Сорные травы - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 7

— П…ц тебе! — заорал Бычара, хватаясь за пистолет.

Но Лысый удержал его за руку.

— Стой, Вадим. Если грохнешь доктора, то кто подтвердит хозяину, что мы ни при делах? Он же нас следом порешит. Мы еще хирургу позавидуем.

Удивительно, но столь проникновенная тирада товарища возымела действие. Бычара неловко убрал руку. И хмуро поглядел на меня:

— Еще увидимся, доктор. Хозяин захочет с тобой поговорить.

— Не думаю. — Я, нагло развернувшись к ним спиной, пошел снимать окровавленный костюм. Дико хотелось в душ и чего-нибудь алкогольно-высокооктанового. Но еще сильнее хотелось, чтобы этот ненормальный день побыстрее закончился. Или хотя бы не приносил больше сюрпризов.

Эти два брата-акробата крепко меня разозлили. Что ж за мода такая пошла — крайними врачей делать. Должны спасти, должны вылечить, должны сделать невозможное — и никакой исход, кроме благополучного, не подразумевается. Жаль, что никто, кроме нас, не знает, сколько болезней в сухих строчках инструкций дополняются фразой «при адекватном лечении смертность не более такого-то количества процентов». Мы порой вытягиваем с того света, когда сами не верим в благополучный исход, но никто этого не замечает, не хочет замечать. А не получается — общественное мнение с радостью хавает объяснение, кто виноват от и до.

Да и не стоит обывателям всего этого знать — а то еще повесятся с перепугу, как поймут, насколько она хрупкая — эта жизнь. Нет, мы точно не герои, побеждающие смерть инъекцией да таблеткой. Мы шулера, которые раз за разом обманывают старуху с косой, выставляя ее за дверь больничной палаты.

Вернувшись в отделение, я услышал, как визжит старшая медсестра. Следом донесся крик:

— Кто-нибудь! Сюда! Он встал!

В конце коридора из палаты выскочила Валентина Матвеевна, причем с такой скоростью, как будто за ней гнались ромеровские зомби, подвывая: «Мозги! Мозги!»

— Кто встал? — не сдерживаясь, заорал я на весь коридор. — Что еще случилось?

— Иван Игоревич! Иван Игоревич! — Истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.

— Кто встал? — уже тише и спокойнее повторил я.

— Труп! — то ли всхлипнула, то ли взвизгнула старшая.

— Пойдемте глянем. — И почти что галантно подхватив ее под ручку, потащил к дальней палате. Насколько я понял, именно туда снесли все трупы, пока работники морга за ними не придут. — Валентина Матвеевна, может, вы просто ошиблись?

— Не-ет, — всхлипнула женщина, — я туда зашла окна проверить. И тут он приподнимается и простыню с себя снимает.

— Может, вы слишком поспешно его в трупы записали?

— Вы что? — обиделась медсестра. — Как тут ошибешься? Я же сама с Сергеем Валентиновичем его реанимировала. Разряд давали, адреналин ввели — сердце даже не дернулось.

— Извините, Валентина Матвеевна, — повинился я. И вправду, уж кому-кому, а старшей медсестре стоило в этом доверять — с ее-то опытом. Мертвого от живого точно бы отличила. Ну, разве что кроме какого-нибудь экзотического случая, вроде летаргической комы. Да и Луканов бы такой глупой ошибки не совершил — педантичная сволочь, не позволяет себе ошибаться. Два опытных человека — и вдруг приняли живого за мертвого? Странно.

Дверь палаты неожиданно открылась нам навстречу, на пороге показался светловолосый мужчина, завернутый в простыню, как римлянин в тогу. На ногах у него были синие в зеленую полосочку носки, из-под импровизированной накидки выглядывала синяя майка спортивного кроя. Глаза сверкали странным лихорадочным возбуждением.

— Иван Игоревич, доброго дня, — важно поздоровался пациент.

— И вам доброго, Михаил.

Тут медсестра не выдержала и с глубоким вздохом потеряла сознание. Я еле успел ее подхватить, чтобы не ударилась, и аккуратно уложил на пол.

— Ирина! Аня! Сюда! — рявкнул я на все отделение. — Валентине Матвеевне плохо!

Еще раз внимательно оглядел Михаила Тимошенко — он лежал в моем отделении после операции, четыре дня прошло, динамика была отличная. Да и сейчас выглядит хоть куда. Трупных пятен нет, наоборот, румянец на щеках, да и движения резкие, бодрые. На свежий труп никак не похож, как и на классического зомби.

