащего на земле в луже крови.
Я начала паниковать. Думай, приказала я себе, вспомни…
Я не могу позволить себе потерять даже одно воспоминание о папе — даже если это он, выносящий мусор — потому что новых уже никогда не будет.
— Он дразнил меня по поводу Джейми? — Кажется, мое горло сужается, а мой голос сдавленный.
— Эй, Рози, это не особо важно. Послушай, Форта на самом деле хороший парень. И он задира. Это одна из причин, по которым я попросил его присмотреть за тобой.
Я настолько шокирована от того, что сказал Питер, что открываю рот от изумления. Это идет мне на пользу, потому что воздух поступает мне в легкие.
— Ты, что? — спрашиваю я, надеясь, что неправильно расслышала его.
— Я встретил Джейми на вечеринке летом. Он подошел и принес свои соболезнования, а это многое значит для дразнил из школы Union High. Он спросил, как поживает моя семья. Я сказал ему, что ты начала учиться в Union и что мне жалко, что я не могу быть с тобой. Он сказал, что присмотрит за тобой, если я хочу.
Я идиотка. Полнейшая идиотка. Именно поэтому Джейми уделял мне внимание. Не потому, что я нравлюсь ему, а потому что Питер попросил его. Как я могла подумать, что Джейми понравится такая, как я? Он учится в 11 классе. У него есть девушка.
— Почему. почему ты не попросил Трейси или Роберта? — заикаюсь я.
— Джейми старше, он знает школу, люди боятся его… — Он замолкает, его слова повисают в воздухе.
Он что-то не договаривает. Я делаю несколько глубоких вдохов и только собираюсь разузнать у него это, он меняет тему.
— Рози, я хочу тебе кое-что сказать.
По его тону я понимаю, что то, что он хочет сказать, не совсем приятное, и я не уверена, что хочу продолжать этот разговор. Моя паника переходит в леденящий душу страх, а голова кружится от избытка информации. Внезапно я понимаю, что то, что он собирается мне рассказать — причина, по которой он ответил на мой звонок после первого гудка, и, возможно, он провел весь разговор, пытаясь понять, что же сказать.
Может, если я не отвечу ему, он ничего не скажет.
— Ты там?
— Да…
— Я не приеду домой на День Благодарения.
Что?
Как он может бросить нас одних на День Благодарения? Что мы будем делать — смотреть друг на друга через индейку, не говоря об отце?
— Рози, ты слышишь меня?
— Не уверена. Могу поклясться, что ты сказал, что не приедешь домой на День Благодарения.
Молчание.
— Куда ты пойдешь, Питер?
— К моей девушке. Она пригласила меня к себе домой.
Отправиться домой к девушке в наш первый День Благодарения без отца? Мило. Очень мило. Кто эта «девушка», он о ней ни разу не упоминал. И что с ним не так?
Собрав волю в кулак, я не даю себе повесить трубку. Я не верю в рай и все такое, но я верю в жизнь после смерти, и надеюсь, папа может видеть все это оттуда. Надеюсь, он сможет найти способ, чтобы дать Питеру пинок под зад, потому что Питер заслуживает этого, еще как заслуживает.
— Ты злишься.
— Привези ее сюда.
— Я не могу. Она всегда проводит каникулы с семьей. Они очень близки и это важно для них. Ее зовут…
Я убираю трубку от уха, поэтому не слышу конец предложения и смотрю, как мой палец нажимает на кнопку отбоя. Я ставлю телефон обратно на базу и смотрю на него, ожидая, что он вновь зазвонит. Он не звонит.
Я все еще смотрю на него, когда раздается стук в мою дверь.
— Рози? — говорит мама.
Я встаю с кровати и открываю дверь. На пороге стоит мама в очках, что означает, что она собирается к «клиенту» — именно так она называет сбившихся с пути подростков, которым помогает в своем домашнем офисе на первом этаже.
Она смотрит мимо меня, не замечая мусора в моей комнате. Ее каштановые волосы собраны в пучок, и все в ней кажется серым — серые глаза, серая кожа, поведение. Где-то в глубине сознания я понимаю, что она устала. Если бы я была хорошей дочерью, я бы спросила, все ли с ней в порядке.
— Ты только что разговаривала с Питером по телефону? — спрашивает она сочувствующе.
Она уже знает. Он поговорил с ней первой.
Слезы застилают мне глаза. Я не успеваю укусить себя за щеку или ущипнуть себя, чтобы остановить их. Я смотрю на пол. Я ненавижу это — я никогда в жизни не плакала. Она кладет руку мне на плечо и внимательно смотрит мне в глаза. Я хочу отстраниться настолько сильно, что мне становиться больно.
— Дорогая, у тебя начинается приступ?
Как только она спрашивает меня, я понимаю, что часто и прерывисто дышу. Я качаю головой и пытаюсь замедлить дыхание. Я не хочу давать маме еще больше причин для того, чтобы она отправила меня к психологу.
— У меня не приступ, мам, — говорю я, пытаясь прохрипеть слова и вытирая дурацкие слезы. Слезы показывают слабость.
— Мы с тобой займемся чем-нибудь веселым на День Благодарения, хорошо? — говорит она, все еще скептически смотря на меня. — Подумай, чего бы ты хотела. Может быть, мы съездим в город и посмотрим «Король Лев» — ты же хочешь посмотреть его, не так ли?
У меня не хватает сил напомнить ей, что мы все смотрели «Король Лев» на мой день рожденье в апреле. Вместо этого я пожимаю плечами.
— Я знаю, это тяжело, Роуз, но Питер в колледже и все по-другому — он другой. Так бывает, когда уходишь из дома. Это естественно.
В этом нет ничего естественного — забыть рассказать мне о своей «девушке», выбрать ее, а не нас и рассказать маме о Дне Благодарения раньше меня. Я ненавижу, что мама узнала первой. Из-за этого мне хочется, никогда больше ничего не доверять Питеру.
— Почему он не хочет нас видеть? — требую я, вытирая сопли с нижней губы тыльной стороной ладони, вынуждая ее попросить меня использовать носовой платок. Но она не делает этого. Вместо этого она смотрит на часы.
— Не то, что бы он не хочет нас видеть. Все намного сложнее. Послушай, давай поговорим об этом позже, хорошо, дорогая? — говорит она.
Она ждет ответа, но, когда становится, очевидно, что я не намереваюсь говорить с ней, она поворачивается и спускается вниз по лестнице. Я слышу, как в боковую дверь стучится ее клиент, и моя мама приветствует гостя голосом психиатра.
Это тоже хорошо. Я не хочу сейчас говорить о Питере. Я не хочу говорить о нем позже.
Я забираюсь в кровать и, посмотрев несколько секунд на ноутбук, понимаю, что не хочу видеть сержанта прямо сейчас. Затем шарю рукой по полу возле кровати и поднимаю свой маркер. Он закатился недалеко — он упал на бежевое покрывало, которое впитало каждую каплю чернил, вытекшую из маркера. Я хватаю его и сажусь.
Я не Джейми Форта — у меня нет художественного таланта. Обычно я начинаю машинально рисовать ромашки снова и снова. Думаю, я могу сделать это с моей стеной, сделать обои из цветов, но мне не нравится символизм, да и цветы тоже. Вместо этого я просто сижу на кровати с маркером в руке, уставившись на пустые стены, чтобы не смотреть на ноутбук, ожидая вдохновения, которое подскажет, что же мне делать.