Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович. Страница 18

– Новое поколение выбирает опьянение… – бормотал, озираясь, Служкин. – Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от «Амаретто»…

– Слушай, помолчи, – поморщилась Кира.

Но Служкин на всем скаку остановиться не мог. Они прошли в зал, сели, фильм начался, а Служкин все еще дребезжал:

– Многомиллионный город терроризирует маньяк-убийца, – подражая интонациям рекламного ролика, шептал он. – Полицейский-одиночка вступает в единоборство с бандой. Погони, схватки, каскад головокружительных трюков, настоящие мужчины и прекрасные женщины – все это в новом американском супербоевике «Мертвые не потеют». В главных ролях – неподражаемые Реп Паренн и Хруст Реббер…

Сюжет фильма был замысловат. Злобный Маньяк крошил всех подряд, носясь на мотоцикле во главе Банды. Банда гнездилась на верхнем Этаже заброшенного небоскреба. Лестницы в нем были взорваны. К себе на Этаж Банда попадала, прыгая с разгона на мотоциклах с крыши соседнего, тоже заброшенного небоскреба.

– Это главная художественная находка авторов фильма, – прокомментировал ситуацию Служкин.

Банда поймала Девку и изнасиловала ее. Причем сам Маньяк делал это, привязав Девку к мотоциклу и носясь по крыше. Потом Банда выбросила Девку вниз со своего миллионного Этажа. Девка, естественно, шлепнулась в машину с мусором и выжила. Девка пошла скандалить в полицию. А начальником полиции был брат-близнец Маньяка. Он Девку арестовал и хотел вернуть огорчившейся Банде, чтобы та все-таки прикончила Девку как следует. Девку охранял Лучший Друг Полицейского. Когда Банда пришла за Девкой, он в страшной Битве погиб, защищая жертву, но успел направить Девку к своему лучшему другу – Полицейскому. Девка застала Полицейского дома одного, он в слезах листал альбом с фотографиями Лучшего Друга.

– А по выходным он обычно ловит сачком бабочек, – развил образ Полицейского Служкин.

Полицейский был необыкновенно молчаливым и нелюдимым типом. Начальство он презирал, никогда с ним не разговаривал и всегда поступал вопреки приказам. Девку он ненавидел, а Маньяка вообще не считал за млекопитающее. Во всех случаях жизни он произносил только одно слово «Фак!».

– Сейчас Полицейский станет всех рубить в капусту, а начнет с самого наглого и мозглявого, – предупредил Служкин.

– Если ты уже смотрел, то дай и мне! – прошипела Кира.

– Разве бы я выдержал дважды прожевать эту ботву?…

Дело пошло по служкинскому прогнозу. Братец-Начальник упек Полицейского за решетку, а Девку отдал Банде. Маньяк повез Девку убивать.

– Дурак, – расстроился за Маньяка Служкин. – Ему надо было сделать пластическую операцию и сдаться русским. Может, и выжил бы.

Но Маньяк был глупее Служкина и жить совсем не хотел. Он привез Девку на свой пресловутый Этаж, опять раздел ее и привязал к «Харлей Дэвидсону», собираясь с Бандой повторить всю Программу. Тем временем Полицейский поднял в тюрьме Бунт, все там погнул и сломал и убежал, повиснув на шасси вертолета. Потом Нью-Йоркский воздушный флот начал биться с ним среди громад Манхэттена. Из горящего вертолета Полицейский спрыгнул на Этаж Маньяка. Свой геликоптер, потерявший актуальность, он направил на соседний дом, с которого Банда и прыгала в свое логово. Дом разнесло к едрене-фене. Пока Полицейский разделывался с Бандой, Маньяк быстро поумнел и решил удрать. Девка погналась за ним, напялив шлем, но ничем не прикрыв срама. Маньяк, Девка и Полицейский дружной стайкой долго носились по карнизам и балконам на мотоциклах. Наконец, Маньяк изловчился прыгнуть, как обычно, на соседний дом – а дома-то уже и не было. И он гробанулся о мостовую так, что оторвалась непутевая Голова. Голова, кстати, прилетела точно в машину Сенатора, который совсем запутался в близнецах и темных делишках и хотел взорвать Нью-Йорк атомной бомбой. А Полицейский пулей – конечно, последней – разнес колесо у мотоцикла Девки, которая хотела повторить полет Маньяка. Девка осталась жива и долго целовалась с Полицейским на фоне финальных титров.

