Поруганные (СИ) - "Solveig Ericson". Страница 20

- Это я прошу тебя, проявить уважение к остаткам моей человечности.

В ответ он возмущенно засопел мне в затылок.

- Ликос? – позвал я.

- Да..? – выдох и жар коснулся кожи головы.

- Как ты меня нашел?

- Повезло. Та тварь, что укусила тебя, хорошо замела следы. Вампир тащил тебя через болота и открытую воду… я почти потерял твой запах. Шел наугад, а потом уловил твой след.

- Зачем ты меня искал?

Ответить Ликосу помешала новая судорога. Их было еще три и во время третьей, суставы запястий и лодыжек вывернуло с громким влажным звуком. Я потерял сознание.

Соленый и горячий металл заскользил по языку и скатился в горло. Я сглотнул. Мозг взорвался криком. ЕЩЕ!

Я попытался дотянуться до залога своего спасения, но не смог. Тело не слушалось.

Меня стало трясти.

Твердая рука приподняла меня, и я почувствовал прикосновение к губам рифленого металла. Холодный и слегка сладковатый запах крови ударил в нос. Я открыл широко рот и стал поспешно глотать соленую жидкость. Мой рот, пищевод, а за ними и желудок стали гореть, но эта была не боль, а облегчение.

- Еще! – застонал я, когда поток крови в мой рот прекратился.

- Нельзя, - услышал я голос Ликоса, - для первого раза достаточно, я и так переборщил.

- Еще! – захныкал я умоляюще.

Но в этот момент мне пришлось узнать, что такое болезненная регенерация.

Я орал и выгибался дугой, пока мой организм восстанавливал искалеченное тело. Ликос взял мою руку, и сжал ладонь на своем запястье, и я вонзил в него когти. По моим пальцам заструилась горячая кровь.

Когда боль прекратилась, меня охватила эйфория. Я катался по земле, тянулся всем телом, как большая кошка. Кожу стянуло и покрыло мурашками от сильного возбуждения, по позвоночнику разлилась истома, из-за которой хотелось потереться об кого-нибудь. Я хохотал как умалишенный и втирал в кожу что-то несуществующее, но от собственных прикосновений я млел и терялся в удовольствие.

- Эй! – возмутился я, когда оказался метрах в двух над землей.

- Хватит мне тут представление устраивать, - Ликос взвалил меня на плечо, - пошли мыться, а то от тебя воняет.

- От меня?! – я снова зашелся в приступе идиотского хохота. – Прости, но я был уверен, что это от тебя! И заметь, я тактично молчааааа!!!...

Смех резко оборвался, потому что мою обдолбанную кровью тушку бесцеремонно швырнули в воду.

- Твою мать! – взревел я, выныривая. – Совсем охренел?!

Ответа не последовало, я услышал только всплеск воды. У меня дернулись уши, как у какой-то зверушки, и тело напряглось, почувствовав под водой вибрацию и приближение постороннего существа.

- Ликос? – позвал я настороженно. Будь проклята моя слепота!

Волколак поднялся из воды прямо перед моим носом… И я увидел его.

- Господииитыжбожежмооой! – протянул я пораженно и нечленораздельно.

- Что?

- Я тебя вижу! – прошептал я. А вдруг от резких, громких звуков видение пропадет?

Передо мной стоял по пояс в воде сгусток света. И выглядел этот сгусток иначе, нежели Оно. Кожа Ликоса излучала неравномерное оранжево-алое сияние, которое было приглушенней по сравнению со слепящим светом, посетившим меня в «вакууме». Сосуды разветвлялись изогнутой «стеклянной сетью», наполненной бордово-красным неоном. Самой яркой точкой было сердце. Оно вспыхивало маленьким взрывом с каждым ударом, заставляя вспыхивать и «сеть». Я вытянул руку, и сжал кисть в кулак: сердце волколака оказалось больше. Мое тело было тьмой, тенью, без проблеска света…Разжав пальцы, я накрыл горячую грудь над сердцем Ликоса своей черной ладонью. Обжигающая упругая кожа, выпуклая грудная мышца… Я вздохнул и улыбнулся будоражащим ощущениям.

Моя кожа пропустила часть света по краям, обрисовав контур раскрытой кисти, а потом и кости просветились тонкими узловатыми трубками. Я отнял ладонь от Ликоса, и выставил её во тьму. Рука светилась какое-то время, но потом быстро потускнела и погасла совсем.

Я взглянул в лицо волколака. Он не мешал моим экспериментам, ожидая, когда я наиграюсь.

- Это инфракрасное излучение, да? – спросил я.

- Да, - шевельнулись губы, горящие кровью, а затем растянулись в улыбке, оголив ряд светящихся зубов.

Я хохотнул. Его лицо было и забавным и устрашающим одновременно. Волосы, брови и ресницы были полупрозрачными нитями, глаза – красно-оранжевыми прожекторами, а под кожей паутина света.

- А почему я не свечусь? – я надул губы и даже хныкнул. Обида в тот момент была какой-то детской, с подходящей характеристикой «до соплей зеленых».

- Потому что твое тело не выделяет тепла.

- Но я же чувствую жар внутри и прохладу воды ощутил, когда ты меня в неё бросил.

- В твоем организме происходят реакции, которые не позволяют теплу выходить вовне, накапливая его в мышцах… твоя кожа холодная. Когда ты проголодаешься, то даже арктические воды тебе покажутся парным молоком.

- Интересно.., - я снова положил ладонь ему на грудь, а потом стянул с себя майку, взял его руку и приложил уже к своей груди. Мы так и стояли до тех пор, пока моя кожа не нагрелась и не загорелась огнем тлеющих углей, высветив узоры вен. Тогда я взял вторую его руку и приложил к другой стороне своей груди.

- Я хочу весь светиться, - сказал я, и поднял на волколака умоляющий взгляд.

«Взрывы» в его груди участились, и дыхание слегка сбилось.

- Ты не понимаешь, о чем просишь, - Ликос положил одну горячую ладонь мне на поясницу, а второй погладил лицо. Я зажмурился от яркого света возле глаз. – Завтра опьянение от первого насыщения пройдет, и ты можешь пожалеть о том, что сейчас произойдет.

- Мне плевать, что будет завтра! Заставь мое тело светиться сейчас! – потребовал я, прислоняясь к нему грудью. Я с упоением ощутил бешеный стук его сердца.

- Смотри, запоздалые сожаления я не приму, - хмыкнул Ликос уже возле моих губ.

Я сам уничтожил расстояние между нами, приникнув к его губам своими. Моя кожа таяла везде, где волколак прикасался ко мне, и я, в нетерпении, забрался на него, скрестив ноги за спиной. Широкие ладони подхватили меня под ягодицы и моя персональная грелка вынесла меня на берег.

Ликос заставил мое тело гореть… Да что уж там, некоторые части этого самого тела светились так, что глаза слепило. Этой ночью я больше не смеялся, а только стонал и мычал что-то нечленораздельное.