Карты, деньги, две стрелы - Баштовая Ксения Николаевна. Страница 56

Где-то впереди гулко хлопнула дверь. Обиженно рыкнул иглонос.

— Так… — Очнувшись, я завертел головой по сторонам. — После осмотримся. Сначала этого плакальщика найти надо. Матильда… Матильда?

— О-о-о…

— Что такое?

Вместо ответа кнесна вытянула руку. На меня она даже не взглянула. Пожав плечами, я послушно поднял глаза вверх — и разинул рот.

Улиц как таковых в городе не было — здания, как почетный караул, выстроились подковой, глядя закрытыми ставнями на площадь. Все дорожки сходились к ней. От нее же шла только одна — прямо к подножию… нет, не дома. И не дворца. И даже не замка… Перед нами, заслоняя небо, высилось гигантское дерево! Причем не просто дерево — в выступающих над землей корнях были прорублены длинные лестницы. Они взбегали наверх, к многочисленным дверям, выкрашенным голубой, зеленой и оранжевой краской. Ствол дерева густо усеивали разнообразные по форме и величине окошки. Над землей то тут, то там выступали резные портики галерей и воздушные беседки, оплетенные зелеными стеблями ползучих роз. Таких же, как у мостика в памятной агуанской деревушке. Крона невообразимого дерева-исполина уходила в небо, бросая тень на пустынную площадь… Мне это снится, да?..

Бух!

Тресь!

Матильда подпрыгнула в седле. Я вздрогнул. Оторвавшись от небывалого зрелища, принялся лихорадочно шарить взглядом по фасадам соседних домов. Грохотало где-то рядом… Ну точно! Вон у башни слева Брысь топчется. Поскуливает, дверь когтями скребет — значит, рогатый там, я буду не я!

В узком окне-бойнице мелькнула золотая вспышка. Что-то снова грохнуло. И истеричный, со слезой, вопль услужливо подтвердил мою догадку:

— Как вы… как вы могли?! Как вы допустили?! О-о-о, горе мне! Горе мне, несчастному! Куда я рвался?! О чем грезил одинокими ночами?! Где?! Где утешение моей седой старости?! А-а-а! Что вы натворили, глупые людишки?! Во что вы превратили светоч учености и божественной мысли?! Убийцы-ы-ы! Сатра-а-а-апы! Варвары окаянные!!!

Да чтоб Змеи подавились своим «простеньким заказом»! Мало того что это копытное влезло в чужой дом, так оно сейчас своими стенаниями весь город перебудит… Если, конечно, здесь есть кого будить. Я окинул пристрастным взглядом единственную улицу. Ни звука, ни огонька в окне. А ведь сейчас всего лишь вечер.

И ворота нараспашку.

И охраны никакой.

И тишина, как в склепе, хотя покойников нигде не наблюдается. Живых, впрочем, тоже.

Только вот брошенным город не выглядит. Дорожки чисто выметенные, даже скамейки запылиться не успели. Фонтаны бьют… Стоп. А бьют ли? Я, забыв про единорога, круто развернулся и бросился к ближайшему фонтану.

— Не понял?!

Вода в узорчатой чаше не двигалась. Каменные рты трех диковинных рыб были широко открыты, бьющие наружу прозрачные струи изгибались дугой, на поверхности даже собрались маленькие бурунчики пены… Но все это замерло, остановилось и сейчас больше походило на застывшее желе в огромной миске. То-то я журчания привычного не уловил… Светлые боги, да что творится-то?

— Айден, — подрагивающий голос Матильды вывел меня из ступора, — мне здесь не нравится! Все вокруг какое-то… неправильное! Надо уходить!

— Согласен, — мрачно отозвался я. С подозрением покосившись на неподвижную статую возле скамейки, вернулся к башне. — Спускайся. Этого дурака отсюда не дозовешься, а одну я тебя здесь не оставлю. Местечко — жуть, нам вот только очередных неприятностей не хватало!

Кнесна спрыгнула на землю и по привычке вцепилась пальчиками в мой рукав. Оставленная на произвол судьбы лошадь нервно дернула ухом. Только Брысь, ничего не замечая, продолжал упорно полосовать когтями мореный дуб… Мягко отпихнув его носком сапога, я взялся за ручку и потянул дверь на себя. Она поддалась — легко и бесшумно.

— Пошли? — Матильда неуверенно взглянула на меня.

