Соавтор неизвестен (СИ) - "Старки". Страница 5
— Не любой. Ты не прав. Люди любят говорить о себе. Закатывают глаза, не замечают, что уже никому не интересны их проблемы. Говорить о себе — это способ ещё раз проживать события жизни, продлевать её. Да и хочется себя пожалеть или оправдать. О чём бы люди ни говорили, они всегда говорят о себе. Например. Двое в кафе. «Что тебе заказать?» — «Только не рыбу, ненавижу рыбу, она вызывает у меня воспоминание о моём бывшем, чешуя, вонь… буэ-э-э… Знаешь, сейчас даже нильский окунь, запечённый на углях красного дерева, навевает мне тоску и отбивает аппетит…» И что? Она ответила на вопрос? Нет, рассказала о себе. Тебя спрашивают, что тебе снилось? Знаешь, что хотят на самом деле? Чтобы ты задал им такой же вопрос: а что снилось тебе? Всегда! Люди ждут зеркала… А не говорят о себе лишь те, которые что-то скрывают.
— Вы слишком обобщаете, не все люди таковы.
— Все! Если они не больны психически. И давай-ка ко мне на «ты».
— Может, я болен?
— Нет. Ты что-то скрываешь.
— Раз так, зачем так упорно пытаться меня «вскрыть»?
— Ладно, ладно. Не нужны мне твои тайны. Я просто хочу, чтобы образ моего героя был более правдивый. Я хочу приглядеться к тебе. Я буду полезен: отвезу, увезу на работу, с работы, могу кормить тебя…
— Это ты что? Надумал жить у меня? — вскричал Давид и опрокинул в себя остатки виски.
— Можно было бы и у меня, — серьёзно протянул Сергей, — но мне нужно пожить в твоей среде.
— Я против! И хозяйка будет против!
— С хозяйкой я уже договорился.
— Как? — у Давида натурально отвисла челюсть.
— Я сказал, что я твой дядя. И она даже попросила навещать тебя почаще…
— Офигеть! Мало ли, что там ты наплёл Анне Ивановне, завтра ты выматываешься отсюда!
— Я завтра заберу тебя с работы, это опять во втором часу? Привезу с собой ноут и почитаю тебе начало моей истории, мне кажется, что ты сможешь правильно оценить и кое-что подсказать. А сейчас ещё вискаря! И тебе пора отдыхать.
Почему Давид не возмутился? Почему послушно выпил огненно-травяную воду? Почему отрешённо поплёлся в свою комнатку и, кинув драное одеяльце с кресла на диван в большую комнату, кинул своё тело в кровать? Почему сразу уснул? Действие виски? Устал на работе? Устал по жизни? Неважно, но странный писатель остался в квартире Анны Ивановны. Он вымыл кружки и стаканы. Отправился в душ, безошибочно определив полотенце Давида, воспользовался им, обернув бёдра махровой тканью. Прокрался в комнатку Давида, присел перед его кроватью на корточки, всмотрелся в темноте в спящее, безмятежное лицо. Осторожно приподнял прядь волос парня и заглянул за ухо, на полоску белой кожицы, но тот заворочался и отвернулся от Сергея к стене, зарылся под подушку. Змей тихонько прошёлся по комнате, взял рюкзак хозяина комнаты. Вытащил оттуда кошелёк, паспорт, планшет. Направился с ними в ванную комнату. Там при ярком свете тщательно изучил вещественные улики. Особенно досконально паспорт — просмотрел на свет все водяные знаки, даже лизнул место печати.
— Левен Давид Ильич, — шёпотом прочитал Сергей, — хм, то ли немец, то ли еврей… Родился в Костроме, та-а-ак, двадцать пять лет, что ли? Я думал, меньше. Регистрация липовая. И даже служил? Нихрена себе! Детей нет, брака нет, других паспортов тоже… Хороший паспорт, добротный… Выдан отделом УФМС ЮАО по г. Москве. Ну-ну…
В кошельке ничего интересного для Сергея не нашлось: там только деньги, карточка на такси, дисконт в известный супермаркет. Планшет запаролен. Времени и сил вскрывать нет. Он вновь открыл паспорт и вгляделся в фотографию, провёл по ней пальцем:
— Да-вид… Мне кажется, что я нашёл тебя. Мой герой. Поможешь мне? Будем писать книгу, Давид…
— 3 —
Утром Давид был весьма удивлён наличием на кухне змея, который не только бодр и свеж, но и уверенно гремит сковородками, брызгает маслом и наполняет пространство квартиры запахом съестного. Собственно, на этот запах Давид и вышел в полусомнамбулическом состоянии, встрял в дверном проёме — взлохмаченный, голоногий, узкоглазый — переваривая: кто это? Чем так вкусно пахнет? Можно ли это уже съесть?
