Сорные травы - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 45

— А санитары на что? — спросил один из первых трех, кого я пустила в зал.

— Где вы видите санитара?

— А он? — мужчина ткнул пальцем в Ива. Я посмотрела на ошарашенную физиономию мужа и закашлялась в кулак. — Что он тут делает? — продолжал мужик. — Бумажки заполняет?

— Без этих, как вы изволили выразиться, бумажек вы не сможете получить место на кладбище и похоронить вашу жену. Будем препираться дальше или займемся делом?

Он пробухтел что-то себе под нос, но предложенные перчатки — хорошо, что запас в бюро приличный, как раз партию на месяц завезли — взял. Остальные молча последовали примеру.

Наши современники почти не видят смерти. Следующее поколение, как правило, живет отдельно от предыдущих, особенно в городах. И если те, кто родился и вырос как встарь — в большой избе с дедушками и прабабушками, — с детства знают, что смерть существует, то сейчас полиция взламывает квартиры одиноких стариков, о которых родные вспоминали слишком редко. А еще есть больницы, куда попадают «тяжелые», хосписы — не для всех, конечно, но есть. И так получается, что чаще всего люди уходят на руках у чужих, а потом чужие же готовят тело к погребению, оставляя на долю родни лишь последнее прощание. К добру оно или к худу — не мне судить. Но удержать саркастическую усмешку, глядя, как добровольные помощники кривятся, прикасаясь к покойникам, я не могла. Хорошо, что все они были больше заняты своим страхом и отвращением, нежели мной. Нормальная, наверное, реакция, особенно если вспомнить, с какими лицами свежеиспеченные студенты-медики впервые притрагиваются к наформалиненному макропрепарату. И все же…

Освоились они, впрочем, довольно быстро, так что на мою долю оставалось только показать, где взять тело, выдать мыло и ветошь и объяснить, что нужно сделать. Дальше можно было искать трупы для новой партии и подписывать свидетельства о смерти. Конвейер запустился, предыдущие объясняли необходимое следующим и удалялись вместе с телами, шелестели шины по асфальту. Пару раз подняв взгляд в открытое окно, я видела, как выходили со двора не слишком хорошо одетые мужчины за пятьдесят с замотанным в полиэтилен трупом через плечо. Еще были матери, уносящие на руках детей, — на этих я старалась лишний раз не смотреть.

Студент опоздал на четверть часа. Я притворилась, что не заметила ни задержки, ни щетины и налитых кровью глаз, ни мутного запаха спиртного. Выглядел парень именно так, как досужая молва любит изображать сотрудников морга, разве что помятого бычка в зубах не хватало, — и попытки новоприбывших обозвать Ива санитаром и заставить «работать» прекратились мигом. Не знаю, что бы я делала без мужа, который взял на себя самую муторную часть, — мне оставалось только подписывать и ставить печати на свидетельства, в которых раз за разом повторялась одна и та же причина смерти: острая коронарная недостаточность.

Мужчины друг другу определенно не понравились: после того как я их представила, Студент тут же попытался воззвать к закону, по которому посторонние в секционный зал не допускаются. Ив в ответ поинтересовался у меня, всегда ли мои коллеги являются на работу в виде, приличествующем разве что грузчику. Я цыкнула на обоих и отправила Студента помогать очередной партии посетителей.

— Давно этот пацан за тобой ухлестывает? — полушепотом спросил муж, когда Сашка исчез за дверями трупохранилища.

— О чем ты?

— Машка, я не слепой. Пацанчик откровенно взревновал, едва узнал, кто я.

— Совсем сдурел. Я детьми не интересуюсь.

— Да кто тебя знает…

— Стукну, — пообещала я, приподнимая увесистую амбарную книгу, в которой регистрировались документы.

— Молчу-молчу… — Кажется, он хотел добавить что-то еще, но в зале снова появился Студент, и Ив на самом деле заткнулся.

