Преданная - Рот Вероника. Страница 33

— Не светит нам никакое «сложение», — мрачно говорю я. — Во всяком случае, сейчас. Он слишком расстроен своим так называемым «генетическим ущербом».

— Ага, — Кристина садится на кровати.

— А ты что думаешь? — интересуюсь я.

— Не знаю. Ну, я бы тоже разозлилась на его месте, — она хмурится. — Кому понравится, если тебе говорят, что ты не в порядке? Особенно, если связано с генами.

— То есть ты считаешь, что вы с ним действительно поврежденные?

— Да. Это вроде как болезнь… И они могут разглядеть ее в наших генах. Ты что, не согласна?

— Но ведь не бывает так, что один набор совершенно поврежден, а другой — нет, — отвечаю я ей. — Гены, ответственные за голубые глаза, и гены, ответственные за карие, они ведь тоже разные. Но ты же не называешь голубые глаза «поврежденными»? Это смахивает на то, что кто-то произвольно решил, что один тип ДНК плохой, а другой — хороший.

— Но утверждение, что характер у «ГП» — хуже, основывается на определенных доказательствах, — возражает Кристина.

— У человека могут быть самые разные причины, — фыркаю я.

— Чего я с тобой спорю? Ведь я бы сама предпочла, чтобы ты была права, — усмехается Кристина. — Но почему бы куче умников, типа ученых из Бюро, не определить настоящую причину дурных наклонностей?

— Положим, — гну я свою линию. — Но ум здесь ни при чем, люди всегда видят только то, что хотят.

— Тогда у тебя тоже предвзятое мнение, — замечает она. — Ведь у тебя есть друзья и парень с генетическими проблемами.

— Возможно.

Я и сама далеко не уверена в правильности своей позиции, но настаиваю на своем.

— Какой смысл верить в генетические повреждения? Что, информация поможет мне лучше относиться к другим людям? Нет. А вот относиться хуже — запросто. Видишь, как она подействовала на Тобиаса, заставила его усомниться в себе. Тут нет никакой пользы.

— Ты веришь во что-то не потому, что так твоя жизнь делается лучше, а потому, что это — правда, — говорит она.

— Но, — размышляю я вслух, — ведь сама вера того стоит, верно?

— Вот он — способ мышления лихачей, — бросает Кристина и делает паузу. — А мне по душе стиль правдолюбов. Боже мой, мы же вообще не в состоянии избежать деления на фракции.

— А может, нам и не нужно избавляться от этого.

В комнату вваливается Тобиас, бледный и измученный. Его волосы торчат во все стороны, — похоже, он сегодня не причесывался, он и одет как вчера. Похоже, он спит, не раздеваясь, с того самого дня, когда мы пришли в Бюро. Кристина встает.

— Ладно, я покину вас здесь… в этой пустыне. В печальном уединении, так сказать, — она широким жестом показывает на пустые кровати и хитро подмигивает мне.

Тобиас улыбается мне, но сомневаюсь, что он рад меня видеть. Вместо того чтобы сесть рядом, он замирает у моей раскладушки, теребя подол своей мятой рубахи.

— Надо поговорить, — произносит он.

— Хорошо, — отвечаю, чувствуя в сердце иглу страха.

— Только пообещай, что не будешь злиться.

— Я не даю глупых обещаний, — парирую я, но мое горло сжимается.

— Знаю, — он, наконец, садится на свою разворошенную постель.

— Нита подложила мне под подушку записку, — начинает он, избегая смотреть мне в глаза, — она назначила мне встречу.

Я выпрямляюсь, чувствуя, как жар гнева распространяется по моему телу. Представляю себе, как Нита прогуливалась с моим другом. Она симпатичная: у нее миловидное лицо и вызывающая походка.

— Значит, красивая девчонка назначает тебе свидание посреди ночи, и ты охотно соглашаешься? — взвиваюсь я.

— Нет, ты неправильно поняла, — поспешно говорит он. — Она просто решила кое-что показать мне. Она не верит в генетические повреждения. У нее есть план, как ослабить власть Бюро и дать «ГП» те же права, которые есть у «ГЧ». Мы ездили на Окраину.

И он рассказывает мне о подземном туннеле, ведущем на улицу, о полуразрушенном пригороде и о беседе с Рафи и Мэри. Сообщает о войнах, информацию о которых скрывает правительство, и поэтому никто не может узнать, что «генетически чистые» сами способны на невероятное насилие. Кроме того, оказывается, что «ГП» живут в мегаполисах, где правительство имеет очень мало реальной власти.