— Хорош! — громко воскликнул Сергей. — Просто красавец! Марш умываться! Отжиматься! Свежеть! И только тогда на кухню, жрать.
— Нашёлся тут командующий… — проворчал Давид, но всё же поплёлся в ванную.
Как бы ни старался змей развеселить парня, придать атмосфере утра непринуждённость и лёгкость, ничего не получалось. Давид сидел букой, хмуро поедая омлет, шумно тыкая о тарелку вилкой, на прибаутки не реагировал, на анекдоты даже не улыбался. Сергей не понимал, почему так. А всё просто: Давид понял, как это здорово, когда кто-то о тебе заботится, опекает с самого утра. Он осознал, что угроза этого «мастера современного детектива» остаться звучит вполне реально, что он, как главный распорядитель собственного окружения, уже сдался, уже практически согласен, чтобы его привозили-увозили, кормили-посуду мыли, да ещё и телевизор заменяли мельтешением и побасёнками. Давид предвкушал, что день будет тяжёлый — суббота. Народу набежит в «Патрик» до чёрта, не будет времени присесть, да ещё сегодня джазовое трио опять выступает, а это значит — опять терпеть приставания их лидера, гитариста Джека Бланко. Так-то он Билык Женя. Но музыканту от Бога, исполнителю сумбурно-виртуозных партий на гитаре и на духовых под фон синтезатора и ритм ударных не пристало называться как-то простецки, да ещё и в ирландском пабе. А он как подопьёт в конце своей программы, становится просто невыносим: липнет именно к нему, к Давиду. Называет его исключительно «рыба моя, золотая». Щипает, тискает, волосы треплет вдали от глаз общественности. Всё грозится увезти «золотую рыбу» в другие моря-окияны… Поэтому Давиду приходится весь вечер находиться в зале, на людях-то этот «талантище» скромнее себя ведёт. Короче, не суббота, а работа… Поэтому перспектива того, что вечером тебя отвезут от опасно-пьяного Джека и не придётся ждать первую электричку в завтра, грела душу. Давид понимал, что будет рад, если этот балагур с ядовитым гадом на руке встретит его, хотя бы сегодня… Тем более что он обещал привезти ноут и почитать свою книгу. Только сегодня! Завтра долгожданный выходной, за него работает сменный официант Пашка (он же Пол), а в понедельник — всеобщий день тишины — в «Патрике» выходной. «Вот тогда и распрощаюсь со змеем», — размышлял Давид, хотя подспудно понимал: хрен распрощаешься с таким… Вот и сидел хмурый, в думах.
В принципе день прошёл именно так, как и предполагал Давид — тяжело. И Сергей сегодня днём не приходил. Хотя пришлось отмахиваться от удивлённых взглядов и назойливых вопросов по поводу: что за «муха» тебя сегодня привезла? Давид решил поддержать легенду «о дяде», «так… седьмая вода на киселе…». Правда, никто не верил, масляно улыбались, прищуривали глубокомысленно глаза и добавляли: «Ну-ну…»
Приставучий гитарист-саксофонист тоже прилагался к вечернему комплекту испытаний. Зажал в углу Давида, когда тот вынужден-таки был удалиться в служебный туалет. Пришлось двинуть уже изрядно подвыпившему музыканту в челюсть, отчего тот заржал, икая, но руки свои всё же прибрал.
Столиков свободных не было весь вечер — одни уходили, другие заваливались, упивались элем, перекрикивали живую музыку, кадрили девчонок и баб, оставляли горы грязной посуды и липкие, в крошках и мятых салфетках столы. Посреди вечера ещё и драка вышла у него в секторе, не батальная сцена, конечно, но неприятно. Пришлось требовать платы за разбитую посуду. Короче, когда во втором часу эта пивная свистопляска закончилась, то вся надежда у Давида была на то, что змей приедет, не соврёт.
И он приехал. Всю дорогу Давид откровенно лежал на спине своего личного таксиста-байкера. А потом ещё тому пришлось, чуть ли не взвалив на себя трудягу-официанта, переть его на пятый этаж.
Дома, правда, Давид очухался: смыл под душем липучесть дня, разогнал гудящую в венах усталость, утихомирил шум в голове. Выдохнул! Взглянул, наконец, на своего спасителя-покровителя-опекуна и, стараясь быть всё же хозяином положения, грубовато потребовал: