Советник царя (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич. Страница 4

Усевшись в кабинете, я начал допрос тиуна:

-Ну, теперь давай рассказывай, как вы там живете, мне в этом году совсем недосуг к вам ездить.

-Так Сергий Аникитович, вашими заботами у нас благодать. Таперича, как стрельцы стоят, тихо вокруг стало. Перед тем, как им придти, появлялись у нас разные лихие люди. А как развесили троих таких образин по березам, так никого не видно и не слышно. Вот только Сергий Аникитович, опять все та же история начинается. Лето то к концу идет. Наслышаны в округе про твои успехи, и на Юрьев день народу к тебе опять собирается придти не меряно.

-Ефимка ты мне такие слова не меряно, много, забудь, ты же главный человек там, должен знать, сколько человек перейти хочет, какие ремесла знают, куда посадишь на землю. Чтобы осенью, когда оброк будешь доставлять, все в цифрах подробно было мне записано.

Ефимка посмотрел на меня глазами загнанного оленя:

-Так, это, боярин я же ни счета и ни письма не разумею.

-Ефимка, а меня это не волнует нисколько, крутись, вертись, найди человека или сам выучись, видел, как Кузьма слова на стенке пишет, а чтобы мне этой осенью весь расклад до единого человека был. Так чтобы я потом в поместном приказе на равных с дьяками разговаривал, и они мне своими бумажками в нос не тыкали, все понял?

-Все Сергей Аникитович, все. Да еще хотел сказать, когда купец то Пузовиков за стеклом приезжал, так он, когда крустал увидел, горькими слезьми плакал, все переживал, что такой товар Иоанн Васильевич в казну забрал.

-Ну, а Пузовиков, то все забрал, что обещал?

-Забрал, да еще говорил, что мало, все спрашивал, когда вторую печь ставить будем?

-Лужин, слушай, перестань дураком прикидываться, если мысли есть хорошие говори, не бойся.

-Так вот Сергий Аникитович, говорили мы тут с Дельторовым, надо нам дело то шире ставить, подмастерья уже сами в мастера рвутся, рабочие руки есть. Мы так прикинули, что еще лет двадцать нам и леса на уголь не надо ни у кого покупать, пока свой есть. А что уж дальше будет, один бог ведает.

-Вот видишь, Ефим дело хорошее предлагаешь, а ни читать ты, ни считать не умеешь. Так, что давай ищи себе помощника грамотного, и потом, когда все расходы посчитаете, мне отправьте. Если понравится, то можете и стройку начинать.

Утром я собирался уже уезжать в Кремль, когда ко мне подошел задумчивый Кузьма:

-Сергий Аникитович, вот со вчерашнего вечера, как ты это слово сказал - температура, я думать начал, ведь каждый металл или другое что при разных температурах плавится или вот вода замерзает, когда холодно, а как бы это измерить, чтобы не на глаз получалось.

-Кузьма, мне сейчас недосуг с тобой эти дела обсуждать, не до этого мне. Ты вот сам попробуй подумать, как это можно сделать. А вот вечером я приеду, тогда и расскажешь, чего надумал, а потом уже решим, как и что, дело то нужное для нас.

Когда я приехал в Кремль меня срочно вызвали к царю. Иоанн Васильевич нервничал, это было видно невооруженным глазом.

-Сергий Аникитович, митрополит Антоний занемог. Лежит в покоях своих, и не встает, второй день, я сам только что об этом узнал. Слушай Щепотнев, ты свой язык на замке держишь, это хорошо, так вот я с Антонием часто ссорился, много он крови у меня попил, но не время сейчас митрополита менять. Так что езжай к нему и ежели можешь что-то сделать, то делай. А уж если встанет Антоний на ноги, сам знаешь, я в долгу не останусь, мое слово крепкое.

В ответ я только поклонился и, пообещав сделать все, что смогу вышел из царских палат.

У резиденции митрополита, стояли монахи, увидев меня, они без слов расступились, и пропустили в двери.

Когда я зашел в темную палату, где лежал Антоний, там почти ничего не было видно. Я попросил сопровождающих зажечь свечи. На кровати полусидел митрополит. Его лицо и глаза были желтоватого цвета. А сам он казался осунувшимся и похудевшим.

_Гепатит? - была первая мысль.

