Через вселенную - Рэвис Бет. Страница 67

Я снова поворачиваю тумблер.

Криораствор льется быстрее, поднимается выше рта, и вот Орион уже захлебывается. Лицо скрылось под водой, щеки надулись, налитые кровью глаза вылезают из орбит. Одна рука упирается в окно, и я замечаю на большом пальце неровный шрам — единственное, чем его отпечаток отличается от моего.

— Заморозь его, а то умрет, — говорит Док. — Хотя он все равно может умереть, — он пожимает плечами. — Ты его не подготовил к заморозке.

Я смотрю в глаза Ориону и вижу в них себя.

Вжимаю кулак в большую квадратную красную кнопку.

Из цилиндра вырывается струя белого пара.

Лицо Ориона с выпученными глазами прижато к стеклу.

Но он нас уже не видит.

75

Старший все смотрит в оледеневшее лицо Ориона. Я обнимаю Старшего сзади и пытаюсь оттащить, но он не поддается, так что я просто крепко сжимаю его в объятьях.

— Все, — говорит доктор. — С этого момента, если только не разморозишь его, ты — Старейшина.

Я чувствую, как Старший весь напрягается.

— Пусть его судят люди, которых он пытался убить, когда долетят, — качает он головой.

Я думаю о своем отце, о том, каким судьей он будет этому человеку, и мне ничуть его не жалко.

— Как я буду управлять кораблем, полным людей? — прерывающимся голосом спрашивает Старший. — Когда фидус выветрится, они поймут, что им лгали. Они будут в ярости. Возненавидят и Старейшину, и меня.

— Они тебя не возненавидят, — шепчу я ему в затылок. — Они будут упиваться гневом — первым своим чувством. А потом поймут, что есть и другие чувства, и обрадуются им.

— Ты будешь со мной? — шепчет Старший. Его дыхание туманит стекло, скрывая лицо Ориона.

— Всегда.

Старший нажимает кнопку за ухом и делает объявление всем жителям корабля, как Старейшина в тот раз, когда сказал всем меня избегать. Его первое объявление звучит незатейливо. Простым языком, как если бы говорил с ребенком, он объясняет, что все находились под действием наркотика, а теперь начнут постепенно обретать эмоции. Старший призывает всех сохранять спокойствие, когда они впервые в жизни начнут чувствовать, особенно это касается беременных женщин.

Док упрашивает меня отдать ему провода от насоса.

— Нужно, по крайней мере, добавлять гормоны, — настаивает он, — чтобы они не спаривались с родственниками.

— Большинство людей и так будут против кровосмешения, — сухо возражаю я. — Когда наркотик выветрится, мы просто объясним им, что это такое, и предупредим, что перед контактом надо сделать анализ крови. У вас же есть сканеры, которые читают ДНК. Можно снова начать вести генеалогию.

Я отдаю провода Старшему.

Док поворачивается к нему. Старший холодно отвечает на его взгляд.

— Больше никаких лекарств.

Разговор окончен.

Потом, когда люди в толстых перчатках унесли отравленный труп Старейшины и выбросили его в космос вслед за Харли, когда Док положил Ориона в свободную криокамеру, когда мы вернулись в мою комнату, где с картины на нас глядит Харли, Старший делает второе объявление. Как и последнее объявление Старейшины, это просьба всем подняться на уровень хранителей.

Перед тем, как идти туда, мы обсуждаем правду.

— Это она убила Харли, — говорю я. — Правда. Когда он услышал, что мы никогда не выберемся с корабля… — слова застревают в горле.

— Он не смог жить с этой правдой, — заканчивает за меня Старший.

— Нужно было догадаться, что замороженных убивает не Старейшина. Очевидно было, что ты начнешь докапываться до истины, а ведь он хотел скрыть ее от тебя и от всех остальных.

Старший опускает глаза на свои руки, потом смотрит на портрет Харли.

— Мне кажется, нельзя рассказывать им правду, точнее, всю правду.

Я хочу возразить, но Старший меня перебивает.

— Я боюсь, что правда убьет их всех, как убила Харли. Это серьезная правда, трудная правда. Нельзя просто обрушить ее на них. Люди должны сами до нее дойти.

Старший поднимается на уровень хранителей один. Он встанет на возвышение и расскажет людям, которые впервые в жизни начинают чувствовать, часть правды, но не всю.

Он скажет, что теперь он — Старейшина. Что прежний Старейшина мертв.

Расскажет о фидусе, о гормонах в воде, о том, что Сезон создавали искусственно.

Они будут злиться, они будут в ярости, но потом поймут, что чувствуют, и поймут, что Старший поступил правильно.

Он расскажет им о двигателе, но не станет говорить, насколько мы отстаем от графика. Всем, кто хоть немного интересуется науками, механикой, техникой, будет предложено пойти с механиками посмотреть на двигатель и попытаться помочь ученым решить проблему.

Старший не расскажет им об Орионе и о замороженных.

Но и скрывать все это он тоже не будет. Пока он открывает им всю правду, которую сейчас можно открыть, я записываю все, что знаю, на листках из блокнота, который мои родители взяли с собой с Земли. Я сложу их пополам и оставлю в Регистратеке. Пусть их найдет тот, кто ищет.

Многие не станут искать. Им не захочется знать, они не будут доискиваться истины. Другие будут — но не поверят ей. Но некоторым она будет нужна, как воздух, и они отыщут ее и примут такой, как она есть.

Потом мы со Старшим будем работать в Регистратеке. Я перепишу, сколько смогу, ложную историю. Вся информация о прошлом Земли станет доступна жителям корабля. А люди Старшего начнут записывать историю, как было раньше, чтобы люди знали, что они — не просто забытые тени с корабля, плывущего в пустоте.

А теперь я открываю свой синий блокнот, в котором осталось несколько чистых листов. Подношу ручку к первой странице и медленно вывожу первые слова.

Мои любимые мама и папа!..

76

В первую ночь после того, как Старейшина умер, а Орион стал куском льда, я думал о том, что у нас с ними общая ДНК и все же я совсем другой человек. Правда о корабле сломала их обоих, но по-разному, превратив одного — в диктатора, а другого — в психопата.

Нас трое, и мы — одно. Мы делим знания, генетический материал и правду. Но один укрыл ее под слоем лжи и контроля, другой попытался бороться с ней хаосом и убийствами, а я… ну, я пока еще не достиг ее дна. И не знаю, что с ней делать.

Солгал ли я своему народу, не рассказав об Орионе?

Правильно ли было открывать им путь к правде, которая может убить их, как убила Харли?

Какое право я имею распоряжаться правдой, если самое большое счастье для меня — то, что Орион никогда не сможет рассказать правду Эми?

И вообще, так ли я отличаюсь от Старейшины и Ориона, если позволю ей верить в ложь?

Прошлое

Старший

Вот что произошло.

Вот — правда.

Я смотрел на нее сквозь лед и стеклянный ящик. И она была другая. Совсем другая. Мне никогда не увидеть закат на Сол-Земле, но вот он, передо мной — ее волосы, плывущие во льду. Кожа белая, словно овечья шерсть. Она — моя ровесница.

Она никогда не поймет.

Потом я снова спустился туда, смотрел и мечтал. Думал, сколько всего она смогла бы рассказать мне о Сол-Земле. О том, что она — единственная из всех на этом проклятом корабле — она была бы моего возраста, когда начнется Сезон.

Я больше не был бы один.

А потом я услышал его. Тихий шепот у меня в голове, едва слышный голос, на который я почти — не обратил внимания.

Он задал вопрос. И вопрос этот был: