Вождение вслепую - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 29

— Ты кто? — спросил аптекарь, как будто был разбужен среди ночи и теперь опасливо выглядывал в щелку. — Я хочу сказать, это ты, Корал, или же Джулия? Кто заболел — Джулия или Корал, а, Джулия? То есть… тьфу ты, черт! — Он всегда говорил громко, словно в старую телефонную трубку. — Подскажи!

— А… — Младшая невольно остановилась, чтобы дотронуться до себя рукой и посмотреть на собственное отражение в стеклянном аптекарском сосуде, наполненном зеленой жидкостью. — Это Джулия, — сказала она, будто отвечая ему по телефону. — Мне нужно… мне нужно…

— Боже мой, неужели Корал скончалась? Какой ужас, вот несчастье! — запричитал аптекарь. — Ах ты, бедное дитя!

— Нет, что вы, она просто осталась дома. Мне нужно… мне нужно… — Она провела языком по пересохшим губам и выставила вперед ладонь, похожую на облачко пара в воздухе. — Мне нужно купить краску для волос, ярко-рыжего цвета, ближе к морковному или томатному, а то и темно-красную — да, скорее темно-красную: думаю, это мне больше подойдет. Цвета бордо.

— Две упаковки, разумеется?

— Как вы сказали?

— Две упаковки. По одной на каждую?

Джулия едва не вылетела из аптеки, как муха, но потом сказала:

— Нет. Одну. Для меня. Для Джулии. Единолично.

— Джулия! — обрушилась на нее Корал, выйдя на крыльцо. — Где тебя носило? Сбежала, ни слова не сказав. Я чего только не передумала: вдруг ты попала под машину, вдруг тебя похитили, да мало ли что! О господи! — Старшая сестра отшатнулась и бессильно повисла на перилах. — Твои волосы, твои дивные, золотистые волосы, длиной в тридцать девять дюймов — можно сказать, по числу прожитых лет. — Она уставилась на женщину, которая вальсировала на дорожке перед домом, делала реверансы и просто кружилась с закрытыми глазами. — Джулия, Джулия, Джулия! — завопила она.

— Это цвет бордо, — сообщила Джулия. — И, между прочим, бордо ударило мне в голову!

— Джулия, как ты могла выйти без шляпки в такой солнцепек? И ведь наверняка не поела, ручаюсь, что не поела. Ну же, давай руку, я тебе помогу. Сейчас пойдем в ванную и смоем этот кошмарный цвет. Ты настоящий клоун!

— Я — Джулия, — сказала младшая сестра. — Я — Джулия. Вот, кстати, посмотри… — Она раскрыла пакет, который до той поры держала в руке, прижимая локтем. Из него появилось платье цвета летних трав, гармонирующее с цветом волос, зеленое, как деревья, зеленое, как глаза обыкновенных кошек со времен египетских фараонов.

— Я не ношу зеленое, ты прекрасно знаешь, — сказала Корал. — Делая такие покупки, ты пускаешь по ветру наше наследство.

— Одно платье.

— Одно платье?

— Одно, одно, одно, — негромко повторила Джулия, светясь улыбкой. — Одно-единственное. — Она вошла в холл, чтобы его примерить. — И одна пара новых туфель.

— С открытыми носками? Как вульгарно!

— Если хочешь, купи себе такие же.

— Ни за что!

— И такое же платье.

— Ха!

— А теперь, — напомнила Джулия, — надо собираться, Эпплманы пригласили нас на чашку чая. Ты не забыла? Собирайся.

— Ты шутишь!

— Всегда приятно выйти на люди, особенно в такой погожий денек.

— Сначала вымой голову!

— Нет-нет. Но впоследствии, скорее всего, я не стану красить волосы, чтобы отросли седые.

— Т-с-с! Соседи! — взвилась Корал, но тут же понизила голос: — У тебя нет седины.

— Есть. У меня вся голова седая, как лунь — пусть она такой и остается. Уж сколько лет мы с тобой красим волосы!

— Всего лишь подкрашиваем, для придания естественного оттенка!

На чаепитие они отправились вместе.

Далее события развивались стремительно: за первым взрывом последовал второй, потом еще один, потом еще и еще, настоящая канонада, целая череда взрывов, будто кто-то поджигал петарды. Джулия приобретала мягкие шляпки с цветами, Джулия пользовалась духами, Джулия прибавляла в весе, Джулия седела, Джулия уходила гулять по ночам, натягивая перчатки, как литейщик, предвкушающий хороший заказ.

А что же Корал?