Однако мои подозрения относительно Ниты и не собираются утихать. Наверное, они связаны с моими инстинктами, которым я привыкла доверять, или вызваны обычной ревностью. Тобиас умолкает и смотрит на меня с надеждой. Я поджимаю губы, пытаясь принять какое-то рациональное решение.

— Откуда тебе знать, что она не врала? — осведомляюсь я наконец.

— Но Нита обещала представить мне доказательства. Сегодня вечером. Трис, я хочу, чтобы ты пошла со мной, — добавляет он и берет меня за руку.

— А как к этому отнесется твоя Нита?

— Мне-то какое дело? — его пальцы сжимают мою ладонь. — Если ей требуется моя помощь, пусть она смирится с таким раскладом.

Смотрю на изношенные манжеты его серой рубашки и вытертые джинсы. Мне совсем не хочется встречаться с Нитой, ведь ее генетические повреждения сближают ее с Тобиасом. Но для него это важно, потом и мне самой надо понять, настолько ли серьезна вина Бюро.

— Хорошо, — ворчу я. — Только, по-моему, она заинтересована не в твоем генокоде, а в твоей персоне.

— Никто мне не нужен, кроме тебя.

Он гладит меня по голове и приникает к моим губам. Его слова и поцелуй успокаивают меня, конечно, но беспокойство полностью не исчезает.

25. Тобиас

После полуночи мы с Трис направляемся в холл Отеля. Нита ждет нас в атриуме, среди одомашненной экзотики, цветущих в горшках растений. Когда Нита замечает рядом со мной Трис, ее лицо вытягивается, будто она съела что-то кислое.

— Ты обещал молчать, — выпаливает она, вместо приветствия кивая на Трис. — Так-то ты ее защищаешь?

— Я передумал.

Трис сухо смеется.

— Вот, значит, как? Ловко, молодец.

Я удивлен. Значит, просьба Ниты являлась попыткой мной манипулировать. Это немного пугает. Вообще-то я могу легко догадаться о скрытых мотивах человека, но я слишком привык к своей потребности защитить Трис, особенно после того, как почти потерял ее. Поэтому, как только запахнет опасностью, я сразу теряю голову. Кто знает?..

— Глупости, — вздыхает Нита устало.

Она проводит рукой по лицу, чтобы откинуть волосы назад. Вряд ли мы поймали ее на месте преступления. Может, она и не лгала вовсе.

— Вас обоих арестуют, если выяснится, что узнали обо этом и не доложили, куда следует. Я думала, будет лучше уменьшить риск.

— Теперь уже поздно. Здесь Трис. В чем проблема?

— Ни в чем. Нечего мне ультиматумы предъявлять. Ладно, пошли, — морщится Нита.

Втроем мы шагаем по тихой Резиденции в лабораторию. Никто из нас не произносит ни слова, я слышу только скрип ботинок да редкие голоса, доносящиеся издалека. Чувствую, что мы делаем что-то запретное, тайное.

У двери в лабораторию Нита останавливается и сканирует свой значок. Мы переступаем порог, минуем комнаты генной терапии и продвигаемся в самое нутро Резиденции, где я еще никогда не бывал. Тут темно и безлюдно, из-под наших ног взлетают клубы пыли.

Нита толкает плечом очередную дверь, и мы оказываемся на каком-то складе. Вдоль стен выстроились унылые металлические ящики, на каждом наклеена бумажка с номером, написанным выцветшими чернилами. В центре комнаты — лабораторный стол с компьютером и микроскопом. За ним сидит молодой человек со светлыми волосами.

— Тобиас, Трис, познакомтесь — мой друг Реджи, — представляет Нита. — Он, кстати, «ГП».

— Приятно познакомиться, — улыбается Реджи.

Он пожимает руки Трис и мне, у него крепкая хватка.

— Давай сначала покажем им слайды, — произносит Нита.

Реджи дотрагивается до экрана компьютера и манит нас к себе.

— Не бойтесь, он вас не укусит.

Мы с Трис переглядываемся и встаем за его спиной. На мониторе появляются фотографии. Они — черно-белые, картинки искажены и размыты. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что они представляют собой запечатленные моменты человеческого горя: истощенные, измученные дети, канавы с трупами, горящие дома. Снимки сменяются очень быстро, как страницы книги, перелистываемые ветром. Меня охватывает ужас, и я отворачиваюсь. Мою душу переполняет скорбь.