Особо одарённая особа. Дилогия. - Вересень Мария. Страница 180

Лейя, выхватив тетрадь, заметалась по светелке в поисках пера:

— Повтори еще раз! Я потом в кабаке кого-нибудь так обложу! Умрут от зависти!

Я обиделась на подруг, выскочила во двор и, прижав к стене всю теплую компанию, от Сиятельного до Зори, несмотря на их протесты, исполнила всю песню от начала до конца.

— Разве я плохо пою? — спросила я.

— Так это была песня! — фыркнул Велий. — Надеюсь, о любви?

А Волк, многозначительно потерев морду, сказал:

— Да, не хотел бы я жить в той сказочной и интересной стране, где даже о любви могут петь исключительно матом.

— Нет, правда, на каком языке? — поинтересовался Сиятельный.

— Издеваетесь, да? — догадалась Я. — Я кроме общепринятого никакого не знаю! — Я решила пойти и спеть эту песню жениху с невестой, но Аэрон крикнул мне вслед:

— Ластолайка!

— С чего это я остроухая?! Сам ты редкозубый!

Дружки захохотали, а Велий с ехидцей поинтересовался:

— Ты хоть понимаешь, что на эльфийском собачишься?

— Ага! Ты еще скажи, что я на моранском стишата слагаю! — вконец обиделась я и, махнув рукой, гордо поплыла к народу.

К Белым Столбам мы подъезжали измотанные дорогой. Я шепталась с овечкой:

— Слушай, это правда, что я из-за родства с Горгонией могу любой язык понимать?

— Вполне вероятное явление, — ответила та. — Раз в тебе ее кровь, значит, и талант.

— И теперь я могу подземные тоннели, как Индрик, рыть? А по весне на коровок брошусь?

— Ты, главное, голой, как Березина, не ходи, — хмыкнула ехидина, — а то и так говорят, что ты по пояс деревянная.

— Кто говорит? — взвилась я. — А ну-ка Зорян, наподдай! Щас мы одному магу из языка бантики завязывать будем!

Когда добрались до Белых Столбов, Велий облегченно вздохнул:

— Еще одна неделя, и нас снова бы в розыск объявили. А так недалеко совсем.

— Ну что, — поигрывая фамильным медальоном, спросил Аэрон, — наведаемся к местным князьям в гости?

Других документов, удостоверяющих его лордство, кроме наглости на лице, Аэрон не имел, впрочем, особо и не забивал себе этим голову.

— Нет уж, — решительно заявила я, вспомнив о Прыще. — Что нам, постоялых дворов не хватает? Все-таки перекресток двух трактов.

— Та-ак. — Аэрон посмотрел вокруг. — Где тут самый дорогой, шикарный постоялый двор?

— Ну все! Понесло лорденка! — вздохнула Алия.

— Доверь такому наследство — за год промотает, — добавила овечка.

А я фыркнула:

— Это сейчас он такой щедрый, а дома — жмот и скупердяй!

— Давайте поносите меня, благодетеля, захребетники! — Аэрон одернул на себе куртку и, ведомый вампирьим чутьем, барином двинулся по центральной улице Белых Столбов. Три тройки, звеня колокольчиками, вынуждены были плестись за ним, приноравливаясь к его шагу. Воспользовавшись этим, Велий ухватил меня под ручку, и мы пошли по хрусткому снегу.

— Одного не пойму, — сказал Велий, — как вы меня надули с этой чертовой клепсидрой? Ведь от нее веяло магией! Да еще какой!

— И охота тебе в этом копаться.

— Ну а все-таки?

— Воду мы освятили в Храме Хорса и смешали ее с тремя каплями крови: моей, овечкиной и Анжело.

— Хм-м, — задумчиво протянул Велий. — Вот уж не думал, что это такая гремучая смесь.

А я, заговорив про кровь, вдруг вспомнила фон Птица и задумалась совсем о другом.

— Этот твой фон Птиц такой, оказывается, кровожадный старикашка! Как ты думаешь, он моего папаню еще раз убить не попытается? А то Ландольф грозился перебраться поближе к столице…

— За Ландольфа не беспокойся, он на свете не первый год живет.

— А за тебя, — я повисла на руке Велия, — за тебя мне надо беспокоиться? Они вас обоих хотели бритвой по горлу чик — и в колодец!

Велий захохотал слишком, на мой взгляд, беспечно для такого серьезного вопроса, я попыталась ударить его кулаком в ребра, но в шубе он был просто неуязвим и еще повозюкал меня в сугробе, как маленькую шавку. Я даже обиделась, пригрозив, что, если на него нападут разбойники, нанятые Конклавом, я за него заступаться не стану.

— За меня уже дядьки твои заступились, — сказал Велий, скатывая снег в тугой комок.

— Зачем это? — вякнула я.

— Чтоб ты без жениха не осталась, — ответил Велий.

— Я про снежок, дурачина. — Я стала пятиться, раздумывая, стоит ли морозить пальчики, отстреливаясь, или лучше сразу дать деру. Хотя, может, заклинанием шарахнуть?

Аэрон, нарисовавшийся на пороге шикарной гостиницы, окинул помещение и хозяев надменным лордским взглядом, но едва он открыл рот, как снежный заряд впечатался ему в затылок и вампир рухнул на руки хозяев. В это время Алия и Лейя, забытые нами во время прогулки, с криком:

— Бей магов! — набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.

— Ты это… того… не шали… — неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.

— Чего там? — высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:

— Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.

— А это не опасно? — сделала круглые глаза служанка.

— Не-э, — лениво отмахнулся лакей, — вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.

Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:

— Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!

Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.

Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы — Златоград и Северск, — я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.

— Вот, — я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, — посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.

— Пойдемте уже коней смотреть, — бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.

— Не-э, лошадки много ржут и какают, — возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.

Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:

— А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.

Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.

— Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, — вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: — Люблю резвую пищу.