Возрождение - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 43

– Максимум один или два. Если не соорудят машины для пробивания ворот и стен. А если все-таки вмешаются Мудрые, то и часа не простоим.

– А что будет, когда кланы войдут в город?

– Все как обычно. Воительниц, кто не удерет, – под меч. Все, что можно, пограбят. И в этот раз, похоже, уничтожат всех воительниц. Не успокоятся, пока не выловят. Клан прекратит свое существование. Всех мужчин передадут тем кланам, куда укажут Мудрые.

– А ремесленники, крестьяне?

– А что ремесленники? Ну пограбят их, а потом они так же будут работать, платить налоги, как и платили. Только называться будут именем другого клана. Для них мало что изменится. Ну, не считая потери денег и барахла. И то думаю, что они уже все ценное попрятали, закопали. Если не будут сопротивляться грабежам, будут живы. Так всегда было. Мы тоже ходили в набеги и грабили, что могли. Такова жизнь. Воительницы не должны застаиваться без работы, а их работа – воевать.

– Ясно. – Слава задумчиво побарабанил по столу пальцами, как будто играл на пианино, и, подняв голову, спросил: – Раненых у вас много?

– Много, – помрачнела Глава. – Человек тридцать тяжелых и много легкораненых, оставшихся в строю, как я. Лечить некому. Мудрых нет. Все воительницы – слегка лекари, могут себя перевязать, подруг, но чтобы вылечить раны, как это делают Мудрые, – этого нет. Не умеем.

– Так-так… – Слава еще побарабанил по крышке стола, потом решительно встал и приказал: – Веди к раненым. Начнем с этого дела. Потом разберемся с врагами. Тридцать человек здоровых воительниц тебе на стенах никак не помешают.

Они прошли на задний двор, где под крышей импровизированной лечебницы лежали десятки воительниц в различной степени колотости и рублености. Возле них дежурили несколько женщин, подающих раненым воду и меняющих им повязки. В воздухе стоял тяжелый запах крови и гноя, несмотря на ветерок, продувающий открытые стены: многие из ран уже загноились в жарком климате и источали нестерпимое зловоние.

Слава вздохнул и устроился на полу у столба, подпирающего балку крыши. Он посмотрел на стоящих над ним женщин, с надеждой взирающих на него, – они слышали ранее, что этот мужчина умеет творить чудеса, – и приказал:

– Сейчас я буду их лечить, меня не тревожить, не будить ни в коем случае. Принести мне какого-нибудь питья и чего-нибудь поесть. Я потом сильно захочу чем-нибудь перекусить. Ну все, отвалите от меня и не мешайте!

Воительницы послушно расступились в стороны, а Слава занялся починкой больных.

Заняло это все около двух часов. На глазах изумленных женщин многие из тех, кого они считали безнадежно больными, умирающими, сменили горячечно-красный цвет лица на нормальный, смугло-розовый, встали и ушли своими ногами, требуя еды и чего-нибудь пить, да побольше.

Слава тоже ушел своими ногами – в угол этой комнаты, где еще недавно лежали тридцать умирающих бойцов. Теперь в помещении шла активная приборка, мыли полы, убирали окровавленные повязки.

Ему накрыли стол, и теперь он жадно поглощал свой честно заработанный обед – нагрузка при лечении была очень большой, все эти сращивания информационных потоков отнимали много сил. Тем более что ему последнее время приходилось питаться только сухомятиной, и пироги вкупе с бульоном привели его в совершеннейший восторг.

Он бы наслаждался подольше, но от этого великолепного занятия его и Главу, угрюмо отщипывающую от пирожка маленькие кусочки, отвлекла посыльная, уже знакомая ему Шарта. Она сообщила пренеприятнейшее известие: начался очередной штурм, – и Слава возрадовался тому, что успел закончить лечение до этого события.

Выскочив из-под навеса, он бегом помчался к своему дому, добежав до него минут за пять. Возле скутера стоял наряд из двух воительниц, отдавших ему воинский салют, и он с удовольствием подумал, что Глава ничего не оставляет на самотек – вот, сразу выставила возле аппарата пост охраны. Вообще, она ему нравилась и ассоциировалась почему-то с Маргарет Тэтчер – этакая железная леди, не упускающая ничего и думающая на несколько ходов вперед. Лучшего руководителя для этого мира и придумать было нельзя. В ее городе, в ее клане, был железный порядок.