Какое-то время все шло без происшествий. Ворчащего Студента, которого, кажется, догнало похмелье, можно было пережить, родственников покойных тоже — несколько попыток качать права не в счет. И я даже начала надеяться, что неприятности закончились. Ровно до тех пор, пока в зал, дыша духами и туманами, не вплыла барышня примерно моего возраста. Мамзель двумя пальцами приняла перчатки, огляделась по сторонам, томно пошатнувшись, отстранила бросившегося к ней Студента. Ив откровенно ухмылялся, наблюдая, как дамочка неровным шагом пересекает зал, трепетной ручкой опирается о письменный стол и рушится прямо в его мужские руки. Я встретилась взглядом с мужем и отвернулась, делая вид, будто поправляю маску. Только бы не расхохотаться в голос. Ив с невозмутимым видом опустил барышню на холодный кафельный пол и поинтересовался, есть ли у нас нашатырка.

— Есть! — вскинулся Студент.

— Откуда? — флегматично вопросила я. — Трупам она без надобности.

Остановила за рукав рванувшегося помогать санитара:

— Александр, у вас есть работа.

— Но…

— Я готова закрыть глаза на ваше опоздание и неподобающий вид, но извольте выполнять свои должностные обязанности. Займитесь делом.

— Но я…

— Может, из шланга полить? — спросил муж. — Надо же как-то в чувство привести…

На самом деле нашатырка, конечно, была — для посетителей. Но я не собиралась играть по чужим правилам. Тем более что и муж откровенно развлекался, глядя на представление.

— Валяй, — разрешила я. — Хотя в руководствах по экстренной помощи пишут, что в подобных случаях надо для начала освободить пострадавшего от стесняющих дыхание предметов одежды… Насколько мне известно, лифчиков за свою жизнь ты расстегнул немало, так что целиком доверяюсь твоему опыту.

Барышня зашипела помоечной кошкой и вылетела из зала.

— Машка, ты зараза! — рассмеялся Ив.

Я махнула рукой:

— А то ты настоящих обмороков не видел и не понял, что к чему? Или жалеешь, что не пришлось «освобождать от предметов одежды»? Мамзель очень даже ничего…

— Мария Викторовна… — Студент сдернул маску, словно ему не хватало воздуха. — Как так можно? А если бы обморок был настоящий?

— Если бы у бабушки был… — Я осеклась, посторонние, пожалуй, и без того видели и слышали достаточно лишнего. — В общем, у меня нет ни времени, ни желания возиться с истеричками, о чем я предупредила всех несколько часов назад. Не умеет держать себя в руках — пусть ищет кого-то, кто сделает грязную работу за нее. Скакать вокруг некому.

— Она же женщина!

— Я тоже. И что?

— Вы не женщина, вы андроид!

— Александр, вы медик или институтка? Ваш, безусловно, богатый внутренний мир сейчас совершенно не к месту. Поэтому будьте любезны, засуньте его… словом, поглубже и возвращайтесь к работе.

— Да пошла она к …, эта ваша работа, и вы вместе с ней! — Студент швырнул на пол перчатки и вылетел вслед за барышней.

— У вас всегда такая дисциплина на рабочем месте? — поинтересовался кто-то из присутствующих.

— Прошу прощения за этот досадный инцидент, господа. К сожалению, и у моих коллег нервы не выдерживают. Давайте продолжим.

Свет из окна сменился на закатный, когда я отправила восвояси последнего на сегодня родственника скоропостижно скончавшихся, освободив зал, и занялась криминальными трупами. Обещала двоих — значит, двое и будут. Студент, конечно, знатную свинью подложил: пилить черепную кость тупой ножовкой — занятие не для женских мышц, но куда деваться. Ощущая себя доморощенным агентом Скалли, я добросовестно озвучивала все, что видела, а Ив столь же добросовестно заменял диктофон, заполняя протокол исследования. Так выходило быстрее. Два банальнейших бытовых убийства, отягченные изрядными дозами алкоголя, — повезло в каком-то смысле. Когда-то такие случаи казались мне скучными, куда интересней было поломать голову над чем-то необычным. Но за последнее время загадки изрядно осточертели.

— Ну и работенка у тебя, Машка, — сказал Ив, стаскивая перчатки и доставая невесть где добытую сигарету. — Ни за что бы не поменялся.

— Ты же не куришь?

— Не курю, — согласился он, выпуская дым и протягивая мне пачку: — Будешь?

Я кивнула, села рядом.