Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки". Страница 12

— Н-да… А квартира на ведомственной охране… Ясно. Уже минут через пятнадцать парня сцапали и торжественно притащили в участок.

— Именно. Он и до автовокзала не дочапал.

— И как Голиковы?

— Приехала Лидия Еремеевна с сынулей. Все из себя обеспокоенные, Лидуля бледная, за сердце хватается, придурок-сын её за локоток придерживает, спокойствие и уверенность источает. Псих! Им пацана вручили. И на следующий день Давида в школе не было, так его названный братец избил. Даже Лидуле пришлось тогда вмешаться, испугалась, что убьёт парня.

— После этого случая Давид отказался от мысли о побеге?

— Нет, конечно! Ещё раз пять будет пытаться, и удавалось даже до соседнего областного центра доехать. И затихориться в заброшенной деревушке на несколько недель. Но всякий раз его находили. Разными способами. Охрана у них хорошая. И «мил человек» действительно «землю рыл», — парень вздохнул.

— Я полагаю, что парню надевали электронный браслет на ногу с GPS-слежением, как преступникам с ограничением свободы. Да и в школе нашли тех, кто будет следить за Давидом. Пустили слух в гимназии, что Давид вороватый, сложный подросток из детского дома, что за ним нужен глаз да глаз, контроль и дисциплина.

— Да, нашли. И нескольких. Но сделай так, чтобы Давид подружился с одним таким «охранником», тот ему поверил и будет даже помогать.

— Да, хорошо. Пусть это будет не кто-нибудь, кого можно быстро к ногтю прижать, а младший сын главного криминального держателя города — Бархатов. Как будет его имя?

— Назови его… — Давид запнулся и вдруг открыто посмотрел в лицо Сергею, — …Илья.

— Хорошее имя, сильное, — уже не смог спрятать улыбку Сергей, — и тоже еврейское.

— И чего ты лыбишься? Нормальное имя… правильное. Пусть так зовут. Только сделай так, чтобы они не сразу подружились…

— Ну уж это понятно! Думаю, что такой, как Давид, и не подпустит к себе никого быстро… Кроме пряников и кофе что ещё возьмём?

Широкоплечий улыбающийся мужчина и рыжеволосый хмурый юноша растворились в ярком свете измождённого толпой магазина. Теперь обсуждался только сорт пряников и количество пакетов с молоком и кефиром. Расплачивался за кучу еды Сергей. Флиртовал с уставшей кассиршей. Порвал пакет, выпросил другой. И всё с улыбочкой. Но улыбочка какая-то не такая, безглазая, фальшивая. Было очевидно, что Сергей расстроен. То ли просто накатило необъяснимое, то ли история, что вырисовывалась в новом детективе, оказалась гораздо более жестокой и неприятной, чем он планировал.

Совсем не было улыбки, а напротив, несвойственная ему растерянность и даже смятение застыли на лице Сергея, когда он уже под утро перечитывал тот кусок текста, который родился вечером из совместного обсуждения. Хотя обсуждения было мало. Давид, чуть прикрыв глаза, смотря куда-то мимо гостя, диктовал, порой поразительно актёрски меняя голос, как будто видел какое-то кино и достоверно в деталях описывал картинку. Сергей, казалось, даже слышит музыку, что звучала тогда в комнате, ощущает букет корично-кофейного кальяна и стойкий спиртовой фон, перемешанный с наглым и легкоузнаваемым запахом анаши. Он редко переспрашивал рассказчика, иногда зацеплялся за какое-то слово, уточнял и даже пару раз спорил, но то были споры лексические, а не сюжетные. Сергей печатал очень быстро, но после всё равно пришлось многое исправлять, убирать повторы слов и даже будить соцсеть, чтобы выяснить, как лучше написать. Но это уже тогда, когда Давид замолк (видимо, пошли титры) и, ни слова не говоря, отправился к себе в комнату. Бухнулся на кровать, какое-то время просто смотрел в стену, не моргая, а потом «щёлк»! И отключился… спа-а-ать.

