Я чувствую тебя - Као Ирэне. Страница 42

Его голос вздрагивает, и Леонардо останавливается на мгновение, чтобы сглотнуть. Чувствую, как моя враждебность разрушается под ударами его слов, его боль уменьшает мою ярость.

– В госпитале ей диагностировали биполярный синдром [78] и посоветовали обратиться в специализированную клинику. Я хотел вернуть ее домой: она ведь была моей женой, я любил ее больше жизни и готов был ухаживать за ней. Но мне сказали, что, если она останется со мной, это только ухудшит ее состояние. Наши родственники предложили приютить ее и посоветовали мне уехать, для моей же пользы. Я был истощен, почти на грани срыва. Даже врач, который наблюдал за ней, посоветовал мне сменить обстановку.

В конце концов я смирился с ситуацией и оставил Сицилию. Это было трагичное, но единственно возможное решение на тот момент. Мне еще не было тридцати, а я уже чувствовал себя конченым человеком. Не прерывая контакта с Лукрецией, я начал путешествовать, работая на кухнях по всему миру, словно одержимый, до тех пор, пока не остановился здесь, в Риме, где мне удалось открыть свой первый ресторан.

Я так много страдал, я думал, что умру, но вместо этого, к своему удивлению, начал постепенно возвращаться к жизни. Поначалу чувствовал себя виноватым, хотя не осознал этого до конца. Я думал, что не могу быть счастливым, и стремился только к чисто физическим удовольствиям. Это было единственное противоядие той боли, которую я носил в себе. И именно тогда начал искать удовольствие во всем. Это был инстинкт, который выражался таким образом. Секс, вино, еда – все то, что доставляло мне в какой-то степени удовольствие, стало моим лекарством. Не для излечения, а просто чтобы не умереть.

– Я никогда не прерывал связи с Лукрецией, но издалека. Все советовали мне начать жизнь заново и развестись, но я об этом даже не помышлял: я оставался верен ей и в глубине души знал, что ни в кого больше не влюблюсь. И я не хотел, чтобы другая женщина полюбила меня.

Через год Лукреции стало лучше, и ее выписали из клиники. Мне иногда разрешали навещать ее. Но она по-прежнему держала меня на расстоянии. Говорила, что любит меня, но не готова снова быть вместе. Она продолжала лечиться, и никто не мог сказать, выздоровеет ли она когда-нибудь. Иногда с ней случались приступы, но все реже. При любой удобной возможности я возвращался в Мессину, к ней. Мне не было дела до того, что говорили все вокруг: я не мог быть с ней, но и не желал быть ни с кем другим.

* * *

Леонардо делает паузу, отводит глаза от реки и ищет меня. В его глазах – темный отблеск. Он роется в своей душе, показывая мне, что же там на дне.

– Потом появилась ты. Я сразу же понял, что ты отличаешься от других. Такая хрупкая, что, казалось, сломаешься от моих ласк, и в то же время такая сильная: я видел твой страх много раз, но ты ни разу не сбежала. Поначалу ты была для меня просто вызовом, более интересной игрой, чем с другими, но которой однажды пришел бы конец, как обычно. Однако вместо этого… Ты помнишь тот день, в Вальдобьяддене?

Я киваю, не в силах произнести ни слова. Как я могла бы забыть его? Каждая секунда осталась в моей памяти. Предзимний сельский пейзаж, начавшийся ливень, мы укрылись тогда в ближайшем деревенском доме: нас приютили Себастьяно и Аделе – пожилая пара хозяев дома.

– Я понял все в тот день. Тому мужчине, Себастьяно, хватило одного взгляда, чтобы заметить то, чего я не желал видеть, – что я влюбился в тебя. Он сказал это с такой искренностью, естественно, не представляя, какую бурю его слова вызвали внутри меня. Я перешел границу, не мог больше контролировать игру и поэтому решил, что ее надо прекратить. Ты никогда не сможешь понять, чего мне стоило расстаться с тобой, но это было наиболее верное решение, на тот момент.

Пока Леонардо говорит, воспоминания из прошлого предстают в новом свете. Теперь я знаю: он оставил меня не потому, что устал от меня, а потому, что влюбился и тоже страдал.

– Но зачем ты вернулся, почему, если уже все решил? – спрашиваю его с яростью, в бессилии что-либо изменить.

