Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 14

— Знаешь, — произнес бронзовый задумчиво, — Если бы я не знал, какими смертоносными могут быть нити марионеточника, я бы сказал, что это красиво.

Только тогда Вивьен увидела, что от её рук и ног к ладони шута, простертой в её сторону, тянулись тонкие, полупрозрачные нити. Тянулись и мерцали, оканчиваясь на подушечках пальцев. В голове мелькнула лишь одна мысль, почему их пять, ведь у нее всего две руки, и две ноги. Она медленно опустила голову и с трудом подавила крик. Пятая, самая тонкая, почти невидимая, оканчивалась у нее на груди, точно над татуировкой. Она вскинула голову, и нити тут же обвисли. Но она даже не подумала выхватить оружие, которое было всегда при ней, как и у всех Серпокрылых. Просто смотрела на голубоволосого улыбчивого парня огромными, полными тихого ужаса глазами, а тот, словно нарочно, больше не улыбался, посерьезнев и, кажется, повзрослев.

— И, правда, красиво, — выдохнул Кузьма, который, казалось, и вовсе затаил дыхание. — Ни разу не видел. Ты их специально видимыми сделал, да?

Шут кивнул, не отрывая взгляда от зеленых глаз Жрицы Бабочки.

— Но как же так… — прошептала она непослушными губами.

К ней подошел Корнелиус и бережно взял за руку.

— Как видишь нас, масочников, тоже нельзя назвать белыми и пушистыми. В нашей совместной с драконами истории было много крови, уж поверь мне, пережившему ужас последнего из Мятежей Масок. Но никто из нас тебе не скажет, несмотря на поражение, что виноваты во всем драконы. Вовсе нет. И восстания мы поднимали не потому, что нас притесняли и не давали жить спокойно, а, скорее потому, что сами все это время тянулись к ним и понимали, что никогда не сможем дотянуться. Но теперь…

— Теперь мы учимся не просто жить рядом друг с другом, — закончил за масочника Рамират, — А понимать, слушать и… дружить. Мы тянемся друг к другу, и пусть не сразу, но, кажется, теперь у нас даже получается дотянуться. — Его глаза светились в этот момент мудростью, которую никогда не увидишь у человека, люди просто столько не живут, но Вивьен была слишком ошарашена всем услышанным, увиденным и испытанным, чтобы заметить этот странный взгляд. А потом Тамассо лукаво улыбнулся, — К тому же, барышня, драконы не только детей не едят, но даже драконоборцев когда-то, в давние временя, еще до Драконьего королевства, ели лишь из вредности, чтобы впредь неповадно было пиками в их бока тыкать и брюха мечами чесать.

— А что едите? — тут же вопросил Корнелиус, и смутился, поймав на себе изумленный драконьи взгляды. — Ну, я уже понял, что вас как-то по особому кормят. Сколько бы я не приходил к вам ранним утром или даже ночью, ни разу не застал за приемом пищи. К тому же, я так и не нашел, где можно было бы содержать весь тот скот, что мог бы пойти на покорм…

Вместо драконов ответил Шельм.

— Спросил бы у меня, я с детства знаю.

Корнелиус вскинул на него пытливый взгляд.

— Они не нуждаются в мясе, да и в другой человеческой еде тоже, хотя, под настроение, могут чего-нибудь пожевать.

— Но как же тогда вы живете, чем питаете свои тела?

— Магией, — отозвался Рамират, — Странно, что ты не знал. Хотя, я понимаю, что у вас, масочников, про нас какие только легенды не ходят. — Улыбка бронзового стала грустной, — Мы — сгустки магии этого мира. И пусть драконы рождаются из яиц, вместе с ними рождается магия. И если, когда-нибудь, не останется ни одного дракона…

— Не станет и магии, — полушепотом закончил за него старик. — Пугающая перспектива.

— И не говори, — подтвердил Шельм и снова посмотрел на притихшую Вивьен. — Я убрал все нити, кроме той, что привязал к твоему ожерелью еще на балу.

— Зачем? — девушка резко подняла голову, впившись взглядом в его лицо.

— Что зачем? Нити убрал или ту оставил?

— Зачем ты вообще её ко мне привязал?

— Ну, должен же я знать, чем ты у нас заниматься собралась, — отозвался шут.

— Значит, для слежки.

— Значит.

— И когда ты и её уберешь?

— Когда ты в Верлинью вернешься.