— Что же вы так, Михаил? Зачем Валентину Матвеевну пугаете?

Тот виновато пожал плечами. Помог мне перетащить женщину на диванчик около поста. Рядом захлопотали две медсестрички. Впрочем, Валентина Матвеевна быстро пришла в себя, пересела за стол, стараясь держаться подальше от Михаила.

— Позволите? — Я взял его запястье, нащупывая пульс. Ровный, как у абсолютно здорового человека, ударов семьдесят. Даже слишком ровный для человека, который только что очнулся среди покойников. — Михаил, как вы себя чувствуете? — поинтересовался для успокоения совести.

— Отлично, доктор, — улыбнулся Тимошенко. — Даже лучше, чем раньше.

— Представляете, Валентина Матвеевна сказала, что вы умерли, а сейчас воскресли. — Я втайне порадовался, что хоть какая-то сегодняшняя история закончилась хорошо.

— Так и есть, — кивнул он, как-то очень внимательно ко мне приглядываясь.

— В смысле?

— Я умер. И Господь меня воскресил, — торжественно заявил Михаил.

Неподалеку опять послышался глубокий вздох. И вслед за ним снова засуетились медсестры.

— Валентина Матвеевна, — устало сказал я в воздух, — вам еще не надоело в обмороки падать? Это как бы непрофессионально.

И, повернувшись к Михаилу, спросил раздельно и ясно:

— Вы утверждаете, что умерли? А потом вас воскресил Господь?

Михаил радостно закивал. И с гордостью во взоре добавил:

— Я должен многое сделать. И потому Он меня вернул.

Я прямо почувствовал, как Михаил сказал «Он» — с очень большой буквы. Вот те раз, а казался совершенно нормальным до сегодняшнего дня. Надо будет завтра вызвать больничного психиатра — пусть Вадим разбирается с этим «воскресенцем» сам.

— Тогда поздравляю вас, — пожал я руку Михаилу. Спокойствие, только спокойствие, тон доверительный, движения плавные. — Отдыхайте, завтра мы еще с вами побеседуем…

— Но я хотел уже выписываться, — перебил меня Тимошенко.

— Зачем торопиться? Вы сегодня пережили потрясение. Вам нужно отдохнуть. А завтра я вас выпишу. — Пациент выглядел совсем не так, как я его помнил и до операции, и после. Что-то в нем появилось. Пока еще малозаметное, но все более и более проявляющееся с каждой минутой разговора. Напор? Уверенность? Или признаки безумия?

— Спасибо, Иван Игоревич, — еще одна широкая улыбка.

— За что?

— За понимание. Я думал, что придется долго объяснять, а вы сразу все поняли и уверовали в меня.

— Э-э-э… — Я не нашелся, что сказать, так меня смутило его последнее заявление. Уверовать в него? Мания величия? Начальные признаки шизофрении? Так, без Деменко точно не обойтись. Надо бы его еще сегодня натравить на этого «ходячего жмура». — Отдыхайте, Михаил. Конечно же, я вас понимаю. Валентина Матвеевна, отведете пациента в его палату?

Тут я поймал перепуганный взгляд старшей и сжалился.

— Ирочка, помогите Михаилу. А Валентина Матвеевна пусть еще немного отдохнет.

Медсестра подхватила руку Тимошенко и немного опасливо повела его по коридору.

— Иван Игоревич, — свистящим шепотом сказала старшая медсестра, — я не ошиблась. Христом клянусь, не было ошибки. Спросите у Луканова. Мне не верите, ему поверьте.

— Да верю я вам, Валентина Матвеевна, — я устало отмахнулся. — И доверяю как специалисту — вряд ли вы просто так ошиблись. Может, это такой симптом неведомой болезни? Впал человек в глубокую кому, вот вы его и приняли за мертвого. Полежал немного и пришел в себя. Сегодня уже столько всего навертелось — я готов поверить во что угодно.

— А адреналин, а разряд?

— Всякое в истории медицины было.

Ужасно хотелось посидеть — тело просило пощады, морально я тоже жутко вымотался за сегодня. Но плановые больные никуда не делись даже в такой день, да и приемник работал споро, одного за другим подвозили новых пострадавших. Видимо, сегодня у «скорой» ударные стахановские сутки. И еще надо было проверить нежданную гипотезу — может, не одному Тимошенко повезло.