«Толпа завалилась разово, к Голиковым было не принято тянуться, вынуждая каждый раз встречать гостей. Человек пятнадцать — ближний круг Антона, те, что были либо равны ему по статусу и по годам, либо те, кто не побоялся предложить свою дружбу и понравился, либо те, кто умело подхалимничал и угождал. Бывшие одноклассники, нынешние сокурсники, случайные знакомцы по ночным клубам и автогонкам по спящим улицам — вот примерный диапазон приглашённых на уже традиционную вечеринку на третий этаж дома Голиковых. Вечеринка посвящалась уходящему лету и предстоящей учёбе. И хотя на самом деле Антон со товарищи не утруждали себя в делах школьно-вузовских, они считали прямо-таки своим долгом «отметить» уход лета, проводить, так сказать, бабахнув напоследок шампанским, фейерверком и громкой музыкой. В этот раз ожидалось обычное зажигалово, по окончании которого отмороженную молодёжь, истерично ржущую или энергично блюющую, развозили по домам таксисты и личные водители. Был приглашён самый крутой ди-джей города, помещение с гуманоидом на потолке наполнилось несущимися ритмами прогрессивного хауса и гипнотическими сэмплами транса под мигание дорогущей световой установки.

Карина налепила сотню оригинальных роллов и сотню мини-пирожных. Но основная программа, конечно, не еда. А напитки, дым и порошок для избранных.

Давид боялся этого вечера, так как от обдолбанного Тоши можно было ожидать всё что угодно, а его приглашённых друзей он вообще не знал, вдруг они ещё хуже? Он уже придумал, как себя будет вести. Как только гости пожалуют, он спрячется и будет весь вечер сидеть как мышь. И спрячется он не в своей комнате и не на кухне, а на втором этаже, в кабинете Юрия Владимировича. Кабинет, конечно, был закрыт, и ему входить туда было строго-настрого запрещено, но Давид знает, где хранятся ключи от второго этажа, ему Карина показала. Вот он сядет там под министерски-важный стол, за которым мэр вовсе не работал, а восседал, изображая из себя грозного начальника, засыпал, пересматривая какие-то глупые журналы, в лучшем случае прочитывал речи, которые готовили ему спич-райтеры.

И всё в начале шло, как Давид и задумал. Конечно, псих велел одеться по-уродски: колготки, юбка в клетку и кожаный корсет и, разумеется, сумасшедшие фиолетовые шузы. Тоша самолично обряжал игрушку, сей ансамбль одежды родился после часовых экспериментов над испуганным Давидом, который сопровождался щипками, шлепками и щекоткой. Сам же хозяин нацепил жутко навороченные чёрные джинсы и тёмную облегающую рубашку с леопардовым рисунком на отвороте. Во время приготовлений Антон интимно «обещал» Давиду пригласить его на танец и велел быть только в пати-комнате, всячески угождая его друзьям. Что под этим имелось в виду, осталось непонятым, так как Давид блистательно провернул операцию «исчезновение» в самом начале кутежа. Он вместе с Антоном спустился, как только открылись ворота для машин, так как псих держал его за юбку. Но когда начались рукопожимания и обнимания с завалившей в грохочущий дом компанией, Голиков выпустил из рук клетчатый подол, а Давид юркнул в гардероб, услужливо подхватив латексный плащик крашеной нифмы, зарылся там в одежды, а как только толпа двинулась наверх, выскочил, открыл маленькую узкую дверь кладовки, где горничная хранила всякие приспособы, подковырнул шпилькой несерьёзный замочек на висящем ящичке, и вот они — связки ключей и ключиков. Снял плоский небольшой ключ со второй связки, всё закрыл и побежал на второй этаж.

Здесь, в кабинете — прохлада и сумрак. Шкафы с бесполезными для мэра томами законов напоминали толстых пэров с золочёными эполетами, безнадёжно забытых в век информационных технологий. Широченный стол, наверняка тяжёлый как рояль, непоколебимо стоял на львиных ножках, надёжно скрывая странного подростка в короткой юбке, колготках с неровным швом и тугим корсетом, выдавливающим цыплячью кожицу своими перетяжками. Давид снял фиолетовое убожище с ног, ослабил корсет и сел по-турецки, подкатив поближе барское кресло. Он напряжённо слушал, что там делается за дверью. И сердце застучало предательски громко, когда он услышал, как Антон недовольным голосом кому-то говорил:

— Куда он мог деться? На кухне посмотри! Урою с-с-суку! Нет, наверху его нет. Эй, Макс, ширево — обторчаться! Я оценил! Я тут тебе что хочу сказать…