— Хорошо, — кивнула девушка. И тихо вздохнув, неожиданно отвернулась к Жерель, все еще сидящей у нее за спиной и, шагнув ближе, уткнулась лбом в теплый драконий бок. Дракониха опешила.

— Эй, ты чего? — растерянно спросила белая.

— Извини, — опомнилась бабочка, отстранилась и снова повернулась к шуту, не увидев какими глазами посмотрела на Шельма Жерель.

"Не обижай девочку".

"Я еще даже не начинал".

— А мои куколки?

— А что с ними?

— Ты и их на нитки свои подсадил?

— Вот еще, — фыркнул Шельм. — Зачем бы мне это?

— Но они не пришли за мной.

— И не придут. Слишком заняты.

— Чем?

— С ними танцует Мята.

— Правда? — встрепенулся Кузьма, они с Тилем снова переглянулись, и одновременно расправили крылья.

— Кто такая… — начала Вивьен, но тут до нее дошло, — Вы что, взлетать собрались?

— Ага, — отозвался один из драконов и они на самом деле почти одновременно оттолкнулись от каменного пола мощными лапами и взмыли вверх, прошли сквозь потолок, словно он был лишь оптическим обманом и исчезли.

— Это нормально, не волнуйся, — успокоил девушку Рамират, и кивнул к выходу, — Ну, что, посмотрим, что там за танцы наша девочка с вашими устроила?

— Наша? — поняв все правильно, тихо уточнил у дракона Корнелиус.

Тот улыбнулся и кивнул. И все поспешили к выходу. Жарель же последовала примеру Кузьмы и Тиля и вылетела через крышу. А на поле перед Драконьим Домом танцевала Скарамучча, не подпуская двух бабочек ближе той черты, что прочертила для себя. И в руках у нее звенела цепь, оканчивающаяся на концах тяжелыми шарами-гирями, которыми она вращала над головой с пугающей непринужденностью. У бабочек в руках мелькали парные кинжалы, быстро, разяще, безжалостно. Но каждый раз не достигали цели, и не могли оставить даже царапины. И Скарамучча танцевала, облаченная в ритуальное одеяние, которое девушки-масочники имели право кроить под себя, оставаясь в цвете своей маски. У Кэт это были высокие, обтягивающие сапоги из нежно-кремовой кожи до середины бедра, но без каблуков, лишь на тонкой, гибкой подошве, короткая юбка цвета морской волны, под цвет челки, как всегда стоящей торчком, обтягивающая черная маечка, не скрывающая пупка, в котором горела на солнце изумрудная капелька сережки, и укороченная, черная куртка с рукавами три четверит и воротничком-стойкой. Не девушка, а мечта. И да, её танец был прекрасен.

А Ставрас в это время разнимал в каменном саду двух мальчишек, катающихся по каменистой дорожке и отчаянно молотящий друг друга почем зря. Мальчишки были юными, дети еще совсем. Даже Тай, хоть и считался среди масочников уже взрослым, сейчас был сущим ребенком. Второго драчуна Ставрас видел впервые, но вразумлять их решил кардинальным способом.

— Пусти! — вскричал пятнадцатилетний масочник, когда его оторвали от противника и подняли за шкирку, как нашкодившего котенка.

— Да! — поддержал его второй мальчишка, светловолосый и сероглазый, с разбитой губой, и хлюпающим кровью носом. Он тоже оказался вздернут над землей, повис в железной хватке Ригулти.

И оба мальчишки снова попытались дотянуться друг до друга. Но лекарь встряхнул их как следует, и все поползновения прекратились. В горячке драки ребята просто не сразу поняли, кто их разнимает. Незнакомый парнишка притих и попытался втянуть голову в плечи. Тай же, напротив, вскинул глаза на лекаря с вызовом, только Ставрас слишком хорошо успел изучить манеру Арлекинов.

— Объяснись? — коротко бросил он.

— С какой это стати?

— Потому что я тебя прошу, Тай Белоголовник Икуф.

Мальчишка-масочник замер и опустил глаза. Ставрас вздохнул и поставил обоих на землю.

— Я слушаю?

— Он хотел украсть мой камень.

— Нет! — запротестовал светловолосый, — Я не вор!

— Тогда кто? И зачем ты здесь? — строго вопросил лекарь.

— Я… — мальчишка замялся, зажмурился на секунду и снова поднял взгляд, отчаянно стиснув руки в кулаки, — Я просто пришел взглянуть на него.