— Пошли…

Внутри было хоть глаз выколи. Пахло пылью и почему-то кошками. Запустив руку в карман мундира, я вынул волшебный шарик-светлячок. Тот не подвел — мигнул пару раз, будто привыкая к темноте, и засветился. Стали видны вытертые доски пола, гладкие оштукатуренные стены, длинный ряд крючков возле двери, на одном из которых висел чей-то плащ, громоздкий сундук и широкая деревянная лестница наверх. Если я ничего не путаю, нам как раз туда?

— Держись крепче, — шепнул я, хотя осторожничать смысла не было. Этот придурочный единорог на весь город воет. Если здесь хоть кто-то есть, нас наверняка уже услышали.

— А-а-а! — незамедлительно раздалось над головой. — Обезьяны неразумные!.. Оплот знаний псу под хвост пустили! Сердце мировой научной мысли как есть угробили! Да за что же мне все это, за что, я вас спрашиваю?!

Вот скажите — чего так верещать? Режут его, что ли? Или он попросту нормально разговаривать не умеет? Честное слово, знал бы — не связывался. Поморщившись, я преодолел последнюю ступеньку и увидел перед собой приоткрытую дверь. Стенания достопочтенного магистра доносились именно оттуда. Прекрасно. Сейчас прижму рогатого к стенке и узнаю наконец, куда мы попали. А не узнаю, так хоть рот заткну. Ведь уши же режет. Я ободряюще улыбнулся Матильде и толкнул дверь плечом.

Волшебный шарик осветил ситцевые обои в легкомысленный цветочек, фаянсовый умывальник возле шкафа и большую кровать. На которой в окружении целой дюжины разномастных кошек преспокойно похрапывал старичок в ночном колпаке. Рядом на коврике у кровати сидел единорог и ревел в три ручья, уткнувшись мордой в вязаный шлепанец…

Теперь все ясно.

Я таки рехнулся. Окончательно.

Листья чудо-дерева шевелил теплый ветерок. Над нашими головами зажигались первые звезды. Внизу, окутанный ночной темнотой, лежал спящий город.

Он действительно был спящим — как тот старик в башне, как его кошки, как фонтаны, как поросята на скотном дворе… Часа два назад, кое-как придя в себя и успокоив бьющегося в истерике Эделреда, мы с Матильдой обошли все дома, заглянули в каждую собачью будку — и везде обнаружили одно и то же. Люди, птицы, животные — спали. Мирно, спокойно… и непробудимо. Что мы только не делали! И дверьми хлопали, и топотали, как кони, и звали, и водой на них брызгали! Даже Брысю позволили на кровать к какой-то пожилой даме взобраться и щеку ей обслюнявить. И что? Дама только поморщилась во сне да перевернулась на другой бок, а вот несчастного иглоноса снесло с кровати знакомой золотистой вспышкой — аж иглы задымились! Сморкающийся в углу единорог, вздохнув, развел копытами: магия… Его опаленная морда была наглядным тому подтверждением.

Я ни шиша не смыслю в чародействе. Но я умею делать выводы.

— Ничего не трогать! Матильда, Эделред, Брысь — на выход. Поднять мы их не поднимем, только сами же и огребем. Пусть мага, наложившего это заклятие, уже давно нет в живых, но…

Златорогий паникер, уже направивший копыта к выходу из дамской спальни, остановился:

— Простите?

— Я говорю, того мага…

— Это я слышал! А с чего вы взяли, что он умер?

— Э-э-э… — замялся я и развел руками. — Да ни с чего. Случайно вырвалось.

— Случайностей не бывает, — серьезно сказал Эделред. Отсутствие обычной патетики в его голосе меня почему-то насторожило. — Ну да ладно. Пойдемте, молодые люди! Хоть почтенная госпожа и спит, но это ужасно неприлично… Если кто-нибудь узнает, что я, магистр высшей категории…

— Валите все на мое дурное влияние, — весело подмигнул я, пропуская хихикнувшую Матильду вперед. — Глядишь, еще и посочувствуют. Брысь, фу! Не трожь печенье! Кто его разберет — вдруг отравленное?

— Нет, — смущенно сказала кнесна, опуская глаза. — То есть я не знаю, просто… оно не берется, Айден.

— Это как это?

— Ну вот не берется, и все! Такое ощущение, что оно вместе со столиком и блюдцем из камня выточено. Эделред, вы ничего такого не подумайте…

— Воровать?! При живом-то мне?!

— Они все равно спят, а мы…

— Ни стыда ни совести! — припечатал единорог. — И еще девица из порядочной семьи! Позор!