Я могла бы по-прежнему наивно убеждать себя, что счастлива, если бы в тот проклятый день в ресторане он не вернулся снова в мою жизнь.

– Потому что это было сильнее меня. Когда я увидел тебя, меня на несколько секунд как будто парализовало, а потом я решил заключить пари с судьбой. Поместил в твою тарелку зернышки граната: если бы ты поняла их значение и пришла ко мне, это было бы знаком, в противном случае я позволил бы тебе уйти навсегда. А потом все так и случилось… Однако в глубине души я продолжал убеждать себя, что продолжается игра, что это было лишь небольшое увлечение. Внушал это себе, чтобы чувствовать себя в праве искать тебя снова и снова… Так продолжалось до последней ночи, когда я понял, что бессмысленно обманывать себя. И тебя.

Воспоминание о нашей последней встрече накрывает меня, как тень. Мы молчим, смущенные и виноватые, как двое выживших после катастрофы.

– Я сказал тебе правду, – говорит Леонардо, – я люблю тебя. И хотел, чтобы ты знала это, хотел попробовать прожить эту историю, начать все заново.

У него надломленный голос, он нервно проводит рукой по щекам и губам, будто хочет удержать в себе слова, которые не вправе высказать.

– Лукреция приехала в Рим вчера, сюрпризом. Говорит, что ее терапия подошла к решающему моменту, что она хочет попробовать снова жить вместе. Ты не можешь себе представить, как я желал услышать от нее эти слова еще совсем недавно. Но сейчас они оказали на меня эффект холодного душа. Но как я могу разочаровать ее, после всех этих лет? Я по-прежнему ее муж, и она нуждается во мне, я – единственная ее надежда на новую жизнь.

Я знаю, понимаю все. Ну или, по крайней мере, могу попытаться понять его. Но не могу не чувствовать себя как обреченная на смертную казнь.

– То есть это конец, – говорю, почти не разжимая губ.

Чувствую, как слеза стекает по щеке. Ну вот, я плачу, хотя и пообещала себе не делать этого. Я не могу требовать, чтобы Леонардо не сдержал свое обещание.

Он притягивает меня к себе и сжимает так крепко, что почти причиняет мне боль. Я прислоняюсь к нему, прижимаясь мокрым лицом к его льняной рубашке.

Именно сейчас, когда я знаю, что люблю его, а он меня, я понимаю, что он никогда не сможет стать моим. Никогда. Только недавним вечером, когда он был внутри меня, мне казалось, что все возможно. А теперь не осталось ничего, кроме этой абсолютной правды, которая все аннулировала и придавила нас, жестокая и окончательная, как приговор. Я не могу вынести этого, чувствую боль в костях и мышцах. Каждый сантиметр кожи наполнен болью. Сердце стучит неровно и, боюсь, может перестать биться с минуты на минуту.

Я отрываюсь от его тела и осознаю, что это последний раз, когда мы соприкасаемся. С этого момента больше никаких контактов, я никогда больше не почувствую сладкое счастье прижиматься к его груди, наслаждаясь его запахом. С этих пор я должна привыкнуть жить без него.

Я смотрю на Леонардо и теперь понимаю, насколько он уязвим. Хотя у него прямая спина, сухие глаза и сжатые челюсти, я знаю, что он страдает. Этот измученный мужчина принял свое решение. И какие бы оправдания я ни находила, факт остается фактом: он выбрал не меня.

– Мне очень-очень жаль, Элена.

– Нет, не говори так, – опускаю взгляд, – больше ничего не говори.

Все случилось настолько быстро, что мои чувства перемешались и наплыли друг на друга. Всего три дня назад это я была той, что оставляет, а теперь оставляют меня – жестокий закон возмездия. И я переживаю сейчас ад лишения надежды.

На меня вдруг находит усталость, приходящая издалека, она настолько сильна, что я закрываю глаза. Покачиваюсь, думая, что сейчас упаду в обморок, от жары, боли, нехватки кислорода и сна. Но я не хочу падать. Набираюсь сил, чтобы устоять на ногах, и поворачиваюсь к нему спиной. В этот момент я словно даже забыла, как ходят: делаю шаг, потом другой, потом еще один…

вернуться

78

Другое (классическое) название этого психического расстройства – маниакально-депрессивный психоз. – Прим. ред.