Я поклонился митрополиту, тот был в ясном сознании и также приветствовал меня.

-Вот уж не думал, что меня ты греховодник лечить будешь,- слабо улыбнулся он.

Усевшись рядом с больным, я неспешно начал расспрос и, похоже, гепатитом здесь не пахло, зато при пальпации живота в проекции желчного пузыря было явное раздражение брюшины.

_Плохи дела, - думалось мне, интоксикация, пожилой возраст, капельниц у меня нет, эфирный наркоз, все одно к одному, умрет на операционном столе, скорее всего.

Антоний проницательным взором, как будто читал все сомнения написанные у меня на лице:

-Давай рассказывай Сергий, что ты у меня наглядел?

-Владыко, плохие дела у тебя. Есть под печенью желчный пузырь, так вот полон он камней, и один камень выход из пузыря закрыл, если этот пузырь не снять, то он лопнет и вскоре умереть придется.

Митрополит пожевал пересохшими губами и произнес:

-Ну, а ты раб божий, что можешь предложить?

-Владыко, могу я предложить, снять этот пузырь, только болезнь ослабила тебя и от дурман-водки моей можешь ты не проснуться.

Антоний поднял глаза на окружающих:

-Все слышали, что Щепотнев говорил? Так вот думаю я, что лучше от дурман-водки не проснусь, а если Господь бог решит, что жить мне еще нужно, то жив буду. Давай лекарь делай свое дело.

Через три часа, митрополит уже раздетый лежал привязанный к операционному столу у меня в больничке. Все подворье было заполнено монахами, которые молились и крестились за здравие Антония. А отец Варфоломей уже служил внеочередную службу в забитой до отказа домовой церкви.

Ну, вот пришел час первого настоящего испытания для меня и моих помощников. Сегодня их у меня было пять человек, стоявших в холщовых балахонах, и масках. По моей команде одни из них начал давать наркоз. Второй лекарь стоял рядом с подобием мешка Амбу, сделанного из тонких рыбьих шкур. Третий контролировал пульс и частоту дыхания, а четвертый и пятый ассистировали мне. Операционное поле было уже отграничено и обработано йодом.

Я мысленно перекрестился и начал разрез, выдрессировал я своих помощников хорошо, не успел я протянуть руку, как в ней уже был иглодержатель с иглой и ниткой. Быстро перевязав сосуды и просушив рану, я открыл брюшную полость и вручил расширители одному из ассистентов.

Дальше я все делал, как на автомате - выделение пузырного протока, его перевязка, перевязка пузырной артерии, и только коротко прошипел сквозь зубы, когда мне дали в руку иглодержатель с шелком,

- Вашу мать, с кетгутом дай.

Затем осторожно выделил сам пузырь из серозной оболочки, выложил его на приготовленную плошку. Когда я начал гемостаз оставшейся полости мне сообщили испуганным голосом

-Сергий Аникитович митрополит дышать перестает.

Я похолодел.

-Давайте быстро, как я учил, маску на лицо и дышать! - Дрожащими руками мой ученик начал качать мешок.

-Какой пульс,- крикнул я.

-Пока один раз на счет сто один-сто два.

Так наркоз у нас прекращен, дыхание пока искусственное, я ушиваю операционную рану, оставляю стерильные холщовые тампоны, увы, резиновых дренажей пока нет.

А теперь дышать и дышать, увы, никаких стимуляторов дыхательной и сердечной деятельности у меня нет. Вдруг мне показалось, что впалая грудь митрополита слегка поднялась не во время сжатия мешка.

-Георгий погоди не качай!

И на наших глазах Антоний вздохнул сам, затем еще раз, я проверил пульс, который был по моим прикидкам уже шестьдесят в одну минуту.

Постепенно больной порозовел, видимо артериальное давление немного поднялось. И, похоже, наркоз перешел уже в постнаркозный сон.

Я, в насквозь мокром халате, взял плошку с пузырем и разрезал его скальпелем и вылил содержимое в баночку. Развернув пузырь, я увидел большой пролежень во входе в пузырный проток, да, еще немного и перитонит старику был бы обеспечен. Мои же ученики с удивлением впервые в жизни смотрели на желчные камни.

Когда я вышел из операционной, на меня уставились колючие взгляды нескольких сановитых монахов.