— Мне с нею просто беда, — говорила Корал. — Беда, беда, беда. Вы только посмотрите на ее чулки — на них дорожки от спущенных петель! Губы накрашены кое-как. Я-то за собой слежу, а у нее даже щеки не напудрены — страшно смотреть, хоть бы веснушки забелила. А волосы — как грязный снег. Беда, беда, беда, очень это меня тревожит.

— Джулия, — не выдержала она в один прекрасный день. — Должна тебе кое-что сказать. Я больше не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Джулия, — сказала она через месяц. — Я упаковала вещи. Мне повезло снять комнату с полным пансионом у миссис Эпплман. Если что — звони. Не сомневаюсь, ты мне позвонишь, будешь хлюпать носом и уговаривать вернуться домой.

С этими словами Корал уплыла по морю летнего дня, как большая белая яхта.

А через неделю разразилась гроза. Сильнейший разряд молнии поскакал по небу, примерился и прыгнул в самый центр городка, отчего птицы вспорхнули со своих гнезд, словно пригоршня конфетти, трое младенцев родились на две недели раньше положенного срока, а в сотне домов, внезапно погрузившихся в грозовой полумрак, накоротко замкнуло трескотню хозяек про грехи, адские муки и семейные драмы. Но этот удар молнии, вернувшийся на небо миллиардами осколков, оказался сущим пустяком по сравнению с небольшим объявлением, помещенным на следующий день в местной газете: оно гласило, что Генри Краммит (изображенный на фото в обнимку с деревянной фигурой индейца возле табачной лавки) сегодня сочетается браком с девицей по имени Джулия Уичерли.

— Кто-то польстится на Джулию?!

От изумления Корал раскрыла рот, опустилась на стул и потом долго смеялась над этой нелепой выдумкой.

— Что?! Эти перекрученные швы на чулках, застиранные блузки, жуткие седые космы, неаккуратные брови, стоптанные туфли? Джулия? Неужели кто-то надумал взять ее в жены? Ну и чудеса!

Исключительно для того, чтобы подкрепить свои предположения, которые варьировались от комедии до грубого фарса, что уже было совсем не смешно, она отправилась в указанное время к маленькой церкви, где, к своему удивлению, застала небольшую группу приглашенных, которые бросали в воздух пригоршни риса, оживленно болтали и радостно улыбались, потому что в этот миг из церкви выходил Генри Краммит, а под руку с ним шла…

Статная, модно одетая женщина, с прекрасно уложенными золотистыми волосами, на которых не было ни следа корпии от папильоток, не говоря уже о чешуйках перхоти. Швы у нее на чулках были натянуты, как по линейке, губы аккуратно подкрашены, а щеки слегка припудрены, будто тронуты молодым снежком в начале мягкой зимы.

Проходя мимо, младшая сестра подняла глаза и увидела старшую. Она остановилась. Вслед за тем остановилась и вся процессия. Все выжидали. Все затаили дыхание.

Младшая сестра сделала один шаг, потом еще один шаг и вгляделась в лицо постарше, затесавшееся в толпу. После этого, словно прихорашиваясь перед зеркалом, она поправила фату, освежила помаду на губах и провела пуховкой по щекам, легко и привычно, без намека на суетливость. Наконец она сказала этому зеркалу (во всяком случае, люди сведущие рассказывают именно так):

— Я — Джулия, а ты кто такая?

Потом в воздух полетело столько риса, что ничего не стало видно, а там уже и отъехал свадебный кортеж.

Лето кончилось

Один. Два. Хэтти замерла в постели, беззвучно считая тягучие, неторопливые удары курантов на здании суда. Под башней пролегли сонные улицы, а эти городские часы, круглые и белые, сделались похожими на полную луну, которая в конце лета неизменно заливала городок ледяным свечением. У Хэтти зашлось сердце.

Она вскочила, чтобы окинуть взглядом пустые аллеи, прочертившие темную, неподвижную траву. Внизу едва слышно поскрипывало растревоженное ветром крыльцо.

Глядя в зеркало, она распустила тугую учительскую кичку, и длинные волосы каскадом заструились по плечам. То-то удивились бы ученики, подумала она, случись им увидеть эти блестящие черные волны. Совсем неплохо, если тебе уже стукнуло тридцать пять. Дрожащие руки вытащили из комода несколько припрятанных подальше маленьких свертков. Губная помада, румяна, карандаш для бровей, лак для ногтей. Воздушное нежно-голубое платье, как облачко тумана. Стянув невзрачную ночную сорочку, она бросила ее на пол, ступила босыми ногами на грубую материю и через голову надела платье.