Свет в зале зажегся, и публика, уважительно покрякивая, вразвалку двинулась к выходу.

– Ты мне испортил все удовольствие, – вставая, с холодным бешенством сказала Служкину Кира.

Служкин только стонал и держался за голову, волоча ноги.

Они вывернули из-за угла кинотеатра на площадку. Уже совсем стемнело – по-осеннему густо, мглисто, неровно. Синий неоновый свет передней стеклянной стены кинотеатра выпукло и однотонно выделял ряд блестящих автомобилей, похожих на клавиши рояля.

– Вон наш экипаж. – Служкин кивнул на будкинскую «вольво».

Кира неохотно взяла Служкина под руку.

И тут из темноты возле машины появилось пятеро каких-то типов. Трое остановились в стороне, один подошел к капоту, а еще один сунулся в открытое окошко, где светилась багровая искра сигареты Будкина. О чем была беседа, никто не слышал, но тип у дверки полез в окно рукой, чтобы открыть машину. Второй тип по-хозяйски уселся на капот.

Через мгновение тот парень, что лез в машину, вдруг растопырил руки, словно восклицая: «Да ба-а!…» – и задом сел в грязный газон. Дверка открылась, Будкин вылез и деловито съездил снизу в челюсть седоку на капоте – тот, мелькнув подошвами, кувыркнулся на другую сторону. От троицы отделился еще один боец, который добежал до Будкина, а потом резко развернулся и поковылял прочь. Он скрючился, выпятив зад и обеими руками скомкав в горсть штаны в паху – так отжимают плавки купальщики, не желающие раздеваться. Через миг вся компания исчезла в кустах.

Кира присвистнула и сощурилась, разглядывая Будкина.

– За что бился? – подходя, спросил Служкин.

– Парнишки номером автобуса ошиблись, – пояснил Будкин.

– Знакомься, старый пень: это Кира, моя… м-м… коллега.

– Очень приятно. – Будкин сдержанно приложился к ручке Киры.

– Ну, гони к цыганам, – распорядился Служкин.

– Я бы покаталась, – нейтрально заметила Кира.

– Э-э… – озадачился Служкин. – Я же отец семейства, народный учитель… Мне домой надо.

– А мне не надо.

Они втроем замолчали. Будкин грустно поглядел на Киру, тяжко хехекнул и отошел в сторону покурить.

– Ты что-то хочешь спросить? – поинтересовалась Кира у Служкина.

– Да, в общем, нет, – подумав, сказал Служкин и открыл перед ней переднюю дверцу.

Торжество

Который год подряд первый тонкий, но уже прочный зимний снег лег на землю в канун служкинского дня рождения, и Служкин, проснувшись, вместе с диваном поплыл в иглистое белое свечение, такое яркое и неожиданное после темных и тяжелых красок поздней осени.

Прямо с утра началась подготовка к празднеству. Надя сердито застучала на кухне ножом. Служкин на четвереньках ползал под кроватью с пылесосом. Пуджик, раздувшись огромным шаром, сидел в прихожей на полке для шапок и шипел на пылесосный шланг. Тата за письменным столом старательно черкала в альбоме цветными карандашами.

Потом Служкин носился из кухни в комнату с тарелками. Пуджик, напевая, в своем углу пожирал обильные селедочные обрезки, а Тата пыталась повязать ему на хвост свой бантик.

– Не понимаю, зачем каждый год устраивать такой кутеж? – недовольно ворчала Надя, шинкуя морковь. – Ладно бы еще – дата была круглая!… А так?… Лишь бы нажраться.

– Встреча с друзьями – это способ выжить, а не выжрать.

– Нашел друзей! Ладно – Будкин, он все равно припрется. А зачем с ним Рунева? Невежливо тащить с собой подругу, пока она не стала женой. И Колесниковых тоже зачем позвал? Они разве звали тебя на свои дни рождения? Ветке главное напиться, а муж ее вообще дурак, куда он нужен? Тем более они с сыном придут…

– Ну, не ругайся хоть сегодня, – примирительно попросил Служкин.

– Я вообще могу молчать весь день! – раздраженно крикнула Надя.

К трем часам они поссорились еще раз, но праздничный стол был готов. Надя и Тата поздравили именинника: Надя осторожно поцеловала и вручила набор из одеколона, дезодоранта и крема для бритья, а Тата подарила папе аппликацию – домик с трубой в окружении елочек. Служкин поднял Тату на руки и поцеловал в обе щеки.