Состоятельная женщина. Книга 2 - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 11
– Отец прочел молитву, и теперь, преломив хлеб, мы можем поесть, – опять пояснил ей Дэвид. Глава семьи преломил хлеб и пустил его по кругу, а Джанесса поставила на стол дымящиеся чашки с супом, пахнувшим необычайно вкусно. И трапеза началась.
Пока все ужинали, Эмма прониклась гармонией и безмерной любовью, царившей в этой семье. Девушка отдыхала душой, ведь вся обстановка была такой теплой и благожелательной, и Эмма чувствовала себя так свободно и была окружена такой заботой и добрым вниманием, что ее переполнила благодарность и горло перехватило от нахлынувших чувств. Одна мысль не давала ей покоя: „Почему же евреев ненавидят? Ведь они такие чуткие и кроткие люди, и добрые, и деликатные. Это неслыханно, как к ним относятся!” И эти чувства Эмме Харт предстояло пронести через всю жизнь, стойко защищая своих друзей-евреев, то и дело возмущаясь и скорбя от крайних проявлений неприкрытого расизма, как язва, поразившего Лидс на долгие годы.
Жареная курица, как и суп, была безупречно приготовлена и изумительно вкусна. И Эмма впервые с тех пор, как уехала из Фарли, почувствовала, что наелась и даже переела. Девушка вдруг поняла, что ела очень мало всю эту неделю, что жила в Лидсе. Она решила исправить это, поскольку понимала, что должна поддерживать свои силы.
За столом много говорили о самых разнообразных вещах, пленивших Эмму. Больше всего рассказывали говорливый Дэвид и его чуть менее словоохотливый отец. Изредка Джанесса тихо роняла несколько слов и кивала Эмме в знак согласия или отрицательно качала головой и все время мягко улыбалась, радуясь тому, что рядом с ней, дома, все любимые ею люди, наслаждаясь той ощутимой любовью, что разлилась вокруг нее, и праздничным настроением семейного ужина. Виктор едва вымолвил и слово, но он иногда улыбался Эмме, и его карие глаза глядели ласково, дружелюбно и застенчиво.
Чуть позже, подавая на стол медовые лепешки и чай, Джанесса обратилась к Эмме, подмигивая своими синими глазами:
– Надеюсь, вам понравилась наша еврейская еда, ведь правда, Эмма Харт?
В глазах Эммы тоже так и плясали огоньки.
– Да-да, очень, миссис Каллински. Было очень вкусно. И, пожалуйста, зовите меня просто Эммой.
Все согласно кивнули и улыбнулись ей в ответ.
– Почтем за честь, – сказал Абрахам, как всегда, степенно и учтиво.
Когда они пили чай, Дэвид краем глаза наблюдал за Эммой, сидевшей рядом с ним. Как и все остальные, он заметил благородную осанку и хорошие манеры Эммы, а также и то, что ее платье, хоть и хлопчатобумажное, было прекрасно сшито. Юноша сгорал от любопытства. Наконец он спросил:
– Я не хочу показаться излишне любопытным или невоспитанным, но скажите, что же вы все-таки делали сегодня днем на Норт-стрит? Слава богу, что вы там оказались. Но все же это не самый подходящий район для прогулок.
В ответ на проницательный взгляд Дэвида Эмма одарила его светом своих сверкающих глаз.
– Я искала работу, – негромко сказала она. Воцарилась полнейшая тишина, и четыре пары глаз уставились на Эмму. Молчание нарушила Джанесса:
– Такая девушка, как вы?! Искала работу в том ужасном районе! – Она задохнулась, как громом пораженная.
– Да, – тихо подтвердила Эмма. Поскольку все они в изумлении не сводили с нее глаз, она сочла необходимым объясниться и принялась рассказывать ту же самую историю, что выдумала для Рози и повторила госпоже Дэниел. Эмма завершила свой рассказ словами: – И за прошедшую неделю я побывала во всех галантерейных магазинах Лидса. Я искала место продавщицы, но безуспешно. И потому сегодня я решила попытать счастья на Норт-стрит в швейных мастерских. Но и там я ничего не нашла. Я как раз вышла от Коэна и направлялась домой, когда увидела, что мальчишки нападают на мистера Каллински.
Три пары глаз семьи Каллински тотчас оторвались от Эммы и воззрились на Абрахама, и снова именно Джанесса сказала:
– Абрахам! Абрахам! Ты должен что-нибудь сделать для Эммы.