Слава уселся в седло аппарата, нахлобучил шлем и активировал взлет. Потом запросил у аппарата:

– Состояние бластеров?

Тут же замелькали цифры – бластеры исправны, подготовлены к стрельбе.

Он прикинул – мощность этих бластеров, каждого, равнялась примерно армейской полевой пушчонке. Они были гораздо мощнее обычных лучеметов и годились, даже чтобы раздолбать боевого робота – при достаточной настойчивости. Слава еще ни разу их не использовал – хотел пострелять на досуге, но как-то не довелось. Все время спешил к Лере, ожидая, что она вот-вот выйдет из бокса, да пытался пробиться к маршевому позитронному мозгу через нагромождения металла в коридорах и переходах звездного левиафана. Задача оказалась неподъемной, несмотря на то что он прилагал огромные усилия, чтобы расчистить себе проход хотя бы до размеров норы-тоннеля; в конце концов, он уперся в непроходимые дебри металла и только сегодня, отчаявшись, решил – все, будет дожидаться роботов Шаргиона. Тот должен был уже завтра прибыть для начала утилизации транспортника.

Поднявшись вертикально вверх, Слава осмотрелся, чтобы выбрать цели. Без всякого удивления он увидел ползущие к городу сооружения, напоминающие бревенчатые избы, сооруженные из нетолстых бревен. Под ними укрывались десятки воительниц и таран, раскачивающийся на цепях. Потом, когда эта башня подползет к стене или воротам крепости, передняя ее стенка отодвинется в сторону, и под прикрытием крыши таран начнет раскачиваться и займется своим делом – если защитницы крепости не спалят его вместе с крышей и с теми, кто его раскачивает.

Слава был уверен, что Глава предусмотрела и эти ухищрения врага – не зря на стенах горели жаровни и кипела смола в закопченных баках. Чуть поодаль дожидались своей очереди и другие башни, обтянутые сырыми шкурами и облитые водой, – башни с лестницами, по которым штурмующие собирались подняться на стены города, довольно высокие и крепкие. Эти башни тоже тихонько передвигались к стенам, скрипя и покачиваясь на неровностях почвы. – Они были такими высокими, что, если их сделали недостаточно устойчивыми и центр тяжести находился высоко, их можно было бы опрокинуть, собрав достаточное количество бойцов и уперевшись шестами.

Все это промелькнуло в голове Славы, пока он с интересом вглядывался в происходящие на поле боя события. Его это неподдельно занимало – когда еще увидишь настоящее средневековое сражение, со всеми его атрибутами? Впрочем, кое-чего он не увидел – баллист. Может, они были под запретом? Или никто не догадался, что их можно сделать?

Думать об этом было некогда. Слава выбрал цели и помчался к ним, сделав боевой разворот. Управлялся огонь из бластеров поворотом всего корпуса аппарата, а когда выбранная Славой цель попадала в перекрестье прицела и это значило, что бластеры смотрели точно на нее, начинал мигать зеленый огонек.

Огонек замигал, и бластеры выбросили очереди из белых сгустков плазмы. Когда они через мгновение вонзились в бревна ползущей «черепахи», эффект был таким, будто в нее ударил крупнокалиберный снаряд корабельной артиллерии, притом обладающий зажигательной способностью, – сооружение вспухло, исчезло в огненном шаре, из которого полетели горящие обломки бревен и куски человеческих тел. Несколько десятков воительниц мгновенно погибли в огненном аду.

Слава поморщился – зрелище было ужасным. Ему не хотелось убивать столько народа, и он, перенеся огонь на следующие объекты, вначале попытался пугнуть спрятавшихся за бревнами воительниц, отстрелив угол «черепахи». Нет – то ли они не сообразили, то ли воинская честь не позволила им спастись бегством. Но они так же упорно продолжили свой смертельный путь к стене, который остановила следующая очередь, уничтожившая все живое в этом сооружении.

Слава развернул скутер в сторону остальных башен и дал очередь перед ними, как бы показывая, что дальше они не пройдут. Почва зашипела и взметнулась вверх, там, где ударили плазмоиды, образовались воронки и выбоины, как будто скутер стрелял мощными разрывными снарядами.