– Конечно, должен и сделаю, – ответил тот, широко улыбаясь Эмме, сидящей рядом с ним. Он похлопал ее по руке: – Вам не нужно больше утруждать себя поиском работы. Приходите в понедельник утром, ровно в восемь часов, в мою швейную мастерскую, и я дам вам работу, Эмма. Уверен, мы сможем подыскать что-нибудь подходящее. – Он взглянул на Дэвида. – Разве ты не согласен, сын?
– Согласен, отец. Для начала Эмма может поработать метальщицей петель. Это не так уж трудно, – ответил тот.
Эмма так удивилась, что почти лишилась дара речи, но быстро обрела его вновь:
– Ах, благодарю вас, мистер Каллински! Это было бы чудесно! – Она внимательно на него посмотрела. – Я быстро научусь и буду усердно работать. – Девушка помедлила и покачала головой. – Я и не знала, что у вас есть швейная мастерская.
Абрахам хохотнул:
– Откуда ж вы могли узнать? Как бы то ни было, а она стоит на улице Рокингем, около Кэмп-роуд. Дэвид напишет вам точный адрес. Это не очень большая мастерская. У нас работает около двадцати человек. Но мы неплохо преуспеваем, раскраивая.
– Что значит „раскраивая”? – спросила Эмма, сбитая с толку этим выражением и, как всегда, стремясь выяснить все непонятное.
Абрахам добродушно улыбнулся:
– Ну да, конечно, вам незнакомо это слово, поскольку вы не знаете портняжного ремесла. Это означает, что мы, как и большинство еврейских швейных мастерских в Лидсе, выполняем работу для крупных торговцев мужской одеждой, таких как Бэрран и другие. Мы сторонние подрядчики.
– Понятно, – откликнулась Эмма. – Вы шьете костюмы для крупных торговцев, а они уже продают их. Я правильно поняла?
– Не совсем, но пусть объяснит Дэвид. Он один из тех в этой семье, кто живет и дышит, ест и спит с мыслями о портновском ремесле.
Дэвид заразительно засмеялся:
– Это не совсем верно, папа. – Он откинулся на спинку стула, вполоборота повернувшись к Эмме. – Мы не шьем костюмы целиком. Мы раскраиваем и сдаем определенную часть костюма, положим, рукава, или борта пиджака, или лацканы, или спинки пиджака, а иногда и брюки. Мы кроим и шьем все, что только ни закажут нам на данную неделю большие фабрики.
Эмма, как всегда живо, поинтересовалась:
– Но почему так? Мне кажется, это странный метод. Разве не проще сшить костюм целиком в одной мастерской?
Дэвид ухмыльнулся:
– Нет, этот метод довольно необычен, но он не усложняет дела, потому что все очень хорошо организовано. К тому же так дешевле и быстрее. Используя этот метод, крупные производители могут изготавливать гораздо больше костюмов. Они на своих фабриках просто собирают из разрозненных частей единое целое. Эта идея была разработана маленьким портным-евреем по имени Герман Фрэнд. Она произвела переворот в легкой промышленности и способствовала тому, что Лидс стали отмечать на картах как крупнейший в мире центр по производству готового платья. И эта отрасль расширяется с каждым годом. – Его глаза заблестели от возбуждения. – Я утверждаю, Эмма, что портновское ремесло однажды сделает Лидс еще более известным и безмерно богатым. Это действительно так, и я собираюсь участвовать во всем этом.
– Вот такие у него мысли, у этого сына моего, – удивленно произнес Абрахам, с недоверием качая головой.
Эмма очень заинтересовалась, как всегда при упоминании о деньгах и новых идеях.
– А этот человек, Герман Фрэнд, где он почерпнул эту идею? Расскажите мне еще о нем, Дэвид.
– Кто знает, что натолкнуло его на эту мысль? – произнес он, пожав плечами. – Но это, несомненно, была идея, которая заработала. Так или иначе, а у Германа Фрэнда была своя маленькая мастерская, и он кроил и шил для фабрики Джона Бэррана, первого торговца готовым платьем, основавшего дело в Лидсе, как только Зингер изобрел швейную машинку. Это гиганты, и они, кстати, тоже неевреи. Фрэнд разработал систему разделения труда, когда работал на Бэррана. Он разделил пошив одного костюма на пять или шесть операций. Это сразу же снизило стоимость производства готовых изделий и, как я уже говорил, увеличило выпуск продукции. Это также означало, что Бэрран и другие крупные предприниматели, освоившие эту систему, могли теперь продавать костюмы по более низким ценам. Основным стал объем производства, и это сделало цену приемлемой для рабочего люда. Фрэнд стал наделять работой других евреев-владельцев мелких швейных мастерских, и эта идея обросла